Глава 10. Отповедь (1/2)

Вадим не понимал и не хотел понимать увлечений Макса и всех его знакомых. Боль раз и навсегда ассоциировалась у него с тем, с чем он боролся. И он бы ненавидел Макса, если бы тот не был тем, кто на своей спине вынес Вадима из-под обстрела. Дмитрий Павлович полагал, что Вадим приносит удачу подразделению, но сам он считал, что если бы не труд и взаимовыручка друзей, то любую удачу можно спустить в сортир. Потому Вадим звал Максима Викторовича Касаткина с позывным Кит-убийца другом. И принимал со всеми его недостатками и противными сердцу увлечениями.

Он позвонил ему сразу, как убедился, что Кай и Лель крепко спят.

– Привет, Кит.

– Ну, здравствуй, Тихе.

Помолчали в трубку. Поводов звонить друг другу у них никогда не находилось, хотя телефоны скрупулезно записаны. Их дружба, странная, проходила только на виду и при личной встрече. Потому, хоть Максим и ответил в своей спокойной манере, но легкую ноту удивления Вадиму удалось услышать: если бы звонок касался службы, он прошел бы на другой телефон.

– Максим, мне нужен совет. Личный. По твоей части. Я хотел бы встретиться у тебя в клубе без лишних ушей.

Вадим прям чувствовал, как завертелся ворох вопросительных знаков над головой его собеседника на том конце провода. Для Максима не было секретом отношение Вадима к БДСМ. И вот он сам предлагает встречу в элитном клубе, владельцем которого является Макс, да еще употребляет в просьбе слова «личный совет» и «по твоей части». Но вопросы могут подождать до встречи, поскольку собеседник прямо намекнул на нетелефонность разговора.

– Насколько срочно?

– Вчера.

– Через час буду на месте и останусь до утра. Подъезжай в любое время.

– Жди.

Машина Вадима смотрелась на парковке перед клубом чужеродно и непривычно. Тут каждый норовил блеснуть маркой и моделью, новизной и бабками. Клуб не из дешевых, посетители ему соответствуют. Однако сегодня очередь, ждавшая своего часа проходить фэйс-контроль, с легкой завистью смотрела на простого мужика в рубашке и потертых джинсах, которого пропустили при первом предъявлении паспорта. Охрана знала свое дело, лентяев Максим не держал, о его визите предупредил заранее.

Сотрудник клуба в форменной одежде… точнее «раздежде», как называл это явление Вадим, проводил дорогого гостя коридорами, минуя зоны, где происходящее могло ударить по его и так побитой психике. Всю дорогу он старался не пялиться на покачивающиеся впереди него бедра, украшенные трусами с дырой на ягодицах, ноги в чулках, высокие сапоги со шпорами и широкий ошейник, закрывающий все горло целиком и часть подбородка. Особенно добивало то, что обладателем «костюма» являлся вполне себе прокаченный мужик. Опытным взглядом Вадим оценил мышечный корсет. Такого не сделаешь в тренажерке за два раза в неделю. Сойдись они в спарринге, еще неизвестно кто вышел бы победителем. И чулки тут играли скорее в пользу их обладателя, выбивая Вадима из колеи уже сейчас.

– Я позову хозяина, – сказал мужик, пропуская гостя в кабинет, – Что-нибудь выпить?

– Светлое пиво, ноль три. Спасибо. Курить можно?

– Да, господин. Напиток сейчас будет.

Вадима покоробило от слова «господин», а еще от того, как гора мышц неслышно проскользнула мимо него в комнату, едва потревожив воздух. «Интересно, он уже ушел со службы и потому может себе позволить проводить время в таком виде или скрывается?» В том, что незнакомец знает, что такое бой не только по кино, Вадим уже не сомневался. Мужчина устроил на низком столике изящную черную салфетку, вышитую серебром и красивую пепельницу из натурального камня, глубоко и изящно поклонился и покинул комнату. А Вадим выдохнул и уселся на кресло.

Максим появился быстро, крепко пожал руку, по-мужски обнял и сел напротив, излучая ожидание, настороженный как легавая перед прыжком на расслабившуюся утку.

– Я не знаю, что меня сейчас больше настораживает: сам факт твоего наличия в этом кресле или то, что ты пришел не просто так, – усмехнулся хозяин кабинета, разглядывая посетителя. Усмешка быстро уступила место тревожному ожиданию. Тихе-удача еще ни разу на его памяти не выглядел так нервно.

Открылась дверь, перед Вадимом поставили его стакан с пивом. Он выпил его в три глотка, собираясь с духом.

– Я сейчас тебе кое-что расскажу. Не перебивай.

– Излагай, – повел широким жестом Максим, откидываясь в кресле.

– Ты в курсе о взятии нелегального борделя с детьми недели две-три назад?

– В курсе. В газетах писали. До меня дошли слухи, что большую часть сброда там же и прикопали.

– Верны твои слухи. Некоторое время до этого со мной связался Бугор и предложил поучаствовать…

Вадим рассказывал все максимально подробно, вплоть до собственных ощущений, выводов. Не стал скрывать реакций подопечных и собственных. Даже про интимный момент между ними рассказал, буквально заставив себя. От сцены в комнате веяло личным, Вадим не считал себя вправе, но сейчас может оказаться нужной каждая деталь. Максим курил и хмурился тем больше, чем больше подробностей всплывало.

– В дерьме ты, Тихе, – подвел он итог.

– Знаю, Кит. Потому и пришел за советом.

– Нет. Не знаешь. Ты не потому в дерьме, что ситуация сложная. А потому, что взялся за дело, в котором нихуя не шаришь. Я согласен с доктором. С Демьянычем твоим. Пацанов надо поместить к специалистам.

Вадим резко подался вперед, снеся кружку и пепельницу со стола.

– Я там был, Кит. Я знаю, что такое психушка! С ними повозятся, попытаются, а после посадят на препараты. Алексеич охуенный врач, но у него, как у любого врача есть протоколы. Я видел тех, с кем не удалось справиться. Да, они пытаются, седьмое хорошее отделение, Алексеич бьется до последнего. Но те, кому его лечение не помогает – это овощи, Кит. Баклажанчики на ножках. Доживающие, а не живущие. А у этих мальчишек еще даже четверти жизни не прошло!

Максим закурил.

– Я понимаю твой порыв, Тихе. И твое звериное чутье на людей знаю. А теперь позволь мне, как специалисту, раз ты пришел именно ко мне, показать иную сторону медали. Детский возраст это не шутки. Ты читал «Маугли»?

– Его все читали.

– Не все, но это опустим. Не все знают, что такие случаи были в реальности. Звери, выхаживающие человеческих детенышей, не вымысел. И были случаи, когда этих детенышей пытались вернуть в социум. Знаешь, чем это кончалось?

– Нет.

– Ни одного удачного случая социализации. Они дохли. Дохли рано. Не выходили за определенный уровень развития, он оставался детским. Ранний возраст имеет колоссальное значение. Примеры и привычки из детства имеют значение. Именно потому годами бьются социальные группы за то, что можно или нельзя демонстрировать детям, пишутся научные труды, ищется идеальный способ воспитания, собирается статистика и изучается психология. Это действительно очень сложный вопрос. У тебя на руках сейчас двое детей с судьбой Маугли, выживших среди хищников. И говоря «дети» я говорю не о биологическом возрасте. Особенно это касается твоего Леля. Рабство с четырех лет – хуже не придумаешь. У Кая еще есть шансы. Но прежним не станет уже ни один из них. Слово «нормальность» можешь убирать из лексикона прямо сейчас. Равно как и надежды на то, что они успокоятся, подучатся и въедут в реальный мир со свистом. Ты взрослый человек, прошел лечение, но до сих пор ловишь откаты от прошлого. Это же случай совершенно иного порядка.

Вадим хлопнул ладонями по столешнице.

– Они не психи, Кит. Нельзя бросать в психушку за неумение сходить в сортир, если до этого никто не потрудился научить, как это делается. Ты легко говоришь, но ты не видел их, не общался. Это зашуганные котята, а не неадекваты.