Глава 1 (2/2)

Оба дают обещание. Они благодарят и обнимают отца, а тот хлопает их по плечам. Крепус предупреждает, что это мечи не на повседневную носку, а фамильные реликвии, и просит относиться к ним с должным уважением. Подобные реликвии достаются из антикварного хранилища лишь по праздникам и таким значимым дням, как этот, а после торжеств убираются обратно.

Кэйа привык: в этом доме нет ни одной вещи, которую он мог бы назвать по-настоящему своей. Дилюк привык меньше, поэтому он дуется и просит, чтобы отец позволил им полюбоваться мечами до конца дня, попробовать их в деле.

Крепус не жадничает. Получив его согласие, Дилюк хватает Кэйю за руку и говорит, что им нужно скорее испытать подарки на тренировочном поле неподалеку от поместья. Кэйа устал после турнира, но радость Дилюка заразительна, и он следует за ним.

Тренировочное поле находится у опушки леса. Кэйа еле волочит к месту ноги и всё ждет, когда Дилюк вызовет его на бой, но тот никак не налюбуется мечом.

— Даже немного жалко им биться...

— Давай уже, — Кэйа пихает его плечом. — Сам ведь хотел.

— Ха... — Дилюк убирает от рукояти ладонь и поворачивает её кверху, а потом проделывает то же самое с ладонью Кэйи. На коже видны шрамы от их клятвы братства: тоже парные. — Всё-таки славно, что эти мечи выкованы вместе.

Они оба выходят на середину тренировочного поля и встают в стойки. Дилюк нападает первым, Кэйа парирует удары. Они у Дилюка медленные, но мощные; из-за этого Варка советовал ему больше упражняться с двуручным мечом. Сам Дилюк предпочитал сражаться одноручным, но как было не последовать совету самого магистра?

Дерутся они скорее понарошку, опасаясь за сохранность фамильных реликвий. Мечи по ощущениям легкие и прочные, сделаны из добротной стали, и всё же отец не погладит никого из них по голове, если заметит на мечах сколы или царапины.

Кэйа отшатывается назад, когда Дилюк делает последний выпад. Его лоб взмок, и дышит Дилюк тяжелее обычного — тоже выдохся после турнира, да и в стёганке жарковато. Он подходит ближе, утыкается лицом в плечо Кэйи. Меч повисает в руке и касается земли.

— Ты чего? Биться устал?

— Тяжело, — бормочет Дилюк ему в шею, и Кэйа знает, что он говорит не о весе меча, не об усталости из-за турнира. — Кэйа...

— Мм?

Дилюк напирает на него всем телом, заставляет пятиться назад, пока спина Кэйи не прислоняется к стволу дерева. Оба меча мягко падают на землю.

Наверное, для Дилюка — это неслышный протест против отца среди глуши тренировочного поля, куда тот точно не заглянет. Для Кэйи это ребячество. В коллекции его семьи были мечи из лунной стали; с рукоятями, украшенными жемчужинами подземья; с ножнами, расписанными первым мастером королевства. Ценность ценности рознь.

— Ты таким красивым был на турнире, — бормочет Дилюк, перебирая пальцами короткие волоски на его шее. — Хорошо, что мой поединок не шел следом, а то я не смог бы сосредоточиться.

Раз в семь лет два лучших рыцаря Каэнри'ах бились насмерть. Когда Кэйа спрашивал отца, зачем это, тот отвечал, что так искореняется слабость.

— Ты тоже был хорош.

— Ага... Отец аж растрогался.

— Ты чего?

Вдруг Дилюк робко лезет целоваться, и Кэйа недовольно открывает рот. Он — тоже часть протеста, даже если он сам согласился на это. Пальцы Дилюка скользят по его бокам, давят так, что Кэйа чувствует сквозь стёганку. С ним можно не обращаться, как с реликвией. Брат, но не полнородный. Семья, но не по крови.

— Давай сломаем эти мечи, — бормочет Дилюк между поцелуями. — Или закопаем в лесу.

Дилюк этого не сделает — ему просто хочется об этом поговорить. Точно так же он не возразит отцу, не предаст ожиданий. Лучше будет втайне зажимать Кэйю у дерева и ночами красться в его спальню. Это единственное предательство, которое он может себе позволить, но даже оно похоже на утешение. Кэйа нуждается в нем не меньше.

— Ты это несерьёзно.

— Когда-то же надо быть серьёзным, — говорит Дилюк сквозь зубы, и Кэйа знает, что в следующую секунду они царапнут его шею. — Хоть раз.

Хоть раз не оправдать ожиданий, хоть раз не изображать идеал. Просто непозволительная слабость.

— Тогда скажи отцу, что на этих мечах даже тренировочный бой не проведешь, ужас. Прямо-таки ржавые безделушки, а не реликвия на века.

— Не хочу врать. — Ладонь Дилюка замирает на его бедре. — Мы всё равно должны вернуть их обратно.

— Тогда не говори глупостей. — Кэйа игриво щиплет Дилюка за щеку, а потом выворачивается из его рук. — Я вот с детства приучен возвращать то, что мне не принадлежит.

Он склоняется, подбирает мечи с земли. Меч Дилюка упал в траву, а меч Кэйи угодил в грязь и слегка испачкался. Он ищет, чем бы его протереть — в таком виде Крепус меч не примет, — оглядывает тренировочный лагерь, но Дилюк находит тряпку первее него и подает Кэйе.

— Они теперь наши, вообще-то, — бормочет Дилюк.

— Наши, — Кэйа кивает. — Можем в любой момент полюбоваться на них через стекло в хранилище антиквариата.

Дилюк поджимает губы, явно что-то хочет ответить, но лишь молча повторяет за ним и тоже протирает свой меч тряпкой, хотя на нем нет грязи.

Кэйа вспоминает набор расписных оловянных солдатиков, которых Крепус как-то подарил Дилюку на День рождения. Тот до сих пор жалел, что сразу убрал их в футляр и продолжал играть старыми фигурками; он только любовался новыми солдатиками вместо того, чтобы ими играть, а теперь уже неинтересно: прошло время игрушечных сражений.

Безымянный офицер Кэйи с потрескавшейся краской до сих пор запрятан в ящике его стола.

Он касается рукой зацелованных губ, пока Дилюк не видит. Кэйе любопытно, что станет с ним, когда пройдет его время, но к этому мгновению он готовился с тех пор, как переступил порог поместья.