Глава 60. Малахитова (1/2)

сентябрь, 2021 год, Тополинск</p>

В Тополинской квартире всё осталось по-прежнему, разве только часть старой советской мебели заменили на новую да сделали косметический ремонт. После смерти бабушки Наташа приезжала сюда только на похороны. Перед глазами стояла зимняя почищенная тогда ещё регулярно ходившим грейдером дорога, по которой медленно двигался погребальный кортеж. В Наташином детстве похоронная дорога угадывалась безошибочно по разбросанным следом за катафалком еловым лапам. Теперь бабушка покоились в одной оградке с дедом на усеянной могилами Голой горе у леса, отлично различимой из трёх выходящих на восток окон.

Сентябрь стоял тёплый, жарило солнце бабьего лета, и чуди за окном, примостившиеся на раскидистых ветках высоченной берёзы, казались не более, чем сном. Наташа даже зажмурилась, на миг обманувшись, что она снова маленькая девочка, которая приехала в гости к бабушке. Что они снова будут ходить по сосновому бору за железной дорогой, баба Даша расскажет о лекарственных травах, а Наташа наловит лягушек, которых выпустит после объяснений, что болотце с жёлтыми калужницами — их дом.

Но чуди так и остались прозрачными привидениями среди листвы, а целебная вода Чаган-Узун напомнила о себе тяжестью папиной фляги. Духи источника не препятствовали Наташе, и она с замиранием сердца набрала леденющую воду ключа, бьющего прямо из скалы. Какая ирония, что источник располагался на оживлённом Чуйском тракте, а рядом на берёзку повязывали чаломаа<span class="footnote" id="fn_32220329_0"></span> все, кому не лень.

«Матерь-Земля, пусть твоя Белая вода поможет Адаму. — Наташа крепко сжала крышку фляги, на миг испугавшись, что вода могла пролиться по дороге: чуди несли их похлеще трёх белых коней. — Продержись до моего возвращения».

Наташа снова полезла за смартфоном и набрала Маргариту Алексеевну, которая, как назло, не отвечала, хотя в Балясне было уже позднее утро. Психанув, Наташа бросила телефон на диван. Вот так всегда: когда сама не отвечаешь на звонок, тебя сожрут, а когда вопрос жизни и смерти и кто-то не берёт трубку — а что такого? Подобный загон был у Адама, но сейчас Наташа больше всего хотела, чтобы это продолжилось, а не кануло в Лету.

Щелчок чайника заставил Наташу вернуться в реальность. Илья хозяйничал на кухне, раскидав упаковки с лавровым листом в поисках кофе, а Ольга тихо ругала его за самоуправство. Илья не особо ярился в ответ и сделал кофе для всех — рассечённая губа подкравливала. Собравшись с духом, Наташа открыла духовку и загремела железными противнями.

Пусто. Только луковая шелуха, яичная скорлупа, деревянные ручки от старых сковородок и куча подобного хлама. В поддувале тонким слоем лежала зола, а в горниле белели бычки от «Максима», некстати напомнившие Наташе Алёнку Антонову. Серьги Малахитовых не было.

Отчаяние хлынуло в душу, Наташу затрясло. Перед глазами пролетело всё самое плохое, что может случиться, рыдания заполнили грудь, да так, что показалось, будто треснули рёбра. Дёрнувшись, Наташа заплакала и принялась остервенело разгребать золу руками. От движения затвердевших пластов из дымохода вывалилась маленькая железная коробочка.

Жуть откатилась, горячее неверие напополам со стыдом залили сердце, и Наташа, вцепившись в подпаленную коробочку, открыла её. Внутри на вытертой бархатной подложке лежала крупная медная серьга в форме вороньего крыла с впаянным в центр неогранённым малахитом.

— Второй раз в жизни её вижу, — раздался сзади мамин голос. — Когда в руки брала, вообще ничего не чувствовала.

— И что теперь делать? — Наташа вытерла слёзы и с сомнением уставилась на серьгу. В голове не укладывалось, что это простецкое не самое изящное украшение пережило мамонтов и последнее крупное оледенение.

— Надевай.

— А мне отцовского перстня не видать теперь, как собственных ушей, — пробурчал Илья, втихаря набивая карманы конфетами и печеньем квартирантов. Тех не было дома, но Ольга предупредила, что она заглянет. — Яхонтов его заграбастал.

Наташа ничего не ответила, только осторожно вынула серьгу из бархатного ложа. Медь тускло блестела на солнце, а малахит играл грубыми гранями, тая в глубинах тёмные и светлые переливы. С замиранием сердца Наташа сняла собственную серёжку и, не с первого раза попав швензой в прокол, вдела в ухо железное крыло.

Её снесло потоком нахлынувшей силы, точно прорвало плотину. Дыхание перехватило, а следом воздух ринулся в лёгкие, да так, что закружилась голова. Сознание на миг затуманилось, а затем стало ясным-ясным, как кристалльно чистая вода Озера горных духов. Наташа стояла ни жива ни мертва, пробуя на вкус силу Малахитовых. Древнюю, как Низкий Кряж, ровесницу старых шаманов. Точно ветер и капли дождя разлились по жилам вместо крови.

Так вот, что значит быть стрибогом... И как теперь становиться ветром? Это во сне всё само по себе происходило, а здесь?..

Ярослава Ростиславовна говорила, что при отсутствии отца, наследнику рода выдают духа-наставника. Интересно, а ей, колдунье-не-колдунье, ведунье с посохом, вообще кого-то дадут?..

— Наталия!

Она резко обернулась, а мама и Илья уставились в стену, явно никого не видя. Перед Наташей возник едва ли не из витавшей в воздухе золы мужчина. Среднего роста, лет тридцати пяти, с шапкой светло-русых волос, тёмно-зелёными глазами, узким лицом, он был одет в вельветовые брюки, туфли, белую рубашку, чёрный галстук и брусничный вязаный пуловер.

— Здравствуйте, — не своим голосом произнесла Наташа. — А вы кто?

— Действительно, прошу прощения, забыл представиться, — приложил ладонь в груди незнакомец. — Я — Ефим Егорович Малахитов. Ветрогон и, по совместительству, ваш дедушка. Коль уж вы — единственная живая представительница Малахитовых, род определил меня к вам в наставники. Спрашивайте всё, что вам интересно, Наталия, постараюсь быть полезен.

— А. — Наташа ошалела от многословного витиеватого приветствия. А дед Ефим, оглядевшись, уселся за стол между мамой и Ильёй. Глянул на дочь и произнёс:

— Ольга, по иронии судьбы, не похожа ни на Нехлюдовых, ни на Малахитовых. Это сыграло на руку Евдокии, когда я скоропостижно скончался от энцефалита. Очень агрессивная форма. Даже Истык Каргина с дочкой Айнурой — сильные шаманки, могучий ведовской род, не сумели меня исцелить. Благодарю Стрибога, что руки у Путяты Добрынича до Карасукска после моей смерти не дошли, а то хитрая куница всё подмечал и везде совал свой нос.

«Какой душнила», — подумала Наташа, а вслух спросила: — Ефим Егорович, дедушка, а Ольга и Илья вас не видят?

— Наставника от рода видит только ученик, — развёл руками дед Ефим. — Скажу прямо: всего второй раз в истории колдунье выделяют наставника. Ярус небесных колдунов в посмертье будоражит!

— А кто первая? — Наташе стало интересно и малость обидно: и тут тоже она не первооткрыватель.

— Александра Малютична Яхонтова, — изрёк дед Ефим. — На общем собрании род Яхонтовых решил, что Малюта Златович после всех злодеяний — присвоении посохов ведуний Балясны и убийства тамошних ветрогонов с последующей кражей силы и кабалением духов, умерщвление наследника, тянет на развоплощение. А ещё мальчонку этого, спортсмена, угробил... Другим словами, род отрёкся от него.

— Так ему и надо! — вырвалось у Наташи. Смутившись, она добавила: — Ужас какой.

— Не то слово, — подтвердил дед Ефим. — Но хватит другим кости мыть. Поговорим о вас. Будете принимать силу?

— Да, конечно. — Чувствовалось, что даже скажи она «нет», пресловутый род не оставит ей выбора. — Что надо делать? — А ведь она говорила те же самые слова бабе Даше в далёком июльском сне...

— Найдите высоту, произнесите «Сатнам» и прыгните, — проинструктировал дед Ефим. — Вы уже знакомы с волшебством, так что всё почувствуете.