Глава 56. Воспоминания о былой любви (2/2)
«Сущность Воеводы жила в тебе всё время, но спала?»
Происходящее с трудом укладывалось в голове, как Ярослава ни старалась. Она знала, что у небесных колдунов представители рода воплощаются в срединном мире по несколько раз. И новое воплощение не ведает о воспоминаниях предыдущего. Но порой особо провинившегося представителя род развоплощал, растаскивая в клочья, а другие души урывали себе части силы. И вот тогда, если верить старикам-алагумни из города шаманов, новое «смешанное» воплощение могло унаследовать куски памяти и характера предыдущего.
«Да. Но он так хотел покоиться с миром. Странные подии, так хотят умереть».
«Потому что если много грешат, то остаются в мире истлевать заживо чудью белоглазой. Это их Макошь прокляла после того, как Полководец объединил небесных колдунов после разлада Неба и Земли».
«Этот пидор и Белоярова сына Светозара морально сломил и в кабалу загнал, — мрачно отозвался Генрих. — Отвага Баженович его звали. А на флаге — синий яхонт».
Ярославу заколбасило. До неё только сейчас окончательно дошло, что Колдун-Левой-Руки из «Легенды о воронах» и Полководец из «Баллады о Золотой Земле» — один человек. Первый Яхонтов.
«Пидор — это состояние души или?..»
«Или. Его дружок Ясен — первоклассный лучник и неплохой ветрогон, смертельно ранил Дарию. Белояр метнул в него молнию, но не попал».
И вновь Ярославу утянуло на мережку, и выбросило в разгар боя. Не такого красивого, как в кино, а настоящей мясорубки, где кроме мечей и топоров в ход шли развеивания, молнии и огонь. Павшии подии и мании лежали вперемешку, кровь заливала подёрнутую инеем дымящуюся от жара тел землю. Кишки и отрубленые конечности градом усеяли поле битвы. В вышине среди мрачных снеговых облаков вихрились смерчи, относимые потоками управляемого подиями природного ветра.
В стеганном кафтане, кольчуге и доспехах Дария билась бастардовым клинком с даждями и насылала поднятых мертвецов на прыгающих блохами скоморохов. Ветра стрибогов перемалывали зомби в кровавую кашу из плоти и костей, и Дарии приходилось обходиться мечом и побегами эхиноцистиса, оплетавшими противников.
В следующий миг из разрыва в облаках прилетела стрела. Под смертоносный свист соколиного оперения она вошла Дарии под сердце. Княжна рухнула, как подкошенная, а в небе на мгновение частично развихрился белобородый стрелок в шлеме, закрывавшем левую половину лица. Глаз он потерял, когда отряд подий в самом начале войны напал на его семью.
— Будь ты проклят! — заорал вне себя от горя Белояр, бросаясь к наречённой. — Будьте вы все прокляты! Ты и весь твой род! Не знать тебе ни сна, ни покоя!
Боль Белояра была так сильна, что Ярославу выбросило из этого видения и тут же перекинуло в другое. Всё тот же Воевода, только исхудавший и с ненавистью в глазах, вновь сражался с маниями. Он встал на колено, оперевшись на меч, и тут заприметил в небе убийцу своей наречённой.
Белояр вскочил, пустил молнию в Ясена, но промахнулся. И тут же на землю рухнул огромный смерч. Белояр метнул ещё молнию. Его силы были на исходе. Впрочем, и развихрившийся Полководец Отвага больше не становился ветром. Сверкая алыми глазами и вращая клинком, он двинулся на Белояра.
Противники яростно сражались, но Отвага теснил измождённого Белояра к горе трупов. Из последних сил отбивая атаки Полководца, Воевода вскинул руку и запустил в противника молнию. Отвага успел увернуться, но удар пришёлся в правую кисть. Заорав от боли, Отвага уставился на обуглившуюся на глазах до самого плеча руку, в судороге продолжавшую сжимать меч. Белояр увидел смятение противника, ринулся вперёд, занеся клинок для удара, но Отвага неожиданно перебросил меч в левую руку и снёс Воеводе голову. Усмехнулся кровью в всклокоченную бороду, а сам рухнул на гору трупов, тут же засыпанный повалившимися с неба недоразвеянными подиями.
В следующий миг мережку заволок туман и выбросил шаманку в мрачном подвале. Гигантский зал раскинулся насколько хватало глаз, с низкого потолка свисали старые светильники, в которых горели стеклянным пламенем свечи из Атлантиды.
Зал был заставлен сундуками с золотом, самоцветами и редкими минералами. На веревках висели пучки чародейских трав. Малопонятные, жуткого вида и непонятного предназначения артефакты громоздились разномастными, но стройными рядами.
И среди всего этого колдовского богатства на гранитных постаментах стояли два адамантовых саркофага с куполами из горного хрусталя. Поверхность потускневшего от времени металла покрывали петроглифы, едва заметно подсвеченные голубоватым пламенем. Над саркофагами стояли понурые Генрих и Тамара. Погребены были они же.
Лицо Белояра в саркофаге, как две капли воды похожее на лицо Генриха, обрамляла густая золотистая борода с вплетеными в неё шаманскими бусинами. Тёмно-синие глаза были закрыты, густые брови придавали лицу благородный вид, а могучую шею пересекал шрам со стежками в запёкшейся крови. Черноволосая чуть смуглая Дария напоминала индийскую колдунью яркими чертами тонкого лица. Оба наречённых сжимали в руках свои мечи.
Давно Ярославу так не накрывало. Пожалуй, со времен экспериментов с дикими травами, которыми они баловались с Алтаной Хопкогир в городе шаманов. Ярослава увидела дохрена событий давно минувших дней и пока не представляла, как уложить всё это в голове. И тем паче применить на практике.
«Что случилось?» — забеспокоился Генрих.
«Я видела слишком много дерьма, — призналась Ярослава. — У тебя воспоминания Белояра очень яркие».
«Я каждую ночь вижу такие сюрреалистичные сны, — поделился Генрих. — Золотую Землю, какой её помнил Белояр, Алтын-тобрак и бедного осиротевшего Светозара — такой ясноглазый паренёк, мальчишки наши наверняка на него похожи будут. У подий такие хорошие улицы были, гранитом вымощенные. И климат был такой мягкий перед самым оледенением. Белояр любил отправляться в горы, где у горячих источников росли экзотические растения. Эхиноцистис привезла с Востока мать Дарии и Дараха, но я её не видел. Слышал только, что она какая-то странная. А другие растения выращивали духи природы. Морены и Мать-Земля их любили. Представляешь, там даже пальмы росли!»
Ярослава смотрела на Генриха и больше всего на свете ей хотелось больше никогда с ним не видеться. Ни ему, ни ей это было не нужно. У него были близнецы от Тамары, Злата от Алтаны и ещё сын от первой жены, у Ярославы — Инесса, Айвазов, Айу и Сева. А в довесок ещё Рита с Наташей. И Яхонтов для полного счастья.
Любовь к Генриху была давно и прошла. Он, наконец, воссоединился со своей наречённой, а Ярослава... В конце концов, истинные совершенно не обязательно любят друг друга до смерти. А наследница у неё есть. Пусть без дара, но она любит Инессу.
Ярослава попрощалась с Генрихом, заказала обед — после видений дико захотелось есть — и закурила «Приму». Время утекало сквозь пальцы золотым песком, а Ярослава ничего ещё не сделала. И куда подастся Наташа со своей голубой травой?
Оставалось одно. Попытаться самой освободить Адама.