Глава 54. Тиронов (2/2)

— Подростковая спесь! — Тиронов звонко припечатал себя ладонью по лбу, да так, что на коже остался красный след. Но Ярослава чётко уловила, что он хотел сказать «Славкина». — Ну куда он на рожон лезет! Яхонтов его как щенка раздавит. Вот куда ты смотрела, Ярослава Ростиславовна?

— Нэ сможэт Яхонтов эго развэять, — зловеще произнесла Ярослава, чувствуя, как всё внутри скручивается кендырной нитью.

— Это такая провокация? Или розыгрыш? — криво усмехнулся Тиронов. — Плохо, Ярослава Ростиславовна, садись, два.

— Ты про Айвазова расскажи. Вмэстэ покумэкаэм, чэрнобог он или нэт. Очэрэдь до тэбя ужэ дошла. И до всэх дойдёт, кто наказаниэ исполнил и друга прэдал. — Ярослава прикусила язык. Сыпать предсказаниями она сейчас точно не собиралась. Но Тиронов уже завёлся, стараясь отвлечь гостий от цели визита:

— Ты мне только смерть не пророчь. Смотрел я на неё уже, сыт по горло! — отрезал он. — Вообще мне к детям надо. У них режим. А про Иську забудьте. И к Яхонтову не пускайте. И чего это твоя рыжая подруга молчит? — Он сменил гнев на милость и подмигнул Рите.

— Рыжая замужем. Счастлива, — отозвалась та, а у Ярославы от её тона волосы встали дыбом. Ничего особенного, но вибрация голоса напомнила шаманские песнопения, вводившие в транс без саган-дайля. — Расскажи нам, Сева, всё, что знаешь про Илью!

Голос Риты гулким трубным эхом заполнил комнату. Разлился, словно звон колокольчиков, которыми чукчи и эрси отгоняли келе во время путешествий за пределами срединного мира. Ярослава поглядела на Тиронова. Тот выглядел как обычно, но в его глазах она увидела немое удивление и непонимание, что происходит. На мгновение, а затем он начал рассказ, не осознавая, что его только что зачаровала птица Сирин.

— Я не смог убить Иську по приказу Яхонтова. Не смог. Всеслав письмо мне написал, просил позаботиться о сыне, если с ним и Ачи что-то случится. — Тиронов на миг отвернулся, а затем продолжил: — Я отправил духов за кровью молодого оленя и замесил её вместе с вещами Иськи, а его самого под именем Илья Каримович Айвазов оставил в детском доме в Переярске. — Ярослава расстроилась от укола совести: Всеслав часто называл себя Каримом. И его сын при живой тётке скитался по чужим людям. Ярослава не пожелала бы этого даже врагу. — Я старался почаще навещать его. Не мог я, бабоньки, забрать Иську к себе насовсем, не мог! — с горечью воскликнул Стрый. — Его бы Малюта тогда в два счёта нашёл и меня заодно прикончил. Снова. Так и мотался к нему, а Иська между тем вразнос пошёл. — Тиронов пуще прежнего забарабанил по столу. — Дрался, убегал. Защищался, как мог. А потом в переярском детдоме воспитательница померла, и Иську тут же перевели в Новосвирьск. Я долго думал, почему так совпало. Старался мысли нехорошие отгонять. А потом Иську летать учил. Да всё без толку, совсем шаманская кровь стрибожью в нём загасила. Славка, конечно, летал тетеревом, но Иська совсем наковальня. Над заливом в Невике сто раз пробовали, так он не в небо, а в воду падал. — Тиронов покачал головой. — Хороший он парень, только дерзкий. А подростком стал совсем неуправляемым. Уходил, бухал, как ещё живой остался. Я его в Невгородский интернат для одарённых детей еле пристроил, но там Иська за ум взялся. Гонору не убавилось ни грамма, но хоть дело пошло. Туризм ему понравился, стал помогать инструкторам ребят водить на горные маршруты. Помогал, защищал. Теперь вот хочет быть археологом, как отец. Я Иську со стариком Памятовым свёл, тот его к вам в экспедицию и отправил. — Он замолчал и, очнувшись от морока, вытаращился голубыми глазами на Риту. — Ты не ведьма! Что ты такое? Я вам сейчас все секреты разболтал, ёшкин кот!

— Дальше нас не уйдёт, — заверила его Рита. — А кто я... Тебе оно надо, Всеволод Глебович?

— И то верно, — согласился Тиронов.

Он разом потерял к Рите интерес и глянул на Ярославу. Она мысленно вздохнула: знала этот взгляд. Но не стала пока обнадёживать Севу и произнесла:

— Айвазов совсэм нэ лэтаэт? Хотя бы вэтром быть можэт?

— Ничего не может! — закручинился Сева. Он понял, что уже всё разболтал и скрываться бессмысленно. Да и, судя по мережке, Ярослава с Ритой внушали доверие хитрому Стырю. — Это ты к чему сейчас?

— Он — чёрный шаман шаманов, Сэва, — негромко произнесла Ярослава. — По-вашэму, колдовскому, чэрнобог.

Сомнений уже не осталось. Сева с его талантом тренера мог научить сносно летать даже самого слабого ветрогона. И если у него не получилось поставить на крыло Айвазова, то только потому, что парень не был стрибогом. Но Сева не захотел услышать Ярославу.

— Типун тебе на язык! — возопил он. — Ты что такое говоришь! Совсем вы там в Сибири своей шаманской травы обкурились! Чернобог! Это надо ж! Да ёшь твою медь! — С размаху звонко хлопнул себя по лбу и на миг притих, но достаточно, чтобы Ярослава это заметила. А затем резко сменил тему, окликнув тут же показавшегося тёса: — Мохад, Мохадушка, слетай, сообрази нам, как положено. — Дух тряхнул блондинистыми локонами и сгинул, чтобы вернуться с парой тёмных бутылок. — Вы, бабоньки, к домашним наливкам как относитесь?

— Относимся, — благодушно отозвалась Рита, притворившись, что не заметила уловки.

— Не заговоренные, не переживайте, — комментировал Сева, разливая ароматную настойку по стопкам. Мохад быстренько сообразил закуски, проворковав над ухом Севы «любимый». Вот что значит избалованный среднеполосный тёс, не то что сибирские аскеты. — Чистое природное сырьё.

— Да, водку делала однозначно ключница<span class="footnote" id="fn_31547107_2"></span>, — сообщила Рита, опрокинув в себя стопку и закусив сыром.

Ярослава мысленно хлопнула себя по лбу, как Сева. Среди колдунов бытовала присказка: «Не пей с Тироновыми!» На каждый Верховный Шабаш эти ветрогоны тайком притаскивали самогон и беззастенчиво спаивали гостей из-под полы. Ярославу, как до поры до времени старшую шаманку Карасукской республики, приглашали на шабаши регулярно, и она не понаслышке знала убойную силу Тироновских наливок. Вот только предупредить Риту забыла. Хотя той после ПалПалычевской медовухи всё было нипочём. А Сева уже разлил свои коренные «всем по стопейсят».

— Руки-то откуда надо растут! — радостно воскликнул Стрый, стреляя глазами в Ярославу и пялясь на её грудь. — Спою я вас, бабоньки. — И снова вперился голубыми глазами в Ярославу.

— Мы — геолог и археолог, так что кто кого ещё набухает — вопрос открытый. — И Рита после небольшого перерывчика приняла вторую стопку.

Наливка у Севы была действительно убойная. Солнце клонилось к закату, а Ярослава не помнила, сколько выпила. Рита рядом с ней держалась молодцом, после второй цедила стопку, незаметно обходя следующие порции. Но прекрасно изображала захмелевшую. Севу этот спектакль вполне устраивал. Он рассказывал забавные истории с соревнований ветрогонов, подливал Ярославе выпить, но сам приговорил даже меньше, чем Рита.

Ярославу разморило и почти убаюкало. Она слушала Севу и чувствовала, что улыбается донельзя глупо. Ядрёная самогонка, айна возьми! Убойней на её памяти была только медовуха ПалПалыча в Мамонтовке в двухтысячном году.

В памяти всплыли дымные от горящих лесов вечера, тихие улочки опустевшей деревни, ярко-жёлтые рапсовые поля, далёкие отроги Пестрых гор. Сладкий запах медовухи, жужжание пчёл, переливчатые трели гитары и темно-синие, словно послезакатное небо, глаза Михаила Генриха.

Ярослава поглядела на Севу. В его голубых глазах отражался свет электрической лампочки и вились ветра. Очередное напоминание, что летать, как отец и брат, она не будет. И что она снова проведёт ночь-другую с голубоглазым блондином, с которым ей не по пути. Хорошо, что сейчас у неё есть Инесса, и нет нужды зачинать наследницу.

— Что-то я устала, — вдруг произнесла Рита, до этого ловко прикидывавшаяся пьяной и глядевшая в пространство. — Да и муж потерял. Домой. Пора домой.

— Мохад тебя проводит, — подключился к избавлению от неперспективной рыжей Сева. — Мохадушка, снеси Риту Алексеевну, куда она скажет.

— Любимый, как можно ирийскую солнце-птицу грязными лапами трогать! — Мохад, несмотря на наманикюренные длиннющие ногти, мигом стал обычным боязливым тёсом. Ярослава пьяно засмеялась. — Я не смею!

— Мохад, пожалуйста, отнеси меня домой. — Рита поднялась из-за стола, отказавшись от стопки на посошок. — Женя сейчас обидится, что я пила и прожигала жизнь без него. — Она крепко пожала руку Севе, улыбнулась Ярославе и упорхнула в пламенеющее закатом синее небо с красоткой-Мохад.

— Что за ирийская птица? — Сева проводил взглядом тёса и повернулся к Ярославе. — Сирин, что ли?

— Да, — отозвалась Ярослава.

Страх за Айвазова и Инессу приглушился настойкой. А жаркое желание ворочалось в груди, спускаясь вниз, да так, что начинали дрожать ноги. Айу не обидится, если она проведёт ночь с Севой. Они не нареченные и даже не пара. Близость радости ради и здоровья для устраивала обоих. Ярославе в целом спокойнее было одной. Как и всю жизнь. Быть может, зря.

— Ты не болтливая, — оценил Сева. — Прям как Иська.

— Ты тожэ. — Всё так хорошо начиналось, что не хотелось портить ночь размышлениями о сходстве с Айвазовым. Сева не дурак, в случае чего сложит два и два, осознав, какое у Ярославы отчество. Хитрый и смекалистый Сева. Другой бы и не стал Стрыем. С виду и по нужде ходил под Яхонтовым, но параллельно проворачивал свои дела.

— Один старый случай крепко научил за помелом следить, — неожиданно мрачно изрёк Сева и повёл плечом. — А ты, Яся, здесь останешься? — И подмигнул.

— Под бочок к тэбэ лягу. — Она усмехнулась и без лишних слов потянулась к Севе.

Матрас натужно скрипнул пружинами, а Сева со знанием дела взялся за пуговицы на платье Ярославы. Она обнимала его, чувствуя под пальцами крепкие мышцы летуна. Сорвала мазнувший по щеке, точно порыв ветра, поцелуй. Приподнялась, позволяя освободить себя от платья. В голове шумело, в животе скрутился тугой ком. Горло пересохло, а всё внизу горело и мучительно требовало наполнения. Желало ощутить в себе жаркую твёрдую плоть.

Сева ласкал Ярославу, целовал, но с раздеванием медлил. Шорты снял, а кофту оставил. Непорядок. Ярослава любила смотреть на всё и трогать — тоже. Она недовольно заёрзала, подалась вперёд и стянула с Севы мягкую мешковатую кофту. Жарища такая, зачем он её таскает? Хорошо, хоть, шорты надел, а не спортивку... С запозданием до Ярославы дошло. А когда дошло, и она отдёрнула руку, было поздно. Сева вылез из кофты и предстал перед Ярославой в чём мать родила.

Её словно обдал ледяной дождь. Облизнув пересохшие губы, она смотрела на Севу.

Вся левая сторона его тела от шеи до бока была испахана наростами и бороздами старых рубцов, на груди недоставало соска и мышцы, из плеча — будто медведем вырваны куски, лопатка уродливо выпирала из спины.

— Это сдэлал Яхонтов? — Ярославу окатило волной ужаса. Совсем как тогда в Орешной пещере. Вот только чёрный спелеолог с Яхонтовым не сладит. Казалось, что Малюта везде. Даже залез к ним с Севой в постель. Ярослава протянула руку и коснулась старых шрамов. Сева замер и смотрел ей в глаза.

— Он самый, — буркнул Сева и притянул к себе Ярославу, уткнувшись носом в её грудь. Собрал в пригоршню её чёрные волосы и перебрал вплетённые бусины. — Сам виноват. Говорю ж, болтал много и глаза раскидывал где попало.

— Пусто будет Яхонтову, пойдут клочки по закоулочкам. — Что-то многовато предсказаний. Разболталась Ярослава.

Она тряхнула распустившимися косами и сгребла маленького, но мускулистого Севу в охапку. Яхонтов подождёт. С запозданием под поцелуи и ритмичные движения пришла мысль: странно, что с врагом — Вием Балясны — она ещё не встречалась с глазу на глаз. И ещё: что сделал Сева, после чего Яхонтов сотворил с ним такое?