Глава 49. Адамово зеркало (2/2)

Стоял август, клёны и ясени ещё не покрылись позолотой, но бересклеты уже наливались красным, как и ягоды шиповника. Синицы перелетали в подлеске, невдалеке журчала речушка. Но через миг идиллическую картину нарушил шум моторов, и на поляну, ломая кустарники, заехали два «Геленвагена». Из машин вышли мрачные мужики бандитского вида, а следом выволокли и ткнули лицом в серую лесную землю Адама.

— Ты что, баклан, думал наебать шефа? — Один из братков мрачно посмотрел на изрядно помятого Адама, один глаз которого уже посинел и заплыл, а из разбитой опухшей губы на подбородок текла кровь. — Ксивы твои левыми оказались! — Браток небрежно пнул Адама под рёбра, и тот повалился на землю, хотя только начал приподниматься.

— Я буду разговаривать только с Владиславом! — сплюнул кровь Адам. Попал на ботинок братка, за что получил ещё пинок. — Вы же, собаки, трюфель от сыроежки не отличите!

— Похуй на грибы. Губернаторская проверка в ресторан пришла. А ксиву, что по мусору всё по красоте, делал ты!

Братку явно надоело гонять по кругу один и тот же разговор. Он кивнул подельникам, один из которых вздёрнул Адама с земли, а второй швырнул ему лопату из багажника «гелика». Третий без особых церемоний достал «макаров».

— Копай могилу, — приказал первый — главарь. — Червям рассказывать будешь, что не при делах. Кидать шефа на бабки — тупо ты поступил.

Адам ответил братку злобным, но испуганным взглядом и взял лопату. Он плохо держался на ногах и то и дело сплёвывал кровь. Его шатало, а под лопату попадали древесные корни. В один момент он повернулся к бандитам спиной, а главный тихо произнёс:

— Долго копаешь, баклан. — Браток кивнул подельнику с «макаровым», тот неспешно вскинул руку и нехотя прицелился. Судя по всему, таких адамов в лесополосе они прикопали не один десяток.

Но нажать на спусковой крючок братку было не суждено. Резкий порыв ветра качнул верхушки деревьев. Дрожь прошла по листьям, а в следующий миг небо со стороны Балясны от края до края заволок гигантский смерч. Закручивая листья и взметая пыль с земли, смерч на миг завис над поляной, а затем на огромной скорости устремился вниз.

— Что за нахуй... — растерянно произнёс главарь, а в следующую секунду смерч обрушился на них.

Бандит ничего не успел сделать, даже не пошевелился, когда его размазало ветряным потоком по поляне. Кровь и обломки костей разметало по деревьям, «макаров» запрыгал по камням, а смерч устремился к ошарашенным подельникам. Ещё мгновение, и от них тоже осталась кровавая каша на кустах, а оба «гелика» смерч смял, точно консервные банки и отбросил — искорёженные, будто раздавленные под прессом, в речку.

Адам забился под шиповник, всё ещё сжимая лопату, точно та могла его защитить. Тяжело дыша, он смотрел, как смерч покрутился на месте, словно выискивая затаившихся врагов, а затем развихрился Малютой Яхонтовым. Тот явно был из дома: под широким длиннополым халатом были поддеты только домашние штаны на завязках, а мохнатая широкая грудь вздымалась от глубокого дыхания. Узкие карие глаза полыхали злобой, но когда Яхонтов заприметил скорчившегося под кустом Адама, то тут же сменил гнев на милость.

— Цел? — В голосе Яхонтова сквозило неподдельное беспокойство. — Что эти вылюдки хотели? — Он легко, будто пушинку, поднял Адама на ноги, отобрал лопату и, взяв его лицо в огромные ладони, осторожно повернул, придирчиво осматривая.

— Говорят, к твоему Владу экологи с проверкой пришли. — Адам закашлялся и снова сплюнул кровь. Малюте это явно не понравилось: он с обеспокоенным видом поджал полные губы и задумчиво провёл пальцами по эспаньолке. Решал, что делать дальше. — Малюта, я ему хорошие экспертизы сделал, не знаю, что они там нашли, но по бумагам всё в порядке!

— Не оправдывайся, — покачал головой Яхонтов и добавил: — Кашель у тебя плохой, как бы эти псы тебе рёбра не поломали. Ветром я тебя не понесу, а вот духу доверю. — И рыкнул так, что, казалось, закачались деревья: — Гур-Баба!

В мгновение ока перед Яхонтовым и изумлённым, но обессиленным Адамом возник молчаливый когтистый дух с мрачным лицом, с которого сияли, точно кошачьи, янтарные раскосые глаза. Адам попятился от духа и ткнулся спиной в грудь Яхонтова.

— Малюта, что за фокусы, мать твою! — Адама трясло, он кривился от боли и потирал дрожащей рукой рёбра. — Кто ты, чёрт возьми!

— Я пока не чёрт, но недалёк от этого, — неожиданно серьёзно отозвался Яхонтов. — А так — я ветрогон. Колдун ветра от силы Стрибога. И он тоже когда-то был. — Малюта ткнул пальцем с сапфировым перстнем в молча ожидавшего приказа Гур-Бабу. — Я скор на расправу с врагами. Но ты не бойся меня. Гур-Баба, отнеси Адама Евгеньевича в Петрово. Устрой в гостиной и принеси целебные настойки. Да следи, чтобы дочь моя непутевая не лезла и жена тоже.

Дух подошёл к Адаму, неожиданно осторожно поднял его длинными руками, устроил поудобней и взмыл в небо гигантской летучей мышью. Так они и мчались над трассой и лесом, пока не оказались на подлёте к Балясне.

Адам выглядел испуганным и каким-то обречённым, точно смирился со своей участью. Внизу проносились жилые кварталы и лесопарки, а потом, наконец, замаячил вычурный особняк в Петрово, больше походивший на замок с трехметровой оградой по периметру. Вокруг раскинулся красивый парк с небольшой тропической оранжереей, в которой росли пальмы.

Гур-Баба влетел в распахнувшееся высокое окно и аккуратно опустил Адама в глубокое кресло. Оглянулся, заприметил смерч летящего к особняку Вия, и был таков, бесшумно сгинув.

Петровская гостиная походила на хозяина особняка. Высокие потолки с ажурной лепниной, дубовые панели на стенах, дорогой паркет, застеленный медвежьми и тигриными шкурами. По стенам были развешены охотничьи трофеи: головы кабанов, оленей, лосей и волков, глядевших на Адама и Малюту большими пустыми глазами. Вперемешку с головами располагалось антикварное оружие, а в камине, несмотря на жаркий август, полыхало зачарованное пламя.

Адам осторожно, точно пробуя свои силы, разместился в кресле и поморщился: бандиты явно сломали ему пару рёбер. Через миг в окно влетел Яхонтовский вихрь, который, вновь став человеком, засуетился возле Адама. Малюта приказал не менее мрачным, чем Гур-Баба, духам принести отвары полыни и вербейника.

— Ты ещё подорожник ко мне приложи, — попытался пошутить Адам, когда Яхонтов удивительно ловко стащил с него пропитанную потом и кровью рубашку, отбросив её точно на рога глядящему с немым укором северному оленю. — Почему сам возишься, а не поручишь своим... слугам?

— Они и при жизни были строптивцами, за ними глаз да глаз нужен! — Яхонтов промыл раны на лице Адама и критически ощупал его грудную клетку. — Я когда спортом занимался, учился оказывать первую помощь. Порой пригождалось. — На миг его лицо стало жёстким, словно он вспомнил что-то неприятное, а затем произнёс: — Перелом. — И забормотал следом: — Стану я благословлясь, пойду к синему морю, на синем море бел-горюч камень Алатырь, на камне Алатыре Богиня сидит, в белых ручках держит белого лебедя, ощипывает у лебедя белое крыло. Как отскочило, отпрыгнуло белое крыло, так отскочите, отпрыгните, отпряньте от Адама родимые огневицы, горячки и лихорадки. С буйной головушки, с ясных очей, с чёрных бровей, с белого тельца, с ретивого сердца. С ветру пришла — на ветер пойди, с воды пришла — на воду пойди, с лесу пришла — на лес пойди. От века и до века. Гой!

— Думаешь, поможет? — скептически произнёс Адам, молча слушавший Яхонтова, пока тот заговаривал его рёбра. — А знаешь... И правда болеть меньше стало. — Он выпрямился в кресле и поглядел на Малюту. — Спасибо.

— Тебе не за что благодарить. — Малюта склонился над сидящим Адамом. Протянул руку, отвёл с его лба прилипшую русую с серебром прядь.

— Выпить бы. — Адам заглянул за плечо Яхонтова, но тот явно приковывал его внимание. Заставлял смотреть на себя. Адам, кажется, даже не понимал, что полы халата Малюты лежат на его коленях.

— Выпьешь, — кивнул Яхонтов, не сводя с Адама взгляда карих, почти карамельно-медовых глаз. — Для тебя — всё, что хочешь. Фиников, например. — Палец с сапфировым перстнем прошёлся по скуле Адама, очертил подбородок. Другую ладонь Яхонтов, будто убирая халат, положил на колено Адама.

— Малюта... — До Адама, судя по растерянному выражению лица, начало доходить происходящее. В зелёных, точно хвоя, глазах, мелькнуло удивление напополам со страхом. — Я... Я не по этому делу.

Он попробовал отодвинуться, но Яхонтов крепко держал его колено. Собирался что-то сказать, но в этот миг распахнулось, хлопнув створками, окно, и в гостиную ворвался гневный поток ветра. Крутанулся и соткался высоким, ширококостным, очень похожим на Малюту молодым темноволосым человеком с раздвоенной бородкой и злобными узкими глазами.

— Батя, я не понял, что за подстава, на?! — Владислав Скопидомов упёр руки в бока и поглядел на застывшего над Адамом отца. — Ты зачем замесил моих перцев?

— А чтобы не лезли, куда не следует! — рявкнул Яхонтов. — Следи за своими псами, Влад!

— А ты за своими руками, на! — скривил в презрительной усмешке губы Скопидомов. — Теперь-то понятно, почему матушка-Стася воет неудовлетворённая. Ты, оказывается, по мальчикам...

— Закрой свою поганую пасть! — Малюта аж затрясся, убрал руку с колена Адама и выпрямился, глядя на сына.

Удивительно, как они были похожи: те же цыганские замашки, яркая одежда. И непримиримая ярость в глазах.

— Пидорас! Все узнают! Тебе конец, на! — С этими словами Скопидомов свернулся смерчем и бесцеремонно выдул Адама в открытое окно.

Яхонтов только и успел, что кликнуть Гур-Бабу, а в следующий миг зеркало заволокло туманом. Только перекошенное от гневе лицо Малюты застыло в дыму, а через секунду зеркало снова стало зеркалом.

— Ну вот, теперь ты всё знаешь, Наташенька, — с грустью произнёс Адам. — Я опасный.

— Ты думаешь, Яхонтов что-то... до сих пор к тебе чувствует? — Наташа поёжилась, убирая зеркальце в карман. Яшма и янтарь нагрелись, пропитанные колдовской силой.

— Не думаю. Я вообще не уверен, что Малюта меня... Любил. Скорее, просто влюбился.

«Сначала они кажутся добренькими, всё для тебя сделают, мир к ногам положат. А ты, как идиот, влюбляешься». В памяти всплыли слова Яхонтова, и Наташа не могла с ним не согласиться.

— Поэтому я и говорю, что опасен, — повторил Адам. — Любовь такого человека, как Малюта Яхонтов, страшней его гнева. Теперь я думаю, — его голос зазвучал глухо, — что это он убил Элеонору. Чтобы устранить соперницу. Мы с ним уже тогда давно и много сотрудничали. А я старался быть слепым и глухим, хотя звоночков о том, как он ко мне относится, было достаточно.

— Пусть Яхонтов лучше симпатизирует Дорохову! — горячо воскликнула Наташа, подаваясь вперёд и беря Адама за плечи. — Я найду, как отвести от нас беду! — Она прижалась поцелуем к его губам. — Я пойду за поющей голубой травой Морены, что крушит железо и сталь!

— Это я должен тебя защищать, — печально произнёс Адам. — Но — слепой старик.

— Молчи! И да, я выйду за тебя замуж!

Наташа ещё раз коснулась поцелуем его губ, а затем зажмурилась и постаралась воссоздать в мыслях образ Ярославы Ростиславовны. Позвала её. Каргина откликнулась незамедлительно, точно ждала Наташу:

«Слушаю тебя». — Чистый, как родник, звучный настоящий голос шорской шаманки раздался в голове.

«Ярослава Ростиславовна, я хочу пойти за голубой лесной травой, чтобы спасти нас всех от Яхонтова. Павел Дорохов сказал, что она растёт в горах Алтая. Вы знаете, где именно?»