Глава 37. Гнездо райских птиц (1/2)
сентябрь, 2021 год, Балясна</p>
― М-маму хочу, ― услышала Рита жалобный голос дочки. Даже через гул льющейся из душа воды она поняла, что Ева оседлала любимого этой осенью конька: ни с того, ни с сего беспокоиться, что куда-то делась мама. Или папа. Или бабушка. Или дядя Лёша с тётей Ланой.
― Мама в ванной, ― терпеливо произнёс Женя. Рита так и видела, как он наклонился к дочке. ― Помоется ― выйдет. Никуда она не делась.
― Ну ладно, ― на удивление быстро сдалась Ева.
― Вот и хорошо. Будешь кашу?
― А ты сваришь мне буковки?
Рита улыбнулась. Ева обожала лапшу в форме букв и как раз находилась в фазе малоежки. Поэтому Рита и Женя радовались, когда дочка ела хотя бы что-то. В садике, по словам воспитательницы, она порой съедала всё, а иногда ковыряла ложкой запеканку, и яблока с соком Еве хватало на целый день.
Маленькая, стройная, с белокурыми хвостиками и карими глазищами, Ева сосредоточенно перекладывала игрушки, занимавшие целый стеллаж. Как бы Рита ни считала, что игрушек должно быть немного, но любимых, вся родня систематически дарила Еве кукол и плюшевых зайцев. Любимой становилась игрушка, которая едва появлялась в поле зрения, а особо ценные ночевали с Евой. Точнее, под подушкой у Риты, потому что дочке с ними было «спать неудобно».
Сегодня у них в гостях были Лёшка Орлов ― одногруппник Риты, перепрофилировавшийся таки в энтомолога и сделавший отличную карьеру, и его жена Лана. Чета биологов презентовала Еве летний «волшебный шар», и теперь дочка пристально смотрела, как золотистые хлопья накрывают крохотный домик и пару ёлочек. И когда Рита отправилась укладывать дочку, та доверчиво и деловито сунула игрушку под подушку мамы.
― Я посторожу, ― улыбнулась Рита, садясь на пол возле кроватки дочки и поудобней перекладывая гитару. Любимый ежевечерний ритуал после купания ― колыбельная.
― Чтобы Кощей не украл, ― кивнула Ева, смотревшаяся безумно мило в пижамке с динозаврами.
Рита едва сдержалась, но всё равно вздрогнула. Пока она была в Карасукской республике, Женя прочитал Еве «Царевну-Лягушку». Книга вызвала восторг и была изучена уже сотню раз до такой степени, что пара страниц грозила выпасть. Знала бы Ева, что настоящему Кощею не нужен волшебный шар. Хотя… там золото. Пусть и ненастоящее.
― Какую колыбельную хочешь? ― Рита тихонько перебрала струны.
― Про кошечку и птичку. ― Ева устроилась в кровати, натянув одеяло до подбородка, и поглядела на маму. ― Пожалуйста.
И снова слова дочки заставили Риту словить лютый вьетнамский флэшбек. Теперь всё, что происходило в спокойной городской обстановке, неумолимо возвращало Риту в дождливую ночь июля, когда Кощей явился в «Лосиную Курью», а Рита высвободила Сирин.
― Ма-ам, песенка! ― Дочка потянула её за рукав вязаной домашней кофты. Рита глубоко вздохнула, постаралась улыбнуться и заиграла неспешный, переходящий в переливчатые успокаивающие трели, мотив.
― Обернусь я белой кошкой да залезу в колыбель. Я к тебе, моя милая крошка, буду я твой менестрель. ― Рита пела тихо, перебирая струны, и чувствовала, как неведомая сила, однажды разбуженная, разливается по комнате весенним паводком. ― Обернусь я белой птицей да в окошко улечу, чтобы в ясно небо взвиться к солнца яркому лучу.
И снова строчки пронзили невидимыми стрелами. Рита оборачивалась птицей чуть больше месяца назад, но до сих пор не могла понять, как к этому относиться. Дома было всё так спокойно и привычно, что она постаралась задвинуть случившееся на биостанции в самый дальний уголок памяти. Но теперь песня Хелависы вытащила всё наружу.
― Обернусь я человеком да вернусь к тебе домой. Я возьму тебя на ручки, моя хорошая, моя родная. ― Что правда, то правда, человеком Рита стала вновь. Вот только когда она обернётся птицей? И ощущение, что такое уже было, не в пещере со свечами, а позже, не отпускало.
Ева мирно посапывала, когда Рита притворила дверь комнаты дочки и прошла в гостиную. На диване за ноутбуком сидел Женя и негромко ругал нового аспиранта, у которого руки и голова росли из задницы. Рита только улыбнулась, присаживаясь рядом. Вспомнилось, как её поразило практически полное отсутствие мебели в Жениной квартире. Палеонтолог с мировым именем жил в условиях совершеннейшего каменного века. Теперь, особенно с появлением Евы, стало намного уютнее.
― Тупость зашкаливает, хорошие аспиранты явно вымерли, ― резюмировал Женя, отодвигая ноутбук и снимая очки. На его породистом носу остались отпечатки, а синие, точно сапфиры, глаза покраснели от напряжения. От их уголков расходились веером морщинки, но Женя Лащенко оставался таким, как коньяк ― с возрастом только лучше.
― Ты и Антоху ругал, ― улыбнулась Рита, беря Женю за руку.
― Я любя! И вообще он помог нам встретиться вновь. ― Женя поглядел на неё, и его обветренные после полевого сезона губы тронула хитрая улыбка. ― Вино будешь? Красное полусладкое, как ты любишь.
― А сыр? ― оживилась Рита. Усталость после рабочего дня как рукой сняло. Дочка спит, можно немного побыть наедине с любимым мужем.
― И мясная нарезка. Я по дороге домой купил. ― С этими словами Женя исчез на кухне, а когда вернулся, устроил на низком дубовом журнальном столике сыры с медовой чашечкой и тонкие, аппетитно пахнувшие ломтики мяса. Тут же появилась бутылка грузинского вина «Вазиани Хванчкара» и большие прозрачные, как слеза, бокалы.
Рита довольной кошкой облокотилась о диванную подушку, пока Женя накрывал на стол и разливал вино. Как хорошо было посидеть вот так спокойно, глядя, как лучи солнца тонут в золочёных стенах домов жилого комплекса.
Изумительно гармонирующие сладость и лёгкая кислинка осели на языке, стоило Рите отпить из пузатого бокала. Ноты миндаля и малины раскрывались подобно дивному цветку, и казалось, что именно так должен пахнуть таинственный огнецвет, притаившийся в лесах средней полосы.
Рита вздохнула и отпила ещё. Вспомнились слова Ярославы о Перуновом цветке. И снова на границе сознания промелькнуло и тут же исчезло, словно юркая птица скрылась в ивняках, воспоминание о том, чего не было. Или было, но оставалось скрытым.