Глава 28. Ведовские проклятия (2/2)

— А кто такая Анна Самохвалова? — Наташа старалась припомнить, говорит ей о чём-то это имя, и решила, что нет.

— Ведунья Колпаковки. — Ярослава Ростиславовна явно решила общаться чистым, без акцента голосом через мережку, поскольку снова зазвучала у Наташи в голове. — Вообще в Балясне всего двенадцать ведовских родов. До недавнего времени считалось, что Столетовы вымерли вместе с Берзариными. С одной стороны это было даже хорошо. Будь у Малюты Яхонтова все двенадцать посохов столичных ведуний, нам бы всем дали прикурить. А так он не рисковал соваться к покойнице. — Каргина помрачнела, но Наташа всё же уловила в её взгляде мрачное торжество и одобрение. — В прошлом году силу обрела наследница Аграфены — Анастасия Столетова. Теперь Яхонтов хочет захлопнуть над ней капкан — получить последний посох. Вот только пока договор между стрибожьми родами Берзариных и Яхонтовых его держит. Ведь в Столетовых, как ни крути, течёт колдовская кровь.

— Зачем ему посохи? Он хочет владеть ещё и силой земли? — Наташа поёжилась. Ей и раньше не особо нравился Яхонтов, хоть лично они и не встречались. Она даже не знала, кого теперь опасается больше — губернатора Дорохова или бизнесмена Яхонтова.

— Да. Обрести полный контроль над чародейской Балясной. Колдовские рода он под себя подмял, а затем перешёл на ведовские. А чтобы никто поперёк ничего не сказал, и свои посохи без проблем отдали, развеял одну из ведуний — Самохвалову. Прилюдная казнь.

— Он развеял ведунью центра? Живую женщину? — Наташа прижала заледеневшие ладони ко рту. Её трясло от страха и непонимания. — И вообще, что такое «развеял»?

— Могу показать. — Выразительное лицо Каргиной стало мрачным. — В обморок не свалишься? Крови не боишься?

Наташа замотала головой, хотя уже ни в чём не была уверена. Что такого хочет показать ей Каргина?

Ярослава Ростиславовна тем временем подошла к трюмо и коснулась кончиками пальцев поверхности зеркала, разрисованного фразами «Курья ван лав», «Курья форева» и обклеенного фотографиями биостанции за разные годы. В тот же миг зеркало пошло рябью, рисунки и наклейки побледнели, и перед Наташей предстала высокая женщина, грозившая кому-то посохом с навершием в виде головы Макоши.

У ведуньи Колпаковки были ярко-зелёные глаза, сверкавшие гневом. Порывы ветра трепали её длинные каштановые волосы. Она кричала что-то со злобой, её красивое с крупными чертами лицо перекосила первобытная ярость:

— Будь ты проклят! Будь ты развеян другим стрибогом Балясны!

В следующую секунду её завертело мощным порывом ветра и отбросило назад. Ветер набирал силу, точно живое существо, а Самохвалову относило всё дальше. Ещё порыв, и ведунья словно растаяла, распалась, оставив на Колпаковской площади длинный широкий след из перемолотых плоти и одежды. В крови и обрывках остался лежать только забрызганный потрохами посох, который подобрал и обтёр рукавом Малюта Яхонтов.

— Он псих! — вырвалось у Наташи, когда она опустилась на кровать. Ноги отказались держать её, в горле стоял ком желчи, а в глазах — слёзы. — Охуевший конченый психопат. Что он сделал с другими стрибогами столицы?

— Поглотил их силу. Забрал перстни, а самих ветрогонов — поработил и превратил в своих тёсов, — сумрачно изрекла Ярослава Ростиславовна. — Поэтому второй стрибог в столице — его самый страшный кошмар. А когда боится такой человек, как Яхонтов, остальным стоит бояться в десять раз сильней.

— Но ведь проклятие ведуньи неотвратимо, — робко произнесла Наташа. — Выходит, беспределу однажды придёт конец?

— Недавно из небытия вернулся Берзарин — потомок сына Григория. Объявился в октябре прошлого года вместе с утерянным перстнем силы и ведуньей Столетовой. Сейчас юный Берзарин не особо тяготит к обладанию колдовским наследством, но жизнь и Яхонтов заставят. Он уже и так засветился перед всеми возможными колдунами, так что в скором времени в Балясне ожидается нехилая заварушка. — Каргина закурила, не забыв вернуть зеркалу привычный вид. — А так да, проклятие обязательно сбудется. Как сбылось твоё.

— Что же я наделала? — прошептала Наташа. Пока они говорили с Ярославой Ростиславовной об Аграфене и Самохваловой, боль и горечь из-за случившегося с Адамом немного отступили. Но сейчас вернулись с утроенной силой, сжав сердце.

— Прокляла по дурости, любви и неопытности, — пожала плечами Каргина. — Бывает. И это страшно. Вообще, поздно уже, Наташа. Сходили бы вы с Адамом в баню — Горыныч растопил свою. Всё лучше, чем слёзы лить и сокрушаться о содеянном.

— Но ведь после двенадцати в бане моются черти, — ляпнула Наташа, поглядев на часы. Она и не заметила, как они с Ярославой Ростиславовной заговорились так, что наступила ночь. А дождь всё лил как из ведра.

— Вам уже ничто не повредит, — улыбнулась Каргина и тронула Наташу за плечо. — Банника только не пугайтесь. Ворчать начнёт — водой плесни и хватит с него. Но вообще он нормальный: Лена всегда была с приусадебной нечистью ласковая, вот они и отвечают взаимностью, если человек приглянется и вежливым будет. А насчёт Адама вот что тебе скажу: я постараюсь связаться со столичными даждями. Они ко всему прочему ещё и искусные врачеватели. И с ведуньями в хороших отношениях. Они могут постараться помочь Адаму. Нам бы только в цивилизацию вернуться…

Наташа кивнула в знак благодарности и, машинально собрав банные принадлежности, вышла из домика. Она видела, что у Адама в комнате горит свет, даже заметила его силуэт, двигавшийся неуверенно, словно марионетка. Она не представляла, как расскажет обо всём этом Адаму. Откроет, что она — ведунья и виновница его слепоты. Конечно, он сам довёл её, но ведь можно было смолчать! Причём им обоим.

Или наоборот, поговорить. Наташа нутром чуяла, что сейчас самое время. Она готова говорить, Адам готов слушать. Словно бы здесь и сейчас должна была решиться их судьба. Адам должен узнать, что именно она прокляла его. Неловко и не нарочно, но всё же.

Наташа вздохнула, утерев тыльной стороной ладони слёзы. Плачь не плачь, а признаться придётся. Как бы тяжело ни было. Она поможет Адаму. Откроется, пусть и рискует потерять его навсегда. И, сделав над собой усилие, Наташа постучала в дверь домика Баринова. Теперь будь, что будет.

Мгновение спустя дверь распахнулась. На пороге стоял Адам.