Глава 28. Ведовские проклятия (1/2)
— Наташа! Ты соображаэшь, что ты натворила?! — Каргина наступала, а Наташа была не в силах шелохнуться. Она физически ощущала злость, ярость и понимание шорской шаманки. Черты лица Ярославы Ростиславовны заострились, и без того чёрные глаза потемнели. Сейчас она выглядела как оживший менгир, преследующий нерадивого путника на пустынной хакасской дороге.
— Я-ярослава Р-ростиславовна. — Наташу трясло. Она не ждала, что Каргина пожалеет её. Просто хотела как-то помочь Адаму. — Я же не совсем ведунья. Почему проклятие подействовало?
— Ты виновата в том, что Адам сэйчас слэпой сидит! — Каргина погрозила Наташе кулаком. — Силу вэдовского проклятия нэльзя нэдооцэнивать. Это такая мощь, что дажэ сама вэщая нэ можэт вэрнуть свои слова. А вот бумэранг к нэй прилэтит! Айна возьми, почэму я раньшэ с тобой нэ поговорила! — Ярослава Ростиславовна скинула дождевик с сапогами и опустилась в глубокое мягкое кресло. Закурила и уставилась в стену.
— Я бы вам всё равно не поверила, — хлюпнула носом Наташа. За последние дни в «Курье» она выплакала слёз больше, чем за годы жизни в Балясне. — Что же теперь делать? Что нас ждёт? Меня и… Адама.
— Что ты знаэшь о проклятии Гиблово? — вдруг произнесла Каргина.
— Э-э… Гиблово? Вы про особняк Берзариных? — Наташа растерялась, а когда Ярослава Ростиславовна раздражённо кивнула, продолжила: — Я вообще-то городскими легендами не очень увлекаюсь. Но Алёнка Антонова мне в универе все уши прожужжала. Она говорила, что графья Берзарины были чернокнижниками. А потом у графского сына случился какой-то конфликт с сельской травницей. Она навела на него порчу, а он приказал расстрелять её и закопать у ручья. Алёнка говорила, что Григорий Берзарин гадом был.
Перед глазами точно наяву встал Гибловский парк и гигантская телебашня. И прекрасный особняк из когда-то белого, но потемневшего от времени мрамора, казавшийся реликтом, немым укором новостройкам, обступившим парк. Два века назад граф Афанасий Берзарин выстроил особняк вдалеке от центра растущей Балясны. Афанасий был большим поклонником античности и передал эту любовь сыну Григорию, известному на весь город ловеласу и авантюристу. О том, что творилось на закрытых балах, где главным украшением служили крепостные крестьянки, лучше было не думать. Так же, как не пытаться мысленно прикинуть, сколько младенцев и попорченных, убитых горем девок упокоилось на дне Неприкаянного ручья неподалёку от особняка. Наташа видела портрет Григория Берзарина в Двадиаковской галерее, и взгляд его белёсых сорочьих глаз, надменное выражение чертовски красивого лица навеивали нехорошие мысли. Поделом, что графского сынка сгубила эпидемия испанки.
Сейчас в особняке располагался музей, в который Наташа так и не сходила, хотя Алёнка не раз звала. Наташа усмехнулась: сейчас Алёнка пригласила бы её максимум к Неприкаянному ручью. Да и музей находился на грани закрытия — Малюта Яхонтов крепко вцепился в идею парка развлечений на месте старого особняка.
— А старуху с голубыми глазами ты там никогда нэ видэла? — Каргина внимательно смотрела на Наташу, вынырнувшую из раздумий. А когда та покачала головой, произнесла: — А я видэла. Когда я только приэхала в Балясну, то никого там нэ знала. Дикая дочка гор. А профессор Памятов помог мнэ освоиться. Знаешь, что надо сдэлать, чтобы мэсто открылось тэбэ? Узнать эго историю. Прожить эго прошлоэ вмэстэ с ним. Пройти по эго слэдам. Вот я и попросила Михаила Ильича рассказать мнэ о паркэ Гиблово. А Михаил Ильич всэгда был увлэчён Бэрзариными, даже живёт рядом с парком. Дрэвний и могучий род стрибогов, сгинувший в нэбытьэ. Догадываэшься, что с ними случилось?
— Та порча была ведовским проклятием? — севшим голосом отозвалась Наташа. — А травница — ведуньей?
— Да, — медленно кивнула Ярослава Ростиславовна. — Знамэнитая гибловская вэдунья Аграфэна Столэтова. Раньшэ сэлэниэ называлось Грибово, было щэдрым на урожай и заповэдным. — Каргина поглядела прямо Наташе в глаза, и та ощутила, как на мережке отзывается зычный голос Ярославы Ростиславовны: — Михаил Ильич рассказывал, что по воспоминаниям друзей Григория, Аграфена была его возлюбленной.
— Но ведь союз колдунов и ведуний запрещён! — мысленно воскликнула Наташа, удивившись собственной мелодичности.
— Так это говорят дички, — усмехнулась Ярослава Ростиславовна. — От других балясненских колдунов Григорий свою Аграфену прятал. А от Верховного Шабаша — тем более. Но не о том речь. Приворотом, лаской да доброй волей Григорий соблазнил Аграфену. Хотел, чтобы она родила ему сына. Догадываешься, зачем?
— Шаман шаманов? — В висок стрельнуло, и Наташа поморщилась. Общаться через мережку было странно. Вместе с голосом Каргиной она слышала завывание ветра, видела смазанные картины гибловского парка и мрачные стены особняка Берзариных, словно бы навеки объятые предгрозовыми тучами.
— Да. Аграфена забеременела, но родила дочь. Зная похотливость Григория, неудивительно, что он уже успел заделать кому-то сына. Но Аграфене это помогло мало. Григорий разозлился и выгнал её с новорожденной на мороз. А Аграфена в ответ прокляла его на родильной крови и перстне силы: чтоб пусто ему было навеки, а родным его — хвори лютые.
Каргина неожиданно подалась вперёд и широко распахнула глаза. Наташа даже пикнуть не успела, как мережка заполнилась воспоминанием, ей не принадлежащим. Пустынная парковая аллея, полная луна в небе, выбелившая стены особняка, и невысокий силуэт на ночной дороге.
Аграфена Столетова предстала перед Наташей, как когда-то перед Ярославой Ростиславовной, щуплой, но с прямой и ровной спиной. Седые волосы ниспадали на плечи, в уши были вдеты крупные серьги в виде земляники с чашелистиками. Одета гибловская ведунья была в расшитый сарафан и лапти, в руке держала деревянный посох с навершием в виде головы Велеса. С морщинистого лица на Наташу — Ярославу — строго и изучающе смотрели необычайно яркие голубые глаза. Наташа вздрогнула, вспомнив изумрудно-зелёные глаза бабы Даши.
— Аграфена ведь была возлюбленной Григория и родила от него, — сглотнула Наташа. — Почему теперь она — старуха?
— А ты как думаешь? Собственное проклятие вытянуло из Аграфены жизнь. А потом её добил Григорий. Он вообще был скор на расправу: развеял собственного отца в Битве Ветров. Но на Земле надолго не задержался. Да и, чую, на Небе ему тоже были не рады. Род подобную мерзость не прощает.
Ярослава Ростиславовна хотела сказать ещё что-то, но до Наташи вдруг долетел отголосок, который ей никто явно не собирался показывать. Видение Аграфены вновь вернулось, губы призрака ведуньи дрогнули, и Наташа уловила едва слышное:
— Не по тебе воеводово семя, дочь гор. Два колена ждать будешь, пока молнии до земли долетят.
Наташа бросила взгляд на Ярославу Ростиславовну. Кажется, та не заметила, что Наташа увидела чуточку больше, чем следовало. Или виду не подала.
— Выходит, у меня с Адамом всё не так страшно? — с надеждой спросила Наташа. — Я ведь не состарилась, а его не корчат ужасные боли.
— Нэ так, — уже вслух согласилась Каргина. — Но всё равно хорошэго мало. Вашэ счастьэ, что ты пока нэ полную силу вэдовства знаэшь. Но твои слова ужэ цэль нашли. А вот проклятиэ Анны Самохваловой пока свою цэль нэ поразило. А жаль. — Сухие губы Ярославы Ростиславовны скривились в нехорошей усмешке. — Катэрину молчать призываю, а сама болтаю.