Глава 15. Череп и «Ведьма» (1/2)
***</p>
ноябрь, 2019 год, Балясна</p>
Очередь в почтовом отделении казалась бесконечной. Наташа взмокла в пуховике, ожидая, пока единственный оператор выдаст посылки всем желающим. До закрытия почты оставалось всего ничего, и Наташа облегчённо выдохнула, когда буквально клещами вырвала объёмную коробку и скорее потащила её на улицу. Наташа даже не застегнула пуховик и только в служебной «Ладе», которой пользовалась время от времени, наконец, начала рассматривать, что же ей прислали с Северной Качурки.
Как жаль, что коробка намокла, пока ехала в Балясну ― выглядела она добротно. А теперь придётся перепаковывать, ехать в торговый центр за обёрточной бумагой, выслушивать нытьё Егора, что Наташа снова где-то задержалась… Но не дарить же Альберту Борисовичу подарок в замызганной коробке!
Вздохнув, Наташа включила печку и откинулась на спинку сиденья. «Дворники» стирали с лобового стекла снег, а Наташа думала: жаль, что она не сумела раствориться в точно таком же буране две недели назад, когда Альберт Борисович Мейер уговаривал её прийти к нему на юбилей.
― Обязательно приходи, Наташ. ― В его голубых глазах отражалась метель, а в нетронутые сединой светлые волосы набивался снег. ― Все так любят, как ты поёшь.
― Как вы пришли ко мне на защиту? ― Наташа на самом деле не обижалась, но надо ведь что-то ответить. ― Я работаю допоздна, а начальник дерёт как сидорову козу и требует невозможного. ― Она врала и думала, как надуется Егор, если она согласится пойти.
― Я позвонил Антонову, он тебя отпустит. ― Мейер едва не держал её за плечи, а Наташа не знала, куда от него деться в белоснежной метели.
Их короткие, быстрые, типично университетские отношения вспыхнули весной третьего курса и продлились до конца Наташиного специалитета. С тех пор Наташа забыла дорогу в университет, появляясь максимум на редких областных мероприятиях. И вот теперь Мейер нашёл её, а она, в общем-то, и не была против прийти к нему. И от этого чувствовала себя терпко-неправильно, будто прямо сейчас, стоя с Мейером под снегопадом, изменяла Егору.
― Ты придёшь? На этот раз праздник будет у меня дома. Адрес…
― Да, да, да, я помню! ― скороговоркой проговорила Наташа. ― Напишите время «ВСети». — И, воспользовавшись неожиданно сильным порывом ветра, швырнувшим Мейеру в лицо хлопья снега, скрылась в здании Департамента природоохраны.
― Почему ты не предупредила, что собираешься на день рождения к Мейеру? ― Егор отвёл со лба длинную русую чёлку и посмотрел на Наташу, которая старалась спокойно распаковать подарок, не порвав отсыревшую обёртку к чертям. Она не смотрела на Егора, но знала, что он недоволен.
― Я говорила тебе, как только он меня пригласил. ― Временами она оттягивала момент, когда приходилось сообщать Егору о разных мероприятиях, но сейчас вывалила всё сразу и в лоб.
― Не помню, ― мотнул головой Егор и заглянул Наташе через плечо. ― Олений череп, ты серьёзно? Он же ботаник.
― Альберт Борисович любит нестандартные подарки. А мне понравился череп, ― коротко ответила Наташа, глядя на череп северного оленя, показавшийся из-под слоёв плёнки и газет.
Гладкий, словно отполированный дождём и ветром, череп смотрел на Наташу тёмными глазницами, с угадывавшимися в глубине воздухоносными костями. Впереди вытянутые челюсти были беззубыми, и эта пустота создавала притягивающий, но странный эффект. В череп хотелось всматриваться, пройтись кончиками пальцев по длинным ветвистым рогам, но что-то внутри запретило Наташе это сделать. Она оставила череп наполовину в пузырьковой плёнке и переложила на журнальный столик.
― Он будет пялиться на нас всю ночь? ― брезгливо поморщился Егор, устраиваясь на разложенном и заправленном диване со смартфоном. ― Теперь у меня уже не встанет. ― Он вздохнул, крепко провёл ладонью по Наташиному боку и бедру, а затем надел наушники и уставился в экран.
«Надо же, даже истерику не закатил. ― Наташа улеглась на свою половину дивана и выключила настольную лампу. Единственная комната отделанной под кирпичный лофт квартиры-студии погрузилась во мрак, нарушаемый только светом фонарей с улицы. Наташа не задёрнула до конца шторы, и узкие полоски электрического света перечёркивали всё вокруг. ― Хорошо, что он завтра уезжает в Невгород на две недели. Да хоть бы и на месяц. Эх, давно я не была в Невгороде…»
Наташа ощущала, как проваливалась в сон, смотрела мутными полуоткрытыми глазами на череп, в глазницах которого клубилась тьма. И не задерживался свет.
…Не сразу она поняла, что музыка ей вовсе не мерещится. Вибрирующие, ритмичные и заунывные звуки варгана доносились до Наташи. Она хотела обругать Егора, что он опять включил очередной видос про Качурку. Хотя тот регион его сроду не интересовал. Разве только в плане наживы: загадочного адаманта на севере добывали прилично. А когда Наташа собралась с силами и открыла глаза, то только и смогла, что разинуть рот, не в силах вымолвить ни слова.
Она лежала на настоящем ковре мхов и лишайников, а над головой расстилалось бесконечное тускло-голубое небо с висевшим на горизонте летним полярным солнцем. Красные, жёлтые и фиолетовые цветы, терпкий запах брусники и болота, острая осока, шум ручья. Наташа часто дышала и не могла надышаться, голова шла кругом от совершенной нереальности, дурной сюрреалистичности происходящего. Она просто спит и вот это вот всё ей грезится.
Наташа села и провела ладонью по голубоватой земле, и тут её взгляд упёрся в далёкие причудливые очертания. Наташа была без очков, но видела странно чётко. Даже больше чувствовала, что там, вдалеке, стоят вкруг мегалиты. Необнаруженные и неисследованные артефакты, сокрытые самой землёй и коренастой, грубой статуей женщины, отлитой из чистого золота.
Настоящая тундра в ноябре выглядела заснеженной равниной, но Наташа ощущала, что видит сейчас другую Качурку. Ту, какой она бывает в разгар лета. Или вовсе на границе шаманских миров. Наташа слышала голос этой второй земли. Тихий заповедный напев из туманных далей, где время срединного мира ещё не родилось, а Великий Ворон не создал людей из костей и огнива.
Лязг варгана по-прежнему звучал в ушах, разносился по бескрайнему северу, но теперь к этому гипнотизирующему звуку добавилось ещё кое-что. Треск поленьев в костре и перестук копыт пасущихся оленей.
Встав на ноги, Наташа обнаружила, что сидела практически на краю болота. Поросшие пушицей кочки призывно зеленели, но проблески чёрной воды в свете незаходящего солнца ясно говорили об опасности топи. А стоило Наташе оглядеться, как она увидела длинный, уходящий за горизонт до самого края болотины ряд деревянных столбов с насаженными на них оленьими черепами. Причём ближайший столб пустовал. Острие сиротливо темнело, и у Наташи в груди заворочался холодный ком: она явственно чуяла опасность.
Порыв ветра налетел внезапно и растрепал волосы Наташи. Она вздрогнула и обернулась. За её спиной стояла яранга из шкур оленей, горел костёр, а возле него стоял человек. У его ног лежал олений череп, а в руках незнакомец держал варган. Кряжистый, одетый в кухлянку и унты, бородатый человек пристально смотрел на Наташу. У него было бронзовое от тундрового загара обветренное лицо, на вид ему можно было дать лет шестьдесят. Славянской внешности, не местный. Казалось бы, бояться нечего, но Наташа ни за какие блага мира не рискнула бы подойти к нему.
Она видела его глаза. Левый ― изумрудно-зелёный, яркий, словно расплавленный драгоценный камень, а правый ― тёмно-синий до черноты. Омут, в котором бесновались черти. И что-то подсказывало, что левый глаз тоже не скрывал ничего хорошего.
― Дура полукровная! ― неожиданно обругал Наташу страшный незнакомец. Она не знала, куда деться от пробирающего взгляда его разномастных глаз. ― Какого чёрта ты выкинула коробку с защитными знаками? Спецом же нарисовал их, чтобы всякие любопытные морды от проклятия не скопытились. Ой, блядь, что я говорю, ведуха она и есть ведуха ― сама лучше знает.
― Я не ведунья, ― выдавила Наташа. Она понимала, что происходящее ― сон, вот сейчас она сможет очнуться, но какая-то часть сознания, будто полупрозрачное стекло или мутное зеркало, кричала, что всё это взаправду.
― Как есть ведьма, ― мотнул косматой головой незнакомец. ― Я не небесный колдун, моя сила от духов природы, я всё чую. Выбирал же Ал по жизни себе детей Матушки-Земли…
Наташа хотела спросить, кто такой Ал, но не сумела ни слова произнести. Налетевший порыв ветра взметнул шкуры на яранге, поднял золу над костром и словно растворил саму Наташу в потоках воздуха…
Она проснулась под будильник Егора и с гудящей головой. Во рту стоял тяжёлый привкус, словно Наташа перепила накануне или не почистила зубы. Егор выглядел мрачнее тучи и буркнул, что Наташа могла бы и сварить ему кофе: знала же, что у него утренний рейс.
― Не забухай там у Мейера, ― произнёс Егор, выкатывая чемодан в коридор. Наташа исподлобья посмотрела на него. Не хотелось думать, что будет хорошо, когда её парень, почти жених, свалит. И зачем только она рассказала Егору, что было между ней и Альбертом Борисовичем?
― Я только поздравлю его и сразу домой.
Егор кивнул, поцеловал Наташу в губы, обнял и вышел из квартиры. Наташа осталась одна: готовиться к празднику.
Из-за двери квартиры Мейера доносились весёлые голоса и игривые, на грани веселья и печали, звуки песни «Мельницы». Наташа стояла, прижимая к себе новую, красиво обернутую коробку с черепом и думала, что, наверное, она зря пришла. Егору не нравилось её общение с бывшим научником. Он ни разу не позвонил, Наташа порывалась, было, самой выйти на связь, но вдруг поняла, что не будет этого делать.
― Как у ведьмы четыре крыла, платье до пола, ой, до пола. ― Она постаралась спеть звонкое, почти исступлённое «ой» быстро и красиво, как Хелависа. До сих пор запотевшие очки мешали видеть, но Наташа только радовалась этому. ― Свили гнезда в её рукавах совы, соколы да перепела.
― Ну что, дружки-пирожки? ― Она улыбалась, чувствуя, что её щёки порозовели. ― Не знали, что я приду? ― Наташа снова становилась студенткой Нехлюдовой: бойкой и острой на язык. Преображалась, будто древний ведьминский танец одевал её пламенем, а ветер развевал не только полы невидимого платья, но и её саму.
Гости Мейера ― выпускники прошлых лет, аспиранты, кандидаты и доктора, экологи и прочие естественники здоровались с Наташей, кто-то налил ей виски. Она больше ощущала, чем видела взгляд Альберта Борисовича: ищущий, с надеждой и нежный. Он точно примет её любой. Для него она всегда Наташка Нехлюдова, сколько был лет ни прошло.
― Погодите-ка.― Наташа отказалась от виски. ― Прежде чем мы все напьёмся допьяна и уснём мёртвым сном, я бы хотела поздравить с днём рождения замечательного человека ― Альберта Борисовича Мейера, который летом не пришёл на защиту моего диплома. Альберт Борисович, с юбилеем! Счастья вам! И примите этот скромный подарок, который я едва успела забрать на почте. ― Она протянула улыбающемуся и немного смущённому юбиляру подарок.
― Спасибо, Наташа. Но, как ты помнишь, я ни к кому не прихожу на защиту. ― Альберт Борисович поднялся из кресла и, глядя сверху вниз на Наташу, принял коробку. На мгновение их пальцы соприкоснулись, но Наташа даже не успела ничего почувствовать. Если вообще осталось, что чувствовать. Если она расставалась, то навсегда. ― Обнимемся, что ли. ― Он раскинул руки, и Наташа обняла его. Миг, и она зачем-то шепнула:
― С днём рождения! ― И добавила громко: ― Открывайте уже подарок!