Глава 2. Старые и новые знакомые (1/2)

Кафедра зоологии мало изменилась с тех пор, как Наташа ходила сюда на курсы по подготовке к итоговым школьным экзаменам. Разве что стало чище и просторнее, несмотря на пополнившуюся коллекцию черепов крупных животных.

На стенах всё так же висели энтомологические коробки с жуками, бабочками, кузнечиками и шмелями, которые показывали разнообразие насекомых республики. Мелкие черепа и чучела были заботливо расставлены по полкам в высоких шкафах, а цветущее лимонное дерево наполняло аудиторию приятным ароматом. Наташа редко бывала у зоологов-позвоночников<span class="footnote" id="fn_28534631_0"></span> в своём универе, проводила больше времени на кафедре ботаники, но чувствовала, что только здесь можно ощутить тот самый уют родных стен.

Папа должен был прийти с минуты на минуту, и Наташа сидела как на иголках, то и дело озираясь и в сотый раз прокручивая ленту «ВСети». Она видела папу вживую три года назад, когда он приезжал к ней на вручение диплома. И сейчас Наташе было дико стыдно, что она так мало виделась с папой, а с мамой и того реже.

― Привет, Наташка! ― Сердце скакнуло в груди, а губы сами собой растянулись в улыбке. Она обернулась, вскочила со стула и тут же оказалась в крепких объятиях. ― Наташка, ты всё же научилась приходить вовремя! ― прогудел папа, прижимая дочь к себе и гладя её по голове.

Николай Фёдорович Алабаев ― высокий мощный мужчина шестидесяти шести лет, крупный, погрузневший за прошедшие годы, но всё такой же громогласный и скорый на эмоции, улыбался, глядя сверху вниз на Наташу, обнимавшую его в ответ.

― Пап, я теперь ещё и просыпаюсь заранее, ― радостно всхлипнула она, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. ― Папочка, как я рада тебя видеть!

― Есть будешь? ― привычно и деловито засуетился Николай Фёдорович, роясь в мини-холодильнике. ― Бутербродики с колбасой, куриная отбивная в панировке с мёдом? Сам готовил, по особому рецепту. Секрет не скажу. ― Он шутливо погрозил Наташе пальцем. ― А то я знаю вас, живущих в гордом одиночестве молодых специалистов: лапши быстрого приготовления, вы считаете, вполне достаточно.

― Поем, ― улыбнулась Наташа. ― А где мама?

― У неё практика с четвёртым курсом физиологов-биохимиков, они ПЦРки<span class="footnote" id="fn_28534631_1"></span> гоняют в лаборатории у универовских генетиков. ― Перед Наташей появились разнокалиберные бутерброды, целая гора курицы и бездонная кружка огнедышащего чая.

― Генетики же с физиологами вроде не особо дружили, когда я уезжала? ― поинтересовалась Наташа с набитым ртом.

Удивительно было вот так просто сидеть, болтать и есть заботливо приготовленные специально для неё бутерброды. Забытое ощущение, от которого в груди становилось горячо, хотелось улыбаться и плакать.

― Твоей маме попробуй откажи, ― махнул большой ладонью папа и пригладил растрепавшиеся седые волосы. ― У нас тут многое поменялось, Наташка. Не всё и не всегда в лучшую сторону, но мы сумели отстоять классические направления зоологии и ботаники, как во всех нормальных вузах.

Наташа насторожилась и отставила кружку с чаем. Пока было непонятно, к чему клонит папа, но такие разговоры он просто так не заводил. А Николай Фёдорович продолжал:

― Наташка, я ведь ещё и поэтому настоял на твоём поступлении в столицу. Опасался, что у нас ты просто зароешь свой талант в землю. Ведь все твоё обучение тут творилось черти что: кафедры реорганизовывали, мы пять лет прожили в одной упряжке с ботаниками и экологами: перегрызлись все как собаки. Часть кадров мы потеряли безвозвратно, но оставшиеся готовы землю грызть. Физиологов с генетиками едва не объединили, похерив и тех, и других, но твоя мама встала насмерть. И от них отстали. А потом и мы выиграли большой грант, стали сотрудничать с золотодобытчиками на почве экологических экспертиз, поэтому теперь потихоньку выбираемся из жопы.

Папа замолчал, а Наташа старалась переварить услышанное. Она думала, что у них в БГУ<span class="footnote" id="fn_28534631_2"></span> всё плохо, но оказалось, что в Карасукске хуже. Радовало, что оба вуза выгребли. А сколько было тех, кто не выгреб?

― У тебя амбиции, трудолюбие, ― произнёс Николай Фёдорович, внимательно глядя на Наташу сквозь очки. ― Пока стоял вопрос о полной реорганизации и слиянии кафедр, здесь тебе бы воли не дали. И теперь у нас почти не стало научной школы. А сейчас есть возможность создать новую. И тут тебе не нужно до защиты докторской ждать, с кандидатской можешь смело делать, что нравится. Тем более ты сейчас с водохранилищами работаешь, знаешь, что к чему, а у нас это больная тема в республике.

― У вас тоже? ― Наташа начала понимать, к чему клонит папа. И не знала, как к этому относиться.

― На общем собрании через пятнадцать минут расскажу. Узнаешь все от Ярославы Каргиной. Она о фокусах с золотодобытчиками лучше расскажет. ― И добавил: ― Возвращайся домой, Наташка.

Наташа была в полной растерянности от предложения. И вроде сама не думала ни о чём таком, но неясные мысли роились в голове. А тут папа сказал вот это всё простыми словами. И Наташа решительно не знала, какой ответ дать. Да что там ответ! Как и о чём думать после такого предложения!

― Я не тороплю, ― серьёзно произнёс Николай Фёдорович. ― Взвесь всё, подумай. Нужно зарабатывать себе имя, а сделать это лучше всего на региональных исследованиях. Ты сейчас менеджер от науки, Наташка, но ты можешь намного больше, причём не особо напрягаясь.

«Не напрягаясь? Домой? Что вообще происходит? ― Наташа отхлебнула ароматный чай, чтобы как-то отвлечься, и закашлялась. ― А что я скажу Адаму? Я могла бы уехать хоть на Север, хоть на юг, но Адам... Я могла бы... И как сказать папе о том, что мы теперь вместе?»

Она уже открыла рот, но в эту секунду в дверь постучали, и на пороге аудитории возник Адам. Из коридора доносилась склока: судя по характерному говору, с кем-то вдалеке ругалась Каргина.

― Здравствуйте, Николай Фёдорович! ― широко улыбнулся Адам. ― Сколько же лет мы не виделись? ― Он пересёк аудиторию и протянул руку поднявшемуся для приветствия. ― Лет десять-двенадцать? Вы отлично выглядите, помолодели даже!

Наташа смотрела во все глаза на Адама, обменивающегося любезностями с её папой. Воспоминания о прошлых встречах и конференциях — это, конечно, хорошо, было бы странно, не будь Адам знаком с профессором Алабаевым, но он никогда раньше не говорил, что они общались.

― …А я уже десять лет не преподаю, ― Наташа вынырнула из раздумий и прислушалась, ― студенты, практики, зачёты, план нагрузки ― это всё не по мне. Как хорошо, что вы, Николай Фёдорович, несёте детям разумное, доброе и вечное!

«Что с тобой? ― хотелось спросить у Адама. ― Обычно ты так приветлив только с губернатором…»

Наташа не успела додумать мысль: дверь кафедры распахнулась, и в аудиторию шагнули Каргина, Громова и незнакомые парень с девушкой. Адам замолчал, а Николай Фёдорович улыбнулся: экспедиция, судя по всему, началась.

***</p>

― Радость моя, подставь ладонь, можешь другой оттолкнуть меня. Радость моя, вот тебе огонь, я тебя возлюбил более огня. ― На кафедре археологии и этнографии истфака Карасукского госуниверситета тихо играла музыка, а Рита Громова отстукивала кончиками пальцев мелодию.

Июль едва вступил в свои права, студенты расползлись кто по выездным практикам, кто по архивам и музеям. В коридорах первого этажа стояла звенящая тишина, вводившая Риту в подобие транса. В этой тиши, как в горах, на каменистых склонах, под ледниками на трёхтысячниках<span class="footnote" id="fn_28534631_3"></span>, можно было послушать себя.

Булькнул оповещением смартфон: Ярослава написала, что задерживается в бухгалтерии. Рита ответила коротким «Ок» и посмотрела на заставку экрана, откуда улыбались измазанные в пальчиковых красках муж и дочка.

Не убирая палец от экрана и не давая ему погаснуть, Рита смотрела на своих родных, казавшихся сейчас удивительно близкими и одновременно далёкими, словно пришедшими из каких-то неведомых заоблачных краёв за привычной гранью пространства и времени. Могла ли Рита подумать, что из полузабытого степного прошлого Приазовья конца двадцатого века к ней вернётся Евгений Лащенко ― палеонтолог с мировым именем, а потом появится и Ева.

В начале лета Рите исполнилось сорок три года, а в сентябре Еве должно быть три. Когда Рита уходила в декрет, все в Институте геологии и минералогии Невгорода смотрели на неё, выпучив глаза. Вспомнив вытянувшееся лицо директора, осознавшего, наконец, при виде округлой безмятежной Маргариты Алексеевны, что заведующая лабораторией литографии четвертичного периода ни в какую тундру не поедет, Рита усмехнулась. Никто ведь не думал, что трудолюбивая, много поющая и порой пьющая Громова возьмёт и в одночасье забеременеет, а в первый день несостоявшейся экспедиции выйдет замуж. Ох, наверное, и проклинал же директор последними словами Евгения Николаевича, задавившего авторитетом и попросившего командировать вместе с ним на безобидную конференцию Маргариту Алексеевну! А потом ещё и забравшего её на удалёнку в столицу необъятной Родины.

Рита качнулась на стуле, поднялась и ещё раз коснулась лица дочки, улыбавшейся белоснежными молочными зубками с фотографии. Как же им с Женей повезло: Ева оказалась спокойным ребёнком, а зубы у неё прорезались как по учебнику. Боже, кто бы сказал раньше, что Рита будет разбираться в таких вещах, не поверила бы! Стоит, наверное, написать Жене, спросить, как там Ева: садик в июне закрывали на ремонт, и Рита переживала, что строители не успеют сдать всё в срок. Иначе пришлось бы отказывать в последний момент Ярославе, что было неловко и так не хотелось…