II. О греческом мифе и первом испытании (2/2)
— Тебе такое не грозит, — с уверенностью отмахивается он. — Так вот, твоё первое задание…
Он отбрасывает сеть в сторону, видимо, окончательно приняв своё поражение. Арсений натягивает на лицо безразличное выражение, пока внутри идёт ожесточённая борьба азартного нетерпения, желания себя показать и обычного такого, человеческого страха непредсказуемости.
Успокаивает только то, что, в крайнем случае, можно будет заставить Антона от своего желания отказаться — правда, Арсению такой расклад не нравится совсем: это ведь будет нечестно.
— Ну давай уже, — выдыхает он нетерпеливо.
В ледяную воду легче сразу нырнуть с головой, чем тянуть и погружаться постепенно.
— Смотри, — Антон подходит ближе, с пугающим энтузиазмом обхватив его за плечи. — Рыба здесь есть, — он указывает пальцем в сторону шевелящихся под водой пятнышек чуть поодаль, — мы практически не двигаемся, так что нагнать «Филия» будет легко, а Позу, как врачу, не помешало бы иметь под рукой хотя бы маленький пузырёк рыбьего жира…
— Не-ет, — в отчаянии тянет Арсений, догадавшись, к чему он ведёт. — Шаст, нет. Пожалуйста.
— У нас договор!
— Ну неужели ты не можешь придумать другое задание? — умоляет он. — Любое! Можешь спать в моей каюте, я могу еду приготовить тебе лично и, не знаю, на коленях приползти… Что угодно…
Антон довольно блестит глазами и машет головой вправо-влево, поджав губы в улыбке.
— Антон! — Арсений сейчас взвоет.
— Арсений! — Антон лишь вторит ему, сдерживая смех, и отстраняется. — Не буду я ничего другого придумывать. Решение окончательное. Официально поручаю вам поймать хотя бы одну рыбу голыми руками, — он ехидничает: — капитан.
— Пожалуйста? — Арсений строит глазки: с «голубоглазкой» сработало, может, и тут ещё сжалится.
А что, глаза же правда красивые.
— Не-не-не, — Антон машет руками вместе с головой. — Это я пьяный добрый был, на всё соглашался, — вспоминает он и заминается, принимаясь теребить своё золотое колечко в ухе.
Арсений с укором смотрит на него ещё пару долгих секунд — прикидывает, стоит ли нарушить договор и потратить силы на гипноз.
— Чёрт с тобой, — вздыхает он в итоге, решив, что оно того не стоит, а обещания нужно держать.
В конце концов, сам Антон условия всех их договорённостей до сих пор соблюдает исправно, и становиться первым, кто их невидимый контракт разорвёт, Арсений не собирается. У него вообще ощущение, что это всё какое-то важное испытание, которое точно нельзя провалить, — и дело даже не в этом конкретном «задании». Абсолютно идиотском и бессмысленном, кстати говоря.
Он поджимает губы, чтобы видно было, насколько ему это не по душе, выправляет рубашку и стягивает её через голову — где-то в области горловины нечаянно ловит блуждающий по нему взгляд Антона, от которого неловко поджимается ещё и что-то глубоко внутри; между рёбрами, в животе и прямо над поясом, как раз там, где выводят свою дорогу зелёные глаза.
Парусиновые штаны, разувшись, Арсений снимает уже торопливее, лишь бы скрыться наконец в прохладной воде вместе со своими панталонами. Вообще-то, ткань жалко — они ведь порвутся во время превращения… А что, если?..
Арсений ухмыляется себе под нос, храбрясь: к наготе они здесь все привыкшие, в этом абсолютно ничего такого, да и стыдиться ему нечего. Он мельком оглядывается, чтобы убедиться, что Катя не гуляет по палубе, и возвращается глазами к Антону, с интересом облокотившемуся о фальшборт, скрестив руки на груди. Невозмутимо расстёгивает верхние пуговицы, и даже взгляда не прячет — Антон, собственно говоря, тоже держится стоически. Перешагнув через упавшие на пол панталоны, Арсений подбирает одежду, складывает в аккуратную стопочку — тут уж взгляд приходится отвести да немного выдохнуть, — и даже прихлопывает сверху, прежде чем выпрямиться.
— Я прослежу, чтобы гальюном пока никто не пользовался. Помощь нужна? — интересуется Антон, протягивая руку.
— Благодарю, — любезно кивает Арсений и помощь принимает: цепляется за руку своей, чтобы влезть на планширь.
То, что ладонь у Антона потная, сейчас не так уж и важно — всё одно сейчас смоется.
Он стоит на краю, пытаясь собраться и сдержать довольную собой улыбку, а потом всё-таки оборачивается и салютует Антону, прежде чем, наконец, нырнуть.
Пожелание удачи, свистящим ветром залетевшее в уши, обрывается вместе с тем, как он ударяется о воду — с такой высоты выходит даже больновато, зато скопившееся и за мгновения полёта, и в общем и целом напряжение отпускает сразу же.
Ещё через несколько мгновений ноги сливаются воедино; щекотное пощипывание доходит аж до пояса, и Арсению приходится бороться с жутким желанием почесаться. Кожа словно трескается, сменяясь мелкими чешуйками, — Арсений невольно любуется отблесками проникающего под воду солнца на переливчатом серебристом покрове. Мощные движения тоже завораживают: хвостовой плавник сейчас пропускает свет через себя, гибкой волной изгибаясь при каждом толчке, и практически кажется прозрачным.
Арсений останавливается и нерешительно тянется к двум маленьким боковым плавничкам на бёдрах — с осторожностью касается пальцами, как бы морально готовясь, прежде чем дотронуться до настоящей рыбы. Совсем мелкие, кстати, шустро перемещаются прямо под ним целыми косяками, но рассчитывать нагнать такой, даже с его возможностями, полнейшее безрассудство.
Арсений ненадолго выныривает, чтобы показаться Антону — тот с улыбкой наблюдает, перевалившись через борт, а потом вдруг исчезает. То, что он пропускает такое зрелище, — его проблемы: главное не поймать рыбу, пока он не видит.
Не то чтобы такая удача вообще Арсению грозит, судя по скорости и непредсказуемости передвижений небольшой стайки рыб прямо по курсу…
Взвыть хочется прямо так, под водой, но Арсений только останавливается от них чуть поодаль и тихо выныривает, чтобы прикинуть, как поступить было бы умнее. Вариантов тут не шибко много: единственное, что он может предпринять вместо бессмысленной погони, это попробовать оглушить рыбу хвостом, обеспечив себе небольшое преимущество. Арсений о подобном способе только слышал, а посему понятия не имеет, как это вообще должно работать, и хватит ли силы его удара, но на войне, как говорится, и рак рыба.
Вдох, выдох, пара похлопываний размягчившимися ладонями по щекам, и Арсений решается: совсем тихонько, еле двигая плавниками, подплывает к тому самому косяку сверху, так и зависнув пока на безопасном расстоянии. Он ведь не может даже определить, что это за рыба. Возможно, какая-нибудь горбуша? Горбуша звучит дружелюбно.
Он прикусывает губу изнутри, потихоньку подплывая ближе да пытаясь рассчитать, как бить и куда, чтобы это сработало хоть на одну рыбину. А, быть может, вообще стоило бы согнуться так, чтобы видно было в основном один хвост, и тогда они бы приняли его за своего?
Арсений мысленно цокает сам на себя и одним резким рывком врывается в косяк, разгоняя рыбу, как стаю голубей на площади. Беспорядочно машет хвостом, закрыв глаза и дёргаясь всем телом; кажется, даже по кому-то попадает, но когда полный надежд открывает глаза, оглушённой рыбы нигде не обнаруживается — только знатно ошалевшая. Часть былой стаи удрала вниз, а другая предпочла уплыть вверх, ближе к поверхности. За этой частью Арсений и устремляется, отбросив теперь все попытки решить эту проблему умом.
Эта упорно уплывающая от него со скоростью света рыба точно не горбуша — скорее, какая-нибудь… скумбрия. Или хотя бы палтус. Никакого дружелюбия.
Ещё через пару минут неожиданно шумной погони, Арсений устаёт, словно мог запыхаться, и решает всплыть наружу, чтобы дать успокоиться и себе, и рыбе, а то что-то разошёлся — в пылу разогнал всех в разные стороны, а так шансов на успех только меньше.
Он оборачивается на корабль в надежде, что Антон так и не вернулся, но всё оказывается ещё хуже. С палубы виднеется весь небольшой экипаж «Филия» — чьи-то лица скрыты в тени шляп, но высыпать наружу и поглазеть не поленился никто. Нетрудно догадаться, кто их о таком представлении вообще осведомил.
— Козёл, — с чувством булькает Арсений.
С корабля, кажется, доносятся подбадривающие крики.
Арсений снова встряхивается, зачем-то поправляет мокрую причёску и отправляется на следующий заход, предварительно с удовольствием погрузившись глубже, только чтобы набрать разгон и с весёлым кличем описать высокий полукруг над водой; нужно ведь оправдывать зрительские восторги.
Подаётся то за одной стайкой, то за другой; один раз даже ухватывает одну рыбину за хвост, но на радостях ослабляет хватку, и та в панике уплывает, оставив его с его подводными ругательствами и непродолжительным избиением воды кулаками наедине. Такой метод выпуска агрессии, кстати, работает эффективнее, чем более распространённые крики в, и рукопашные бои с подушками.
Выскальзывает и вторая, схваченная уже за склизкий даже под водой корпус обеими руками — но тут Арсений правда сам виноват: слишком легко отпустил, скукожившись от неприятных ощущений.
Тогда он решает оставить эту стайку в покое и погрузиться глубже — добавить хоть такое разнообразие в эту пытку.
Это оказывается лучшим решением, которое Арсений только мог принять.
Рыба здесь другая, отчего-то гораздо менее пуганная и гораздо менее сообразительная, а Арсений, хоть и беспокоится немного из-за ощутимого уже на такой глубине давления, никак не уступает им в скорости.
Несколько рыб неторопливо останавливаются у скопления высоких водорослей — возможно, чтобы чем-то полакомиться, — и Арсений «подкрадывается» сверху, прежде чем сделать победный рывок и обхватить одну плотненькую рыбину руками. Держит в этот раз крепко, но толком насладиться моментом не успевает: где-то внизу краем глаза выхватывает подозрительного вида плавники, какие на картинках обычно присуждают акулам, и второпях всплывает наверх. Рыбка размером с полторы его ладони, видно, теряется окончательно, потому что в какой-то момент начинает подмахивать плавниками, тоже устремляясь к поверхности.
Выныривает он шумно, разбрызгивает вокруг себя воду и издаёт победный клич, подняв затрепыхавшуюся рыбу над головой — лишь на секунду, во-первых, потому что не хотелось бы, чтобы она задохнулась у него в руках, а во-вторых, потому что скользкая она до жути.
С корабля свистят и что-то выкрикивают, пока Арсений с триумфальной улыбкой и совершенно глупой гордостью в сердце плывёт к ним, несколько раз чуть не потеряв своего нового друга.
Хочется увидеть уже этот ровный, но самое главное утёртый нос вблизи.
У борта Арсений снова с упоением демонстрирует свою добычу под одобрительные возгласы и чей-то гогот — Антон с улыбкой мотает головой и нагибается, чтобы спустить верёвочную лестницу. Убедившись, что он и ещё куча свидетелей увидели результат его трудов, Арсений выпускает рыбу на волю.
— Чёрт, — невыразительно всплёскивает руками одновременно с тем, как лестница бьётся о борт. — Упустил! — сожаление изображает так излишне старательно, что не поверил бы даже глухой слепец.
Сверху доносятся сочувственные ругательства — Арсений прячет улыбку в предплечье собственной руки, ухватившейся за верёвки, пока его тянут на борт.
На палубе его всё равно встречают как героя, хоть и смеются. Серёжа с восторженной улыбкой накидывает Арсению на плечи заранее подготовленную кем-то простынь, по-дружески прихлопнув сверху.
— Условие было «поймать», а не «принести», — сразу поясняет Арсений поджавшему губы Антону. — Все же видели, что я поймал? — он обращается уже ко всему экипажу.
За активным подтверждением команды следует удовлетворённый кивок и адресованный Антону вопросительный взгляд с ноткой претензии: «И что скажешь теперь?».
— Да чёрт с тобой, — Антон машет рукой и отворачивается.
Видимо, думает, что так его улыбочку никто не заметил.
— Мы аж обосрались в какой-то момент, — смеётся Серёжа, пока все потихоньку расходятся — всё ещё остаются на палубе, переговариваясь, но по крайней мере толпы перед Арсением больше нет. — Ты же нырнул куда-то глубоко, и всё, пропал. А мало ли, там акулы могут быть…
— Могут, — Арсений шмыгает носом, вытирая уголком ткани лицо.
В моменте он испугаться не успел, но сейчас ужас потихоньку нагоняет упущенное. Повезло, что Арсений умудрился заметить и вовремя унести оттуда плавники; чёрт знает, как акула отреагировала бы на наполовину рыбу, наполовину человека, а целиком — еду…
— Эй! — их прерывает Макаров оклик: тот кидает Серёже небольшой побрякивающий мешочек.
— Это что ещё такое? — Арсений хмурится и вытягивается, силясь заглянуть Серёже в руки.
— Деньги, — тот довольно хмыкает, высыпав из мешочка несколько золотых себе на ладонь.
Такими же мешочками обмениваются и несколько других членов команды.
— Не понял, — тянет Арсений.
— Ставки мы делали, — Серёжа оставляет щелбан у него над бровью. — Сможешь ты или нет. Я в тебе, вот, ни секунды не сомневался, — фыркает он.
— Вот и здорово, — улыбается Арсений, — иначе я бы обиделся.
Теперь он глазами выискивает Антона: интересно ведь, на что ставил он сам.
— Да вон он, вон, — вздохнув, Серёжа пальцем указывает за мачту.
Как раз вовремя, потому что тот с довольной улыбкой принимает мешочек с деньгами из рук Поза, подкинув его в воздухе и, видимо, что-то пошутив, потому что Дима смеётся, когда тот коротко прижимает его к себе за плечи.
Серёжа снова вздыхает и пальцем укоризненно тыкает Арсения прямо в ямочку на щеке.
— Долгих вам лет семейной жизни, — снова хлопает он по плечу и уходит, поправив шляпу, прежде чем Арсений успевает что-нибудь возразить.
Дождавшись, пока Арсений обсохнет, оставив на палубе едва заметный след из около полусотни чешуек, отвалившихся вместо того, чтобы «впитаться» обратно, когда ноги удаётся разлепить, его великий подвиг отмечают ужином в большой каюте — всё таким же скудным, но праздничным, самое главное, по ощущениям.
Со всем этим он совсем забывает, что сегодня его очередь нести ночное дежурство, в этот раз не из желания помочь новому другу и подменить, а согласно им же и составленному графику. Серёжа сочувственно поджимает губы, когда приходится ему об этом напомнить, и даже — какое благородство! — предлагает свою кандидатуру на замену. Арсений, разумеется, отказывается: зачем такая путаница? Проще отработать свою смену как положено, а выспится как-нибудь в другой раз.
Серёжа с облегчением смеётся, признавшись, что надеялся на такой ответ, и желает удачи, прежде чем удалиться на боковую.
Карабкаться в воронье гнездо на фок-мачте по раскачивающейся туда-сюда верёвочной сетке уже не так страшно, как в первый раз, но сердце всё ещё замирает на взявшемся из ниоткуда порыве ветра. Судно, наконец, возобновляет более активный ход.
Постояв на ветру ещё пару минут, Арсений кутается в плащ и усаживается на место, где просидеть — если повезёт и не понадобится бежать к штурвалу или бить тревогу, — придётся ещё часа четыре. Зажигает лампу, проверяет карманные часы с компасом и поправляет расположившиеся за поясом складную подзорную трубу и бурдюк с отведённой ему порцией вина.
Всё.
Теперь так и сидеть, просунув ноги сквозь деревянные перила, пока на горизонте не замаячат первые розово-оранжевые отблески.
Хорошо, что в этот раз Арсений всё-таки решился взять с собой небольшой блокнотик да огрызок карандаша, поддавшись заверениям, что немного отвлекаться от наблюдения за волнами можно и даже нужно — а то так и до сумасшествия недалеко.
Сидит так, вглядывается вдаль, покручивает карандаш в руках, и опускает взгляд только убедившись, что во́ды, как и небеса, не разверзлись, а вокруг шхуны ни души — лишь глубокая подвижная синева. Ещё немного времени уходит на то, чтобы бесцельно повозить грифелем по шершавой бумаге, а потом беспорядочные линии превращаются в два слившихся силуэта.
Получаются Дима с Катей: Арсений на днях случайно застал, как они танцевали медленный танец, улыбаясь и переваливаясь из стороны в сторону в обнимку — прямо так, ночью, на палубе, под не слишком музыкальный шум воды да поскрипывания корабля. От этого зрелища стало очень тепло, повеяло каким-то тягучим умиротворением, но и больновато кольнуло в груди. Арсений так и не понял, он больше завидует, или радуется, что у хороших, кажется, людей всё хорошо, — улыбку, однако, даже сейчас сдержать не может, да и не пытается.
Закончив с немного неряшливым наброском, рука сама перебегает на следующую страницу. Арсений поднимает взгляд, чтобы вернуть себя в реальность и убедиться, что всё в порядке, а когда возвращается к записной книжке, обнаруживает на пергаменте линии, складывающиеся в совсем другой, одиночный и чёткий профиль.
Он удивлённо хмыкает себе под нос, но вырисовывать продолжает: мешки под глазами, очерчённое веко, контур большого уха, высокие скулы, штрих шрама на щеке, аккуратный лоб и зализанные назад волосы, собранные в небольшой хвостик. Нижняя губа выражена чуть больше, чем верхняя, нос — одна чёткая наклонная линия, а нижняя половина лица испещрена мелкими стежками отросшей щетины. Арсений собирается пририсовать ему и серёжку в ухе, но вовремя вспоминает, что она у него с другой стороны.
Он отводит набросок чуть дальше от себя, подносит ближе, вертит в руках и всё не может понять, что с ним не так, когда сзади слышится скрип натянутых верёвок.
Рисунок материализуется: к нему в гнездо лезет Антон.
— Ты чего тут забыл? — он мигом захлопывает книжку и отодвигается чуть в сторону, прижав одно колено к себе.
— И тебе доброй ночи, — выкряхтывает Антон и бухается рядом.
Арсений продолжает пилить его вопросительным взглядом, и тот сдаётся:
— Мне не спится. Решил составить тебе компанию.
— Ясно.
Оба переводят взгляд на горизонт. Арсений болтает ногой и крутит свою книжку в руках, Антон тоже болтает обеими ногами в воздухе и вздыхает, корпусом откинувшись назад, на прямые руки.
Тишина уже почти становится комфортной, когда Антон прокашливается и подаёт голос:
— А ты пишешь? Или рисуешь? — усаживается нормально и пальцем указывает на устроившийся уже на коленях блокнот.
— Рисую, — Арсений напрягается: показывать только что набросанный портрет сейчас вообще не хочется.
— Бесит, наверное, когда показать просят, да? — Антон улыбается, понимающе сморщившись.
— Есть немного, если честно, — удивляется Арсений, тоже заулыбавшись от неожиданности. — Хотя я всю жизнь, в общем-то, рисовал, чтобы кому-то показывать. Спасибо, что от набросков обычно многого не требуют…
— Ох уж эти отцы-губернаторы, конечно, — с наигранным сочувствием ухмыляется Антон.
Снова наступает неловкая пауза, пока он, видно, почувствовав, что не стоило, не добавляет:
— Ладно, прости. Я понимаю, что и там, скорее всего, были какие-то трудности. Особенно учитывая тот факт, что ты так настроен был сбежать, и твоё вот это вот…
Он неловко обводит руками нижнюю часть Арсеньева тела.
— Не поверишь, но да, невозможность касаться воды несколько усложняет жизнь, — Арсений иронизирует, но потом тоже дополняет, вздохнув: — Я тоже понимаю, что не будь я в такой привилегированной позиции, пришлось бы куда труднее. Да я вряд ли бы вообще дожил до сегодняшних дней, если бы моё выживание зависело от вскопанности и увлажнённости полей, например, или от рыбной ловли…
— Ну, с последним ты сегодня справился неплохо, — смешливо признаёт Антон.
— Премного благодарен, — сдерживает улыбку Арсений.
Подумав в тишине, — теперь действительно более комфортной, — Арсений решается повторить попытку лишить Антона хотя бы толики этой окружившей его загадочности.
— А ты, — он запинается, чтобы тоже тихонько прокашляться, — давно стал пиратом?
Тот почему-то фыркает, но никак пока не сопротивляется: облокачивается спиной о мачту, откинув голову, — Арсений повторяет за ним, с надеждой приготовившись слушать.
— Лет… пять назад, — спокойно отвечает Антон, и Арсений внутренне выдыхает. — Там очень глупая история вышла, и я, вот… попал.
— Расскажешь? — Арсений спрашивает робко, повернув голову так, чтобы из-за деревянного столба мачты видеть его лицо хоть краем глаза. — Или следующее задание выдумаешь?
Антон тихо смеётся.
— Ты и мёртвого уговоришь.
Не то чтобы Арсений сильно старался, но он совсем не против — а посему молчит дальше, елозя на месте в ожидании.
— Я, между прочим, тоже не из самой бедной семьи, — Антон театрально выпендривается: даже отсюда видно, с каким изяществом он выгибает запястья. — Отец был купцом; собственно, поэтому мы в Грецию и переехали, там возможностей для международной торговли больше.
— Это многое объясняет, — с усмешкой вставляет Арсений.
— А ты не думай, — Антон вдруг возмущается, — что люди победнее все неучи, ладно? Это бред полный. Просто им те же знания получить сложнее — и то, что многие всё равно ищут способы, только делает им чести.
— Я ничего такого не имел в виду, — с досадой оправдывается Арсений; он ведь правда не о том. — Ты просто… держишься как-то… нетипично, что ли. Неважно, в общем. Прости, что перебил.
— Извинения приняты, — он в очередной раз вздыхает. — Ну и вот, когда мне лет шестнадцать было, я с одним пареньком познакомился — он мне тогда сказал, что работал моряком в команде. Я ещё помню, у него всегда денег было больше, чем у меня, он что хотел, то и покупал — хоть друзьям, хоть себе…
Арсений участливо кивает, хотя Антон со своего положения этого и не увидит.
— Мы каждое его «увольнение» на нашем берегу проводили вместе, с друзьями я его познакомил, и вот, где-то через год этот Денис<span class="footnote" id="fn_32627938_0"></span> сказал, что его «начальник» набирает себе в команду новых людей. Предложил, так сказать, мне работу.
— Дай-ка угадаю, они не были обычными моряками?
— Конечно же не были.
— А как ты так… не догадался? — Арсений искренне сочувствует и открывает у себя на коленях блокнот.
— Да не знаю даже, — грустно признаётся Антон. — Он мне просто почему-то так нравился, что я, — он запинается, явно пожалев о том, что так просто это сказал. Арсений тактично молчит, вместо этого зашуршав карандашом по тому самому листу с портретом. Не услышав реакции, Антон продолжает чуть спокойнее, притворившись, что ничего такого не было. — Я бы, наверное, в любой бред поверил. Мелкий был ещё, толком жизни не видел, ничего удивительного. А Денис мне наплёл и про большие заработки, и про приключения, и про возможность на мир посмотреть; естественно, я от таких перспектив был в восторге.
Арсений смягчает линии. Закругляет подбородок, добавляет носу изгибов, глазам ресниц, а губам объёма.
— Некоторых друзей, вон, — Антон продолжает; кивает в сторону кают, — тоже на это уговорил. Заподозрить что-то, очевидно, стоило ещё тогда, когда он сказал, что мне неплохо было бы получить новые документы с новой фамилией, потому что я ещё несовершеннолетний, и у «начальника» могут возникнуть заминки при пересечении границ со мной на борту и при оформлении отдыха, бла-бла-бла… Короче, всучили мне документы, которые Бебур по своим каким-то там связям раздобыл, с фамилией кого-то из старших членов экипажа. Настолько старших, что, когда я заступил «на службу», этот Емельянов уже умер, а несколько других парней-однофамильцев осталось. Зато, когда меня разбудили одной ночью, потому что мы нападаем на торговое судно, там перебили полкоманды, включая Дениса, и я понял, наконец, что мы, блять, пираты, а не мирные моряки, непонятно зачем плавающие по морям и океанам, мне эта смена фамилии пришлась только на руку. Не хотелось, чтобы кто-то так просто связал меня с моим отцом и испортил ему репутацию.
— Ужас какой, — Арсений хмурит брови и выглядывает из-за мачты: — Ночь, наверное, была тяжёлая. Сочувствую.
— Спасибо, — Антон кивает, тоже оглянувшись, чтобы коротко ему улыбнуться. — Но я довольно быстро оправился: там другого выбора не было. Да и повезло, что Поз с ребятами были рядом, хоть я и чувствовал себя ужасно виноватым за то, что их в это втянул. Они меня убеждали, что это их решение, да и им терять и так было, мол, нечего, но, сука, — он качает головой. — Жизнь, по-моему, это всё-таки что-то, что потерять стоило бы бояться. Да и рассудок.
— А можно узнать, — аккуратно интересуется Арсений, — какая у тебя настоящая фамилия?
— Шастун, — просто сообщает он. — Ты вряд ли кому-то разболтаешь, — прыскает, махнув рукой.
— Так вот, почему «Шаст», — Арсений тянет, догадавшись. — А я-то думал, может, ты шастал где-то много, чёрт его знает…
Антон смеётся, затылком несильно ударив мачту.
Арсений, подумав, одним лёгким штрихом заставляет летающую голову у себя на бумаге улыбнуться. Улыбка выходит немного усталой, — из-за выражения глаз, — но Арсению так нравится даже больше. Вот теперь, как будто, всё на месте.
— А разве «Шаст» и «Шастун» сложно связать, если знать фамилию твоего отца?
— Не сложно, — Антон, кажется, кивает. — Но прямых доказательств нет, а по документам и словам отца его сын умер. Антона Шастуна не стало лет пять назад.
Мрак какой — Арсения аж мурашками пробирает.
— Интересный, — помолчав, он достаёт из-за пояса бурдюк с вином и легонько толкает Антона по торчащему плечу: тот оборачивается, кивает, как бы поблагодарив, и принимает предложение, — выход из положения.
— Не то слово, — Антон хмыкает и отпивает вино, прежде чем вернуть Арсению.
Он, недолго думая, тоже делает небольшой глоток. Запрокидывает голову, поверхностью мачты взъерошив волосы на затылке, и разглядывает небо с его крошками звёзд.
— Надеюсь, мой отец тоже предпочтёт поступить как-то так, — тихо выдаёт он и сразу добавляет, не желая обидеть: — Ты не подумай, это правда тяжело и, наверное, больно, я просто… Я лишь к тому, что я бы не отказался начать всё с чистого листа, не опасаясь при этом постоянных преследований. Для нас обоих это было бы лучшим решением.
— Погоди, — Антон разворачивается, нахмурив брови, — а ты разве не собираешься…
Столкнуться с ним взглядом, тоже развернувшись, Арсений не успевает: на полпути замечает движущийся к ним по морю треугольник вдалеке. Глаза расширяются, сердце начинает биться чаще, и он в лёгкой панике хватается за подзорную трубу, развернув её одним движением.
— Блять, — хрипло ругается он, разглядев до тошноты знакомый флаг, развевающийся на ветру.
— Что там такое? — беспокоится Антон.
Выхватывает трубу у него из рук и, нашарив маячащий на горизонте фрегат, поджимает губы.
У Арсения в животе скручивает от волнения. Он и сам не знал, что настолько всерьёз рассчитывал на то, что Фортуна закрепится у них на корабле вместе с постоянным морским запахом, и с погоней они так и не столкнутся.
— Так, без паники, — Антон одним чётким движением сворачивает трубу и сам кладёт её Арсению за пояс, отодвинув плащ. — Они далеко и движутся гораздо медленнее нашего «Филия». Боя легко избежать, нам всего лишь нужно от них оторваться…
— «Всего лишь», — Арсений фыркает, но правда немного трезвеет.
В голове керосиновой лампой загорается идея, и он усаживается на собственные ноги, чтобы разложить карту с компасом на полу перед ними.
— Их фрегат ведь раза в три тяжелее нашей шхуны, так? — уточняет он у пододвинувшегося Антона.
— Так.
Арсений кивает, ничего пока не говорит, и пальцем находит обозначенные на карте подводные хребты — Антон понимает всё мгновенно:
— Предлагаешь свернуть и укрыться от них там? — он тоже обводит выделенную область, сверкнув глазами.
Арсений радостно кивает, повернув голову к Антону и чуть не столкнувшись носами.
— Придётся немного изменить маршрут и уйти восточнее запланированного, но тут вот, — он тычет пальцем, — есть весьма удобный залив — нам на переждать.
— Согласен. А до Константинополя пойдём вдоль береговой линии, чтобы хвост снова за нами не увязался…
От Антона на удивление вкусно пахнет. Терпко, но совсем не мерзко, хотя мылись, если это можно так назвать, они в последний раз пару дней назад — когда шёл дождь.
— С запасами придётся ужаться, конечно…
— Ничё страшного, — Антон машет рукой. — У этого Синопского залива есть рядом посёлок, там можно будет по крайней мере воды раздобыть, а еды нам хватит, даже если там ничего подходящего не сможем купить.
Он сворачивает карту и подбадривающе улыбается Арсению, хлопнув того по плечу.
— Прикажете приступать к исполнению вашего плана и бежать будить штурмана, капитан?