I. О приятном в неприятном (2/2)

Если бы взглядом — голубых, действительно, глаз, — можно было убивать, на Антоне не осталось бы живого места.

***

Удача явно Арсению сопутствует. До сих пор не верится, что удалось так просто договориться, да ещё и найти какую-никакую команду, буквально за полчаса — в то, что это всё правда происходит, и уже сегодня ночью ноги Арсения в этом доме — да и на этой земле — не будет, тоже верится с диким трудом.

Теперь тому, что отец с братом уезжают, он только рад: это даст им целую кучу времени. Пока люди найдут, к кому обращаться в отсутствие губернатора, пока обнаружат, что тот, к кому следовало бы обращаться, пропал вместе с узником, пока до ничего не понимающих милиционеров у поместья дойдёт, что сбегающий Арсений им не приснился, пока Павел Алексеевич, которому, скорее всего, поручат временно принимать решения по этому делу, действительно что-то предпримет…

Остаётся надеяться, что волнение не возьмёт верх, и что у Арсения хватит сил на убеждение стражи сначала у дома, а потом и в тюрьме. Главное не думать об этом слишком много.

Серёжа — тот самый бывший боцман, ныне конюх и близкий друг Арсения, а по совместительству единственный человек вне губернаторской семьи, кто в курсе о проклятии, — реагирует на новость о внезапном решении всё же воплотить давно обсуждаемый план в жизнь довольно спокойно, хоть и окидывает сначала озадаченным взглядом, как умалишённого. В первую очередь хладнокровно раскладывает по полочкам порядок дальнейших действий и вызывается самолично зайти с письмом к Позову. Поступить так действительно умнее: визит известного по городу губернаторского «гонца» к какому-то постороннему, не семейному городскому врачу, может вызвать подозрения, в отличие от конюха, который просто решил зайти проконсультироваться по поводу прищемлённого давече пальца, когда мимо проходил.

Арсений своими глазами видел бумаги с перечнем погруженных на рыбацкие лодки запасов: вино, хлеб, сыр, солонина, гречка, овёс и всего бочонок воды; рацион, конечно, совсем непривычного ему уровня. В том количестве этого должно хватить примерно недели на полторы — если всё пойдёт по плану, то к этому времени они уже пришвартуются к одному из турецких портов по пути, где можно будет закупиться провиантом и пополнить запасы пресной воды.

Арсений смутно представляет, как будет выглядеть почти месячный путь на корабле, и как он собирается командовать, не зная даже толком, как работают паруса, но мысленно машет на это рукой: во-первых, с ним будут люди, которым известно об этом всём чуть больше, а во-вторых, он считает, что разбираться с проблемами лучше прямо по ходу их поступления. Тем же принципом он загоняет куда подальше и сомнения в приверженности большей части набранной команды незнакомому им человеку, и тревожные мысли о том, что ему вообще, чёрт возьми, делать со своей жизнью после снятия проклятья.

Потому что возвращаться сюда Арсений не хочет.

Он не уверен, что ещё не передумает и не начнёт тосковать по дому уже через неделю, но мысль о том, чтобы осесть здесь, жениться и всю жизнь возиться с бумажками и капризами вышестоящих персон, одной из которых рано или поздно станет его собственный брат, сейчас вызывает лютейшее отторжение. В женитьбе, как таковой, вовсе нет ничего плохого — и детей Арсений действительно хочет, но… когда-нибудь. И с кем-то, кого выберет он сам.

Целый день он перепроверяет собранные сумки, до ужаса боясь что-нибудь забыть. С тяжёлым сердцем пришлось отказаться больше, чем от половины своего гардероба, лишь бы уместиться с этим в одну — хоть и большую — сумку. Небольшая котомка полна золотых монет, завёрнутых со всех сторон в мешковину, а в саквояже умещаются стащенные из отцовского кабинета компас, старенький лаг<span class="footnote" id="fn_32627513_1"></span>, зажигалки, свечи и фонарь с картой — а оружие и складную подзорную трубу с работающим, в отличие от папиного, квадрантом<span class="footnote" id="fn_32627513_2"></span> Серёжа взял на себя.

Его рассеянности Арсений не доверяет, поэтому беспокойно ждёт его возвращения от Позова у входа в поместье, чтобы точно увериться, что всё готово, и чуть не набрасывается на охранника, который просто задал Серёже пару вопросов и уточнил у Арсения, стоит ли его впускать, прежде чем так и поступить.

— Ты чего нервный такой? — непонимающе вопрошает тот, когда они проходят вглубь комнат.

— Издеваешься? — Арсений отвлекается от разглядывания собственных ботинок. — Как всё прошло?

— Замечательнее некуда, — мечтательно вздыхает Серёжа. — Сейчас они, наверное, носятся по дому, манатки собирают, а так мы спокойно попили чай, всё обсудили, я, как смог, передал.

— И? — дёргает его Арсений, остановившись в гостиной и отослав сразу подошедшую служанку; так вежливо, как только сейчас может.

— Ну что «и?», ты меня слышишь вообще?

Серёжа, пожалуй, единственный, с кем общение в таком стиле ощущается абсолютной нормой.

— Манатки они, говорю, собирают, — продолжает он. — Значит, наверное, согласились, а не просто решили весеннюю уборку затеять, как думаешь?

— А… как тебе вообще этот Позов? — Арсений пытливо щурится: Серёжиной чуйке, натренированной многолетним опытом командной работы в море, он склонен верить. — И жена его? Можно доверять?

— Очень образованный мужик, прям слишком, я б сказал, для пирата-то, отреагировал адекватно, соображает, жена тоже не истерила; сразу пошла собираться, как будто они только нас и ждали. Поглядим — увидим, — загадочно добавляет тот, — конечно, но на корабле нам такой штурман и врач точно пригодится.

— Поживём — увидим, — машинально поправляет Арсений. — Ладно, звучит не так плохо.

— А про Шаста этого ты мне так и не рассказал ничё, — Серёжа по-свойски разваливается на софе, даже не разувшись. — Кроме того, что он зелёный совсем. Почему ты именно на нём решил остановиться и так резко расхрабрился сразу?

— Не самый приятный тип, — Арсений морщится, — и насчёт надёжности я не уверен, но он пока лучший вариант из всех, кого ловили до этого. И принципиальный, кажется. А, и у него серьга в ухе, как у тебя, — он с улыбкой указывает на след от дырки в мочке, где раньше красовалось украшение. — Вы подружитесь.

До ночи вместе заканчивают все приготовления, и Арсений, в очередной раз убедившись, что всё готово, скрепя сердце отправляет Серёжу; для начала восвояси, откуда уже через несколько часов он выдвинется обратно к поместью — только теперь уже с лошадьми и повозкой с вещами, в том числе Арсеньевыми. Серёжа возмущается тяжёлой сумке и невинно улыбается переглянувшимся милиционерам на выходе, мельком объяснив, что это он, дурья башка, вызвался отнести господскую обувь к сапожнику.

Сам же Арсений снова отправляется к отцу в кабинет, изо всех сил отгоняя чувство вины, и готовит бумажку для отвлечения внимания. Когда люди знают, что чего-то делать не должны, проще своим голосом уговорить их поверить в полный бред, чем просто заставить сделать так, как он хочет, без каких-либо оснований, а испытывать свои силы в чём посложнее сегодня, когда риски так велики, Арсений не намерен. Поэтому подделывает документ о переносе казни некоего Емельянова Антона Андреевича на пару часов пораньше — скажет страже, что по закону обязан сообщить об этом узнику, а потом и что казнь состоится прямо сейчас. И то, что всё происходит совсем не так, как до́лжно, и что узника посреди ночи к палачу ведёт сын губернатора без какого-либо сопровождения, покажется им абсолютно нормальным — как во снах, когда вокруг тебя происходят странности, но ты не задаёшь никаких вопросов и просто с удовольствием плывёшь по течению.

— Ну, поехали, — резко выдыхает Арсений, вскочив с кровати с глупой решимостью рыбы, заглотившей наживку, когда часовая стрелка упирается в римскую цифру три.

Арсений наивно полагал, что ему удастся поспать хотя бы пару часов до начала операции, но нет — сна ни в одном глазу.

Он взваливает на себя котомку с деньгами, берёт саквояж и засовывает поддельный документ в нагрудный карман сюртука. Выбраться из поместья не составляет труда: все слуги уже спят. Но Арсений всё равно поддаётся паранойе и несколько раз останавливается, чтобы оглядеться — ему слышатся чьи-то осторожные шаги. Скорее всего, его же шаги, потому что никого увидеть так и не выходит.

Один охранник спит на скамеечке у ворот, а другой в панике пытается разбудить друга, параллельно отдавая честь, когда видит на подходе Арсения. Приятно, что нервничает тут не он один.

Вот тут — давно пора! — начинаются первые сложности: Серёжиной повозки нигде не видно. Арсений с улыбкой просит стражника оставить коллегу в покое и заводит «дружескую беседу». Пудрить ему мозг приходится добрых минут десять, прежде чем слышится стук копыт и грохот самой не вычурной кареты, какая только была им доступна.

Глупо улыбающийся парень в форме машет им вслед, пока Арсений расспрашивает Серёжу на вожжах — с раздражением столь же великим, сколь его облегчение. Тот, оказывается, просто проспал. Они оставляют повозку в тени, подальше от главного входа, и Арсений, выдохнув, проверяет бумажку в кармане, прежде чем выйти.

В здание тюрьмы попасть удаётся без приключений, что не может не радовать. Если бы Арсению в любой из прошлых периодов его жизни кто сказал, что он так сильно будет хотеть попасть в тюрьму, он бы… с охотой поверил, на самом деле. А что, интересно ведь знать, как всё устроено, как ведут себя осуждённые люди? Если только ты сам не один из них, разумеется.

Несмотря на нервную слабость в желудке, сирений гипноз срабатывает на совесть: липовой бумажкой остаются довольны, и даже ключи удаётся забрать прямо с того самого крючка под столом. Ответственный за них паренёк начинает было возмущаться, но Арсений шустро придумывает, что отец с детства учил его закрывать за собой двери, а как он это сделает, если войдёт в неё без ключа? В ответ на этот бред оба стражника ответственно кивают, кто-то даже бормочет глубоко осознанное «Правильно!», и впускают Арсения внутрь.

И вот он снова чувствует себя великим Олимпийцем; ну как замечательно всё идёт, надо же!

Антон ждёт в конце коридора, там же, где и прощались, — чёрт знает почему, но Арсений даже мельком удивляется.

— Сидиш…те? — по глупости уточняет он.

Антон запинается, теряется в выражениях лица и прыскает от неожиданности, обнажив ряд меленьких зубов.

— У тебя всё в порядке? — смешливо отвечает он вопросом на вопрос, пока Арсений, спрятав смущённую улыбку, подбирает ключ к его решётке. — Честно говоря, я даже удивился, что ты реально пришёл, — Арсений цокает, когда очередной ключ оказывается не тем. — Думал, передумаешь ещё двести раз.

— О! — замочная скважина звонко щёлкает, и дверь камеры со скрипом открывается. — Нет уж, — Арсений сверкает глазами, смело заглянув в полные предвкушения напротив, — раз пообещал жизнь спасти, значит надо спасать, какой бы отпетый негодяй там ни был.

— Ой-й, — Антон закатывает глаза и выходит из камеры, воровато оглядывая коридор, — зачем столько пафоса? Пошли давай.

Арсений дёргает руку, за предплечье которой Антон коротко ухватился, потянув за собой, — и только тогда вспоминает, что забыл посоветовать милиционерам пойти прогуляться в такую замечательную погоду.

— Чёрт, — он резко останавливается, в панике соображая, как исправлять ситуацию, и называет себя полным идиотом под давлением непонимающего взора зелёных глаз.

Заговаривать им зубы сейчас будет бесполезно: не в присутствии Антона и не после непривычной траты сил на всех, кому посчастливилось встретиться с Арсением этой ночью.

— Что ещё такое? — Антон хмурится.

Единственный выход — попросить Антона подождать, пока он хотя бы попробует убедить служак отойти хоть ненадолго…

— Подождите здесь, — Арсений с серьёзным видом касается ладонью груди уже вконец разволновавшегося Антона, как бы останавливая. — Пожалуйста, — просит и, поправив сюртук, прислоняет ухо к двери, чтобы убедиться, что там не пришёл кто-то ещё.

Антон раздосадованно разводит руками, но стоит на месте, когда Арсений, так ничего и не расслышав, открывает дверь.

А за ней — никого.

— Интересно, — тянет Арсений с осторожностью осматриваясь из-за открытой двери.

— Не понял, — Антон неожиданно оказывается прямо у него над ухом, заставив дёрнуться от испуга, — а ты от этих охранничков не избавился, что ли?

— Я действовал более… деликатно.

— Подкупил? — Антон подозрительно хмурится, параллельно шарясь по немногочисленным полкам стола с записями. — Или пригрозил своим авторитетом?

— Авторитетом тут грозиться может разве что сам Губернатор, а подкупами я не рисковал. Просто… я очень харизматичный.

— Ага, — останавливается Антон, скептично оглядывая Арсения с ног до головы. — Охотно не верю.

Возмутиться Арсений не успевает: оба резко поворачивают головы в сторону непонятного шебуршания и сдавленного вскрика за окном. Антон сразу серьёзнеет, кивает Арсению, и подгибает колени, чтобы прокрасться к выходу.

— Оружие где? — шипит он, когда Арсений нагоняет его уже у главной двери.

— Я с собой не брал! — раздражённо шепчет Арсений, прекрасно теперь понимая, что зря.

Просто до последнего надеялся, что оно им не пригодится…

— Ты совсем ебанутый? — Антон ругается всё так же тихо.

Стражников не оказывается и здесь. Выйдя на улицу, Антон с всё придумывающим, что бы такого ответить на эти вполне, на самом деле, обоснованные претензии, Арсением распрямляются и шагают чуть свободнее, хотя и пытаются вести себя тише. К карете по знакомому пути ведёт уже Арсений, шугаясь каждого упавшего листика.

Пока сбоку и чуть спереди не раздаётся шелест кустов — в этот раз точно не от ветра. Арсений от души чертыхается и делает пару шагов назад, рукой подсказав Антону сделать то же самое, но у того на лице тревога сменяется радостью, как только он слышит низкое мужское «С-сука» и замечает рыжую бороду одного из двух громил, вывалившихся из тех самых кустов под окнами.

— Макар! — шёпотом восклицает он и бросается вперёд, чтобы с взаимной улыбкой обняться сначала с ним. — Сапёр! — а потом и со вторым мужиком: тоже бородатым, но далеко не рыжим, и с улыбкой куда спокойнее.

Арсений стоит потерянным птенцом и всё оглядывается, опасаясь возвращения стражи.

— Бля, Шаст, пиздец рад тебя видеть, — басит Макар, не стесняясь повысить громкость. — Мы с Лёхой всё не могли придумать, как тебя вытаскивать, а потом Поз забежал, весь растрёпанный, хотя волосы и не успели ещё отрасти, — Антон смеётся.

— Поз правильно, значит, понял фразу про левый берег, — Антон оборачивается, вспомнив, наконец, и про существование Арсения. — Что вы с жандармами сделали?

— Погодите, так это из-за вас никого нет? — до Арсения доходит, и Сапёр с Макаром кивают, переглянувшись, прежде чем тоже об Антоновом спутнике вспомнить и окинуть его пытливым взглядом.

— Хилые у вас жандармики, — усмехается Макар — Сапёр только еле заметно дёргает одним уголком губ. — Управились быстро и, в общем-то, тихо, хотели, вот, ключи найти, а их не было ни у кого, а выбить ту дверь вряд ли получилось бы, там слои. Вот мы и пошли другой вход искать. А вы тут, — он кивает в сторону Арсения, — и сами управились.

— Это, кстати, Арсений, — представляет его Антон и добавляет торжественно: — Сергеевич. Губернаторский сын.

— О-хо-хо, — показательно удивляется Макар. — Какие люди! Руку вам поцеловать не надо, милейший?

Арсений вежливо улыбается:

— Руку можно, разве что, пожать, — он протягивает руку новому знакомому, — вы нам со стражей сильно, на самом деле, помогли. Благодарю.

Макар несколько удивлённо хмыкает, но руку пожимает — за ним с кивком следует и молчаливый Лёха-Сапёр с пронзительным взглядом синих глаз.

— Всё, обменялись любезностями? — закатывает Антон глаза, шагая вперёд. — А теперь съёбываем отсюда, давайте шустрее.

Вся компания переходит на бег трусцой, сохраняя внимательность до самой повозки, удачно устроившейся в тени. Серёжа встречает новые лица озадаченным взглядом, но в повозку все умещаются, несмотря на немаленькие габариты, — как раз вовремя, потому что вдалеке, в окнах здания суда, загорается чей-то фонарь, а со стороны главного входа слышатся служебные перекрикивания.

Знакомство решают отложить на потом, когда все в целости и сохранности доберутся до борта корабля.

***

Третья сложность даёт о себе знать, когда от берега к «Филию» отплывает одна из двух Серёжиных шлюпок с четой Позовых, Макаром и Сапёром на борту — почему-то только тогда до Арсения доходит, что влезть в лодку и забраться на борт шхуны ему нужно ни разу не коснувшись воды. Уже не из соображений конспирации даже, — с тем, что на воде его секрет надолго секретом не останется, он смирился сразу, хоть и не ожидал, что раскрыться придётся так скоро, — а просто потому, что карабкаться по верёвочной лестнице одними руками, имея склизкий хвост вместо ног, далеко не самое плодотворное занятие.

Серёжа тоже это понимает: смотрит обеспокоенно и предлагает свою руку, когда Арсений, помявшись, последним делает широкий шаг в шаткую на волнах шлюпку.

Взгляд карих глаз почти сразу переходит за его спину — глаза расширяются, брови поднимаются, и тот шипит:

— Тёма?!

Арсений рывком оборачивается, сильнее ухватившись за Серёжино предплечье в надежде, что это каким-то чудом окажется не тот Тёма, о котором он думает.

Надежды не оправдываются. К ним в явной панике несётся семнадцатилетний поварёнок, провёдший с Арсением всё детство — дружить им не запрещал даже отец, видно, смягчившись оттого, что мальчишка рос без родителей и вёл себя всегда уважительно, не угрожая дурно на кого-либо повлиять.

— Там милиция! — кричит тот издалека. — За вами идут!

— Это ещё кто? — встревоженно интересуется Антон, не совсем понимая, почему они всё ещё не отплывают.

— Ну ёб твою мать, — Арсений выругивается, воздев глаза к небу: за что ему это всё?

— Садись давай быстрее, — Серёжа торопит подбежавшего Артёма — тот, несмотря на общую взбудораженность и запыханность, успевает с нескрываемым любопытством посмотреть на всё ещё ничего не понимающего Антона и плюхается на доску вместе со своей котомкой.

— Они близко уже! — Тёма оглядывается.

Подтверждение его слов не заставляет себя ждать: с дороги слышатся крики и топот копыт, а уже через пару совместных гребков Антона с Серёжей из-за поворота показываются лучи милицейских ламп.

Сердце стучит где-то в горле, и Арсений панически соображает, что делать, пока ребята продолжают сосредоточенно грести в надежде успеть добраться до корабля и отплыть подальше прежде, чем блюстители закона найдут шлюпки и для себя.

— И что ты здесь забыл? — в отчаянии чуть ли не рычит на Тёму Арсений.

Тот поникает, принимаясь виновато перебирать собственные пальцы.

— Я понял, что вы что-то задумали, — признаётся он, — а потом ещё и случайно подслушал ваш с Сергеем Борисовичем разговор…

— «Случайно»? — с ухмылкой откликается тот самый Сергей Борисович.

— …И, когда вы, Арсений Сергеевич, правда ушли посреди ночи, — Тёма продолжает, — я следил за нашими стражниками у поместья. До них долго, почему-то, доходило, но потом они начали бить тревогу, и я первым делом сюда побежал, чтобы, если что, вас встретить и предупредить.

— Сразу с вещами побежал, да? — Арсений выдыхает устало, оглядываясь на кричащих что-то с берега мужчин в форме.

Несколько милиционеров отделяются от общей кучи и несутся в рыбацкую сторожку неподалёку.

— Ну да, — с наивной улыбкой шмыгает Артём. — Я не мог в такое путешествие не пойти за вами, Арсений Сергеевич, простите… И вы, Сергей Борисович, тоже!

— Да какой там, — выкряхтывает тот, продолжая грести, — теперь можешь называть меня хоть «Серый». От берега-то уже отплыли, — он залихватски усмехается и подмигивает разулыбавшемуся Тёме.

Как же несерьёзно они все к этому относятся, господи…

— А я Шаст, — и этот туда же.

— Очень приятно! — с восторгом кивает Тёма.

— А мне было бы ещё приятней, — сквозь сбившееся от нагрузки дыхание продолжает Антон, — если бы чёртовы жандармы не надыбали себе лодку так быстро.

И правда: Арсений оглядывается, чтобы увидеть, как четверо из милиционеров довольно быстро движутся в их сторону, лампой освещая себе путь и призывая сдаться, пока не начали стрелять.

Он чертыхается в очередной раз за этот вечер и поднимается на ноги, решив, что предпринять что-то тут сможет только он.

— Э, э, ты чего? — беспокоится Антон. — Серьёзно сдаваться собрался, что ли? Сейчас?!

— Если я ничего не сделаю, — уклончиво поясняет Арсений, кивнув раскусившему его план и оттого взволнованно нахмурившемуся Серёже, — они вот-вот начнут стрелять. Я их отвлеку, но вы всё равно аккуратней, ладно? Главное, доберитесь до «Филия».

Он, с секунду подумав, избавляется от штанов и сюртука под всё такие же возмущённо-непонимающие возгласы, и, машинально набрав в лёгкие воздуха, ныряет в воду.

Уже очень скоро запас воздуха будет ему совершенно без надобности.

Арсений ожидает пробирающего холода, но вода обволакивает совсем мягко, словно принимает в объятия своего ребёнка. От сразу возникшего, несмотря на общую тревожность ситуации, ощущения свободы ёкает сердце — Арсений не выдерживает и улыбается, руками протолкнувшись вглубь сплошной синевы. Ещё через пару толчков плыть становится значительно легче, ноги обвивает щекочущим теплом, шею пощипывает прорезающимися жабрами, и давление в лёгких исчезает, а вместе с хвостом будто появляется в голове какая-то ясность; ориентироваться становится проще.

Сквозь мягко шелестящую толщу воды слышатся знакомые голоса — кажется, Серёжа яростно уговаривает Антона грести дальше, а тот только что-то неразборчиво орёт. Наверняка матерится.

Перестроившись так, чтобы «встать» в вертикальное положение, Арсений поднимает голову: видит силуэт Тёмы, а ненадолго и Серёжи, вглядывающихся в воду. Даже отсюда чувствуется их общая обеспокоенность, но под водой тут же мелькает плоское окончание весла — видно, Антон всё же поддался уговорам.

Вдалеке виднеется тень чужой лодки, и Арсений поворачивается к ней, наметив цель, но прежде, чем к ней направиться, решает показаться и своим. Легко обгоняет шлюпку, оплывает её с другой стороны, уже предвкушая реакцию сидящего там Антона, и, не рискуя выныривать полностью, показывается только до расплывшихся в коварной улыбке губ — пальцем стучит по древесине, и Антон вздрагивает, оборачиваясь.

— Блять! — выругивается он, отпустив весло.

Арсений смехом выпускает довольные пузырики и, не удержавшись, подмигивает ошарашенному гребцу, прежде чем красиво погрузиться обратно, продемонстрировав над поверхностью свой переливающийся даже в предрассветной мгле хвост и звонко шлёпнув им о воду.

— О-охуеть! — доносится приглушённо вместе со скрипом закачавшейся на воде шлюпки — потому что двое из её пассажиров едва не перевалились за борт, ненадолго перевесив лодку.

В своих силах Арсений больше не сомневается; только искренне наслаждается кучей свободного пространства и собственной скоростью. Почему-то в морской воде хвост уже не ощущается как нечто чужеродное — подумаешь, ещё одна вариация нижних конечностей, ещё один способ передвижения, сейчас отчётливо демонстрирующий все свои преимущества.

Арсению кажется, что он может хоть весь океан переплыть, обгоняя дельфинов и уворачиваясь от акул. Человеческий мозг, однако, немного отрезвляет: так не получится, а эта странная эйфория вызвана банально тем, как давно Арсений не плавал по-настоящему. Если в детстве отец изредка позволял ему поплескаться в морской воде под строгим надзором и в такое время, когда никто не увидит, то уже через пару лет он решил так больше не рисковать. Свой хвост Арсений видел только в широкой ванне с низкими бортиками, сделанной специально под него, чтобы не приходилось просить о помощи при влезании и вылезании, да в самые неподходящие моменты, когда воды касался совершенно случайно. На дождь смотрел только из окна, а при каждом длительном выходе на улицу наготове всегда были слуги с зонтами и крытая повозка, чтобы успеть в ней спрятаться, в случае чего.

В большинстве случаев этот хвост и правда ощущался как проклятье, бич арсеньевского существования — хотелось злиться, кричать и хлестать его палкой, чтобы обиделся и ушёл. Но вот сейчас…

Сейчас Арсений стремительно приближается к милицейской лодке, скрывшись поглубже, и хмурится, хвостом толкаясь чуть реже, но размашистей, когда сквозь заменивший ветер шум воды в ушах слышит крики и выстрелы.

Подплывает ко дну лодки снизу, чтобы увидеть его было сложнее, и одним сильным рывком выхватывает только погрузившееся в воду весло. Сверху слышится удивлённый возглас, и просьба прекратить выстрелы — стихают они, однако, только когда Арсений сильно — но пока не слишком — бьёт хвостом по носу лодки, сбив кому-то прицел и вызвав новую волну испуганных ругательств.

Чей-то дрожащий бас сообщает, что рыбы здесь водиться не должно, и Арсений даёт своеобразную команду: на мгновенье показывает плавники на хвосте у одного борта.

— Глядите! — орёт кто-то сверху.

Весь их небольшой отрядик наваливается на эту сторону, и Арсений давит ухмылку: команду послушали, хорошие мальчики.

Воспользовавшись образовавшимся перевесом, он толкает лодку снизу, руками упёршись об освободившуюся сторону. Шлюпка переворачивается.

В общей подводной суматохе Арсений решает поразвлечься ещё немного и обеими руками тянет парочку так и не успевших раскрыть глаз милиционеров ко дну, обхватив их за шеи — недолго; так, чтобы немного потрепыхались, выпуская крикливые пузырьки.

Уплывает быстро, хотя стрельба им теперь не грозит: с берега ни зги не видно, а свои ружья перепугавшиеся служивые побросали, лишь бы не утопнуть вместе с ними. Отходить будут ещё долго, а понимать, какого дьявола это было, и того дольше, так что времени Арсений выиграл предостаточно.

Выныривает он только когда вплотную утыкается в деревянный корпус. Сверху на него поражённо глядит вся разномастная команда — чуть ли рты открытыми не держат, пока Серёжа не очухивается первым и не толкает Антона плечом.

— Так, чего встали? — включается тот, сразу посерьёзнев. — Макар, Сапёр, будете мне помогать его вытягивать, а то сама наша русалочка вряд ли вскарабкается. Поз с Катей — на тросы, Серый — на тебе якорь. Отплыть надо как можно быстрее! Тёма, ты займись пока переносом вещей в трюм, потом к Серёже подойдёшь, он тебе найдёт занятие по силам, ладно?

Арсений с интересом слушает, на время такой шустрой раздачи распоряжений даже забыв о том, как неприятно и холодно липнет к телу мокрая рубашка.

— Арсений, зацепился? — кричит ему Антон, ухватившись за ближайшую к нему ступеньку верёвочной лестницы, пока Макар и Сапёр занимают руки верёвками по бокам.

— Зацепился! — зубы у Арсения стучат.

Антон кивает то ли ему, то ли ребятам, и они принимаются тянуть, покряхтывая в ритм вместо счёта.

Вскоре, силами вовремя подхвативших его под руки пиратов, Арсений уже уставшей рыбой переваливается через борт, мелко подрагивая от ветра.

— Я принесу ему простынь, обсохнуть, — спокойно предлагает Сапёр и сразу уходит.

— Вот это мы охуели, конечно, — Макар признаётся и обменивается улыбками с Арсением, прежде чем откликнуться на зов Позова и убежать помогать.

Антон присаживается на корточки и придерживает Арсения за спину, помогая ему нормально сесть и облокотиться о фальшборт.

— Я, кажись, — прокашливается Антон, нарушая неловкую тишину, — разглядел теперь твою харизму.

Арсений то ли смеётся, то ли просто выпускает из дрожащих губ воздух замёрзшими рывками. Антон с жалостью наблюдает, как он дрожащими пальцами расстёгивает насквозь мокрую рубашку — слава богу, помочь даже и не пытается. Вскоре ему наконец даётся эта сложная миссия, и он откидывает хлюпающий кусок ткани в сторону.

— Я счастлив. Только с поцелуями на меня не набрасывайся пока, дай отогреться.

— Размечтался, — фыркает Антон, принимая пару простыней из рук пробежавшего мимо Сапёра; он, видно, тоже пошёл помогать с парусами. — Хотя, — с хитрым видом продолжает Антон и укрывает плечи Арсения одной из простыней, другой с опаской оборачивая огромный хвост, — согреться это бы, может, и помогло. И на «ты» мы уже перешли, посмотри, как удобно…

Арсений с недовольством дёргает хвостом, громко шлёпнув им по палубе. Сил на перебранки с каждой секундой становится всё меньше.

— Ладно, голубоглазка, — Антон всё так же опасливо хлопает его по тому месту, где виднеется сгиб колен, — ты обсыхай пока, а я пойду. Капитанствовать надо.

— Ты всё равно здесь не капитан, — напоминает Арсений ему вслед, плотнее укутываясь в грубоватую ткань.

Антон только коротко оборачивается и подмигивает ему, прежде чем подняться по лестнице на нос корабля и исчезнуть из виду.