Глава 6 Лириум (1/2)

Тем временем Алим привык к жизни на Кинлохе, как называли старшие чародеи его новую обитель. Иногда он даже находил некоторую прелесть в уборке и бессмысленных молитвах. И регулярная работа с метлой, да нажористая еда сделали свое доброе дело — он выглядел свежим и здоровым и чувствовал себя также гораздо более сильным, чем когда-либо в эльфинаже, способным противостоять всем невзгодам. Даже воспоминания о прошлой жизни в качестве ведьмака потускнели. Теперь он принял свое новое тело почти полностью — только длинные уши, продуваемые ветрами с озера, по прежнему доставляли неприятности, остальное ведь можно наверстать.

Пока из волшебства его обучили только перезарядке фонаря. Алиму показала Леора этот трюк один раз, он тут же его повторил, но на этом постижение магического ремесла для него просто застыло.

Когда Алим прохаживался метлой, он подслушивал обрывки разговоров о том, что на Глубинных Тропах вновь стали появляться мертвяки, да в таких количествах, будто грядет новый Мор. Впрочем, тут же другие волшебники парировали, что гномы с Орзаммара постоянно ведут борьбу с нечистью, так что это может значить ровным счетом ничего существенного.

Кабы не так. Алим точно знал, что Мор будет. Исток ему прямо так и сказала. Но когда и где? Алиму, как юному эльфу необходимо думать о своей шкуре в первую очередь, но также и он верил в Путь. Типа в его жизни все происходит не просто так. Правда это было так давно, лицо ведьмака тогда еще не обрамляло ни единого шрамчика. Что навсегда осталось с Гаэтаном — это цель жизни в его ведьмачьем ремесле, а не в том, чтобы прожить селюком до старости.

Никогда Гаэтан и подумать не мог, что обстоятельства заставят его обратиться к эльфке-магине за советом в делах колдунских. Леора немного отдалилась от него после смерти Дайлена. И все же она очень сердечно, почти по родственному относилась к нему, с первых минут его прибытия в Кинлох. Чего нельзя сказать о сложностях в отношениях с храмовниками.

Первые признаки этих трудностей не заставили себя ждать. Их главарь, Грегор был достаточно благоразумен, чтобы не проявлять открыто свою враждебность к Алиму как неофиту. Он всячески старался нагружать эльфа черновой работой, надавливая на Ирвинга. Пустяки, такие страдания, как бы закаляющие характер, не сделают Гаэтана жестоким и мстительным, по крайней мере, еще больше, чем есть сейчас.

И с Первым Чародеем не было особых проблем. Во всяком случае, мальчишка и опытный колдун слишком далеки друг от друга, чтобы между ними разгорелось недовольство. И Алим понимал: то, что до поры до времени его принимают за сопляка, может обладать куда большей пользой именно для него.

Но больше всего заботили Алима отношения, которые складывались с другим ушастым, Эадриком. Он надеялся, что как раз с эльфом будет меньше всего проблем, что именно он найдет в Алиме собрата и товарища по несчастью. Но вместо этого именно Эадрик все чаще отвечал на его присутствие открытой злобой. Особенно он срывался на Йована. Мальчишки как-то сразу невзлюбили друг друга.

Как-то раз Алим под конвоем латников отправился с другими неофитами в склады на проверку светильников. Йован пошел с другой группой, а Сурана и Эадрик оказались вместе. Второй собрался напоследок больно ткнуть мальчишку в спину, на Алим решительно его присек.

Ушастый всегда проявлял в отношении Алима некоторое недоверие, мол, эльф не настоящий. В начале потому, что он не желал признать его в качестве побратима, потом симпатии Сурана к людям тоже казались ему подозрительными.

— Городской эльф уж точно не будет плясать под дудку шемов. — ворчал он, пока Алим держал его запястье.

На складе башни было все, что требовалось ее жителям для выдержки длительной осады: продукты, крупы, мука, чистящие средства, посуда и, конечно, запасы лириума. Синенькие флаконы стояли на одной из самых высоких полок, и их яркое содержимое будто озаряло все помещение.

Все это добро здесь лежало со времен первой войны с Орлеем. Мука воняла крысиным пометом и вековой пылью, кувшины разваливались от малейшего прикосновения.

Когда Алим осматривал тускло светящийся фонарь и наполнял его сосуд своей маной, вдруг раздался оглушительный шум и звон. Алим тотчас же побежал на звук, мало ли, вдруг кого-нибудь придавило.

Там лежал Эадрик, точно застыв, эльф, все еще держал в руке обломок светильника. На полу перед ним валялось множество осколков фиалов лириума.

Прежде чем Алим накинулся на деревянный остов, который прижимал ногу Эадрика к полу, появился храмовник Хонас, бледный и распирающий от злости.

— Ты, паршивый сын мабари и эльфячки! — набросился он с кулаками на мальчишку. Латник пару раз приложил его затылком о каменные плиты. — Твоя никчемная жизнь не стоит и одного флакона!

Первым импульсом Алима было призвать Хонаса к ответу, пустить ему кровь, но тут он перебил латника:

— Но он ведь не нарочно перевернул полки.

— Я только хотел зарядить фонарь, — всхлипнул он с болью в голосе.

— Двадцать склянок на полке это уже сотня золотых, а здесь их четыре, — сосчитал Хонас.

— Хонас, — вмешалась откуда-то сзади Леора. Она с трудом сдерживала ярость. — Полки были заполнены лишь на четверть.

Она подошла к ним и посмотрела на храмовника с такой выразительной суровостью, что он, здоровый мужчина как-то съежился под ее пристальным взглядом.

— Что ты тут болтаешь, эльфка! — резко ответил ей латник, под конец его голос дал петуха. Но потом Хонас овладел собой. — Ну хорошо — я сообщу командору, он решит его судьбу. Кстати, мальчик когда падал сильно ушибся, пусть кто-нибудь покажет его целителям.

Леора тоже заставила себя успокоиться.

— Да пожалуйста, я сама отеду его в лазарет. А Алим поможет собрать осколки.

— Конечно, чародей Леора! — отозвался мальчик и направился в угол, в котором он приметил метлу. — Именно для этого меня и взяли в Башню.

— Алим, всему в жизни надо научиться, в том числе и уборке, — спокойно вещала его соплеменница.

Когда Алим вернулся с метлой к месту происшествия, его встретил колючий взгляд Эадрика. Ногу эльфа уже освободили из деревянного плена. Забавно, что на худой лодыжке осталась глубокая вмятина, будто конечность была из сырой глины.

Эадрик молчал, его лицо уже совсем побелело. Потом у него вырвалось:

— Я тебя ненавижу! — И он решительно посмотрел на Алима. В глазах его плескалась отчаянная решимость. Алим вдруг почувствовал, что ему знаком этот взгляд, будто смотришь на человека, которому уже нечего терять. — Зачем ты вмешался?

Но тут вмешалась Леора:

— Послушай-ка, милый Эадрик, когда-нибудь мы вместе вспомним этот эпизод и дружно посмеемся. В библиотеке столько интересных книг, я принесу тебе парочку в лазарет, только тш-ш-шь!

Он поднесла палец к губам и подмигнула Алиму.

Вот так, опираясь на хрупкую Леору, парочка удалилась из пыльной кладовой.

Алим взялся за работу, все еще против воли, несмотря на будущие перспективы, а ушибленный Эадрик уж больно крепко держался за узкую талию эльфийки.

Алим покрепче взялся за рукоятку метлы и ощутил как загнал себе в ладони пару-тройку заноз.

— На его месте должен был быть я, — прошептал он и тут же осекся, коря себя за мальчишеские мысли. — Вот же как получается, когда душу побеждает тело.

Оказалось, что его услышали. Тот же латник ехидно спросил:

— Дрочишь на нее? Если что, я запросто и тебе организую койку. — Он сделал движение руками, будто взбирается по лестнице. — Будешь с Эадриком лежать вместе, Леоре так сподручней будет вас, длинноухих задохликов, обслуживать.

По мере продвижения его нескромной речи его голос становился все слабее и слабее, и тут Хонас вдруг прижал руку к левой стороне груди. — Какое ужасное сердцебиение, — прошептал он. — Я тебя, эльф, сейчас напополам разрублю.

Он действительно потянулся за рукоятью меча, но силы его оставили и латник грузно повалился на пол.

— Лекаря, лекаря! — безучастно прокричал Алим.