XXXV (2/2)
— Кухонным ножом… Она убила себя кухонным ножом…
Джейн пролепетала это на одном дыхании, застывшее, абсолютно бездвижное лицо которой внушало страха не больше, чем труп Луизы. Коуэл совсем утратила способность плакать, ведь она выплакала целый океан слез, пока тосковала по Алисе и вряд ли ей снова удастся показать эмоции на публике. Она нагнулась и подняла нож, покрутив его в руке. Теперь все получше рассмотрели орудие убийства — самый простой, ничем не примечательный кухонный нож. И это лезвие тут же разбудило старые воспоминания у всех присутствующих — кажется, таким ножом Алиса пыталась прикончить Томаса когда-то давно!
— Луиза подобрала его вчера вечером, когда я прибиралась на кухне. Сказала, что ей нужно подрезать шипы у роз и тут же взяла его, поднявшись наверх. Выглядела она очень испуганной и сильно дрожала. Я учуяла, что что-то не так, но не стала вмешиваться. — призналась Коуэл, спрятав нож за спиной.
— Ах, вот как это всё было! — удивилась Анна, заметив, что для полноты картины не хватает чего-то не менее важного, чем орудие убийства.
— Я понимаю, что ты удивлена, Анна, но что еще ты пытаешься найти здесь? — поинтересовалась Коуэл.
— Письмо… я хочу прочитать письмо… — прошептала Анна, вылупив голодные и очень любопытные глаза. — Нужно прочитать и понять, в чем дело!
— Но это совсем некрасиво! Нельзя лезть в чужие секреты! — воскликнула Джейн, понимая истинную сущность подобных тайн и осознание того, что произойдёт, если другие узнают об этом без твоего ведома.
— Она уже мертва, давно мертва. Ничего ужасного не произойдёт, если мы выясним истинную причину самоубийства. — возразила Анна.
Коуэл покачала головой, тем самым дав понять, что искать что-то совершенно бесполезно.
— Его нет. Зачем Луизе нужно было оставлять письмо на видном месте, если ей так не хотелось рассказывать о своём секрете? — вразумила путешественницу Джейн.
Верн ударила себя по лбу в знак наказания за глупую инициативу и, взъерошив волосы, стыдливо усмехнулась.
— И то верно… Иногда мне просто не сидится на месте. — хихикнула Анна, торопливо поправив очки.
— Получается, мы никогда не узнаем, кого ей приказали убить? — спросил Томас с такой грустью в голосе, будто потерял ценнейшее сокровище из всех возможных.
Генри улыбнулся во весь рот, да так, что у него засверкали зубы. Его улыбка с каждым мгновением становилась все больней и безумней. Анна сглотнула накопившийся ком и взяла Эдит за руку, ведь понимала, что произойдёт что-то нехорошее. Что же удумал Генри? Чем удивит на этот раз? Чем ближе он подходил к Луизе и возвышающейся над ней Эмили, тем сильнее билось сердце сердце Верн, ожидающей захватываюшего действия.
— Возможно, ей было задано убить меня. — произнёс Генри с такой свободой и лёгкостью в голосе, что всем стало совсем не по себе. Его тень нависла над бедной Шервуд, но девушка решила не оборачиваться, зубами впившись в губы. Ульямсу не хотелось терпеть. Публика была в напряжении и требовала хлеба и зрелищ, а значит пора действовать!
Не успел он и рот открыть, так его перебила Эмили, изображающая вид абсолютной решимости и боевого духа.
— Ты в этом уверен? — спросила Эмили напряженным голосом.
— Она же просто терпеть меня не могла! Глупая, безвольная потаскуха! Не понимаю, почему вас так тревожит эта потеря, ведь даже будь она жива, вы бы не обратили ни малейшего внимания на Луизу Гибсон… — Генри откашлялся, сделал пару шагов обратно в сторону публики и взмахнул руками. — Но именно сейчас вы делаете вид, будто вам её безумно жаль! Лицемеры и притворщики! Да никому она и в помине не была нужна.
Кровь в жилах Шервуд закипела, как вскипает вода в чайнике. Её злость в сторону Генри лилась через край, готовясь затопить всё, что окружает не только её, но и всех остальных. Она сжала кулаки так сильно, насколько это было возможно, сразив зрителей характерным и очень ярким хрустом костяшек. Она не собиралась терпеть унижения в сторону Луизы и была готова сражаться за её честь до самого конца. Никакие гадкие слова не способны опорочить её чистое сердце! Эмили искренне верила в то, что эта девушка ни в чем не виновна и оказалась жертвой случайных обстоятельств. Да какой у неё может быть ужасный секрет? Она уж точно не убийца, и это очевидно!
— Я её любила, и для меня она значила многое. Луиза очень славная девушка, а ты всего лишь самодовольный мальчишка, чёрствый и очень грубый. Вот тебя точно никто никогда не полюбит, поверь мне на слово…
Эмили произнесла свои реплики с небывалой гордостью, и ей полегчало, когда она обрушила чистосердечное признание в сторону этого злодея. Она была уверена в том, что если выйдет такая возможность, то его обязательно бросят в беде и не помогут из неё выбраться. Шервуд верила, что Генри обязательно настигнет Божья кара, после которой он окончательно станет достойным человеком.
— Мне не нужна чужая любовь, ведь я сам себе хозяин. — усмехнулся Генри, двинувшись в сторону выхода. Прежде чем выйти, он несколько раз зыркнул своим презренным, но от того не менее пугающим взглядом и наконец оказался по ту сторону комнаты, оставив остальных наедине с трупом. Его походка была горделивой и стойкой, она внушала страх и повиновение. Очень тяжело сохранять ясность разума с таким неоднозначным и крайне странным человеком.
— Какой он самодовольный! — хмыкнула Анна, в воздухе чуя остатки его мерзкого присутствия.
— Ему так нравится устраивать все эти выходки лишь для того, что в лишний раз впечатлить нас и показать, какой он могучий и страшный… — заключил Гилберт, скрестив руки у груди.
Эмили, слушая все эти тирады негодования в сторону Генри от разных людей, все удивлялась тому, как при столь разных личностных качествах их объединяет одна вещь — ненависть к Ульямсу. Хотя союз антигенривцев давно перестал существовать, где-то в глубинах души все же таилось желание причинить ему боль, нагрубить или убить, и контролировать допустимость этих мыслей было очень тяжело. Из-за ненависти человек становится монстром, и из-за неё он совершает не очень разумные поступки. Главное, не стать её пленником и направить это чувство в правильное русло. Голоса свидетелей смешивались одно целое, но лицо Луизы оставалось неизменным — такое же измученное и очень печальное. Эмили уже давно утратила связь их разговоров, ведь была погружена в собственный мирок, где все счастливы и здоровы. Она вспоминала тот сон, который приснился ей прошлой ночь и горевала о потере ещё сильней. Совсем скоро её тело будет сожжено, и от этой мысли не становилось легче. Ей казалось, что она заслуживает лучшего. Пускай будет похоронена в более приличном месте для того, чтобы её душа нашла покой в том мире, ведь не может такое красивое лицо просто скрывать мерзкие секреты за собой…
— Покойся с миром, дорогая Луиза… — прошептала Эмили, нежно прикоснувшись к холодному лбу девушки.
— Покойся с миром… — хором повторили присутствующие, и голос их тут же отразился по стенам громким эхом. Луиза никому не причиняла зла и боли, и именно это в ней и ценили узники особняка. Они всегда чувствовали, что за красотой, такой бездвижной и печальной, скрывается ужасная трагедия, сущность которой им так и не удалось узнать. Письмо было уничтожено, а вместе с ним и секрет, которого Луиза боялась так сильно, что отдала свою жизнь взамен на его негласность. Оставалось только догадываться, в чем была его суть, однако Эмили почему-то казалось, будто Гибсон наложила на себя в руки лишь для того, чтобы спасти остальных от ужасной, неминуемой участи. Ведь убить Генри ей бы всё равно не удалось. Шервуд прокрутила её прелестный локон вокруг пальца и поблагодарила за ту жертву, которую она совершила ради них. Возможно, оно и к лучшему, душа Луизы всегда отличалась сентиментальностью и состраданием к другим. У неё было действительно благородное сердце.
— Думаю, давно пора избавиться от трупа. — вздохнул Гилберт, чувствуя, что ему предстоит тяжёлая и не очень приятная работа.
— Да-да, только подождите минутку. — спешно ответила Эмили, щупая холодную кожу умершей.
— Тебе хочется побыть с ней чуть дольше? — спросил Харрис, приподняв бровь от удивления.
Эмили сглотнула. Если бы у неё была возможность, она стояла над Луизой целую вечность. Сколько бы она не находилась рядом с ней, ей все было мало. Было очень тяжело взять и вот так расстаться с человеком, который удивлял и вызывал вопросы на протяжении всей своей небольшой жизни. Она могла взять пару вещей Луизы на память, но осознавала, что даже этого не хватит, чтобы заполнить пустоту в душе. Нужно было найти место, где можно захоронить её, но это место должно быть гораздо более памятным и символичным, нежели простой камин, в котором Гибсон мигом превратится в черную пыль.
И это место тут же ясно всплыло в памяти Эмили во всех красках… Чудесный, тихий и очень милый уголок, где каждый сможет почтить память Луизы тогда, когда ему захочется.
— Я бы с огромным удовольствием, но не могу просто взять и оставить её здесь. Она заслуживает лучшего, да и тем более, трупы оставляют зловонный запах повсюду. Вы же не хотите запаха мертвячины в доме? — спросила Эмили, повернув голову в сторону ошарашенных детей, которые все не могли свыкнуться со зверскими порезами на теле Луизы.
— Бросим её в камин, как когда-то бросили Алису и… неважно… — сглотнул Томас, ведь сам факт смерти Эдгара мог очень расстроить медсестру.
— Мы не будем сжигать её в камине. — категорически возразила Шервуд. — Я знаю место получше.
Узники навострили уши, желая услышать название этого таинственного уголка, наверняка очень красивого и загадочного. Такого же мистического, как кладбище, например? Если быть откровенными, в голову детей лезли самые разные мысли по поводу захоронения.
— Я хочу, чтобы её тело покоилось возле розового куста. Луиза просто обожала розы, так пускай будет окружена ими, пускай и посмертно. — произнесла Шервуд, с трепетом вспоминая любовь Гибсон к эти чудным цветам.
— Розы… — прошептала Анна, которая вспомнила кое-какие эпизоды с участием цветов и Луизы. — Она действительно была без ума от них, и я это припоминаю!
— Она сама как роза. Такая же красивая и тем не менее, трагичная. — выдала очень интересную аналогию Джейн.
Эмили было приятно осознавать, что в сердцах узников Луиза хоть что-то значит для них. В их сердцах теплилось сочувствие и сострадание к девушке, и это было заметно. Эта мысль сделала Шервуд гораздо счастливей, ведь осознание того, что люди могут быть добрыми в такое тяжёлое для них время, очень радовала…
Её взгляд вновь опустился на торс окровавленной девушки, потом на алые порезы вдоль бледной кожи, создающие не сколько цветовой, сколько смысловой контраст. Выглядело это всё не очень приятно, но было в этом какая-то своя энергетика, пускай и очень печальная. Эмили взяла Луизу на руки, пускай она и была тощей, пришлось немного потрудиться для того, чтобы уверенно держать труп на себе. Засохшая кровь не оставляла следов ни на одежде, ни на коже, но запах от неё был не самый приятный. Однако Шервуд могла вытерпеть и это, ведь в карьере медсестры случаются вещи гораздо казусней. Хоть она и привыкла к виду крови и выделений, сам факт людских страданий, скрытых за телесными зверствами, пугал и расстраивал гораздо больше вывернутых конечностей или торчащих в сторону органов.
Эмили гордой походкой ступила к выходу, и ей любезно открыли дверь, как настоящей героине. Выйдя в коридор, она принялась спускаться по лестнице так величественно и божественно-прекрасно, что у детей, ступающих за ней, перехватило дыхание. Она стойко держала Луизу на руках и не собиралась останавливаться. Ей не мешали, напротив, делали все возможное, чтобы доставить Гибсон целой и невредимой к месту назначения. Они прошли и мимо столовой, где когда-то завтракала, обедала и ужинала дорогая им всем Луиза. Её присутствие чувствовалось везде, воспроизводился её характерный французский акцент и утончённый вкус во всем, начиная одеждой и заканчивая литературными предпочтениями. Яркий свет утреннего солнца тут же ослепил их всех, заставив спешно закрыть глаза. Но Эмили невзирая на внешние неудобства, продолжила гордо глазеть на небесное светило, приподняв голову. Дворик был почти обойдён, пока они не оказались возле розовых кустов, прижавшихся к серым кирпичным стенам словно как к чему-то очень дорогому и жизненно необходимому. Прекрасное место, чтобы почтить память Луизы Гибсон!
— Мы её похороним прямо здесь? — спросил Гилберт, не на шутку запаниковав. — У нас даже нет лопаты!
— Не страшно. Мы не будем её закапывать. — произнесла Шервуд, всё ещё прижимая Луизу к собственной груди.
— Серьезно? Она же будет разлагаться долгое время, а это скажу я вам, зрелище не из самых приятных… — фыркнул Харрис.
— Я тоже не хочу вдыхать зловонье трупа, пока гуляю на улице… — прошептала Джейн, теребя воротник голубого платья, повидавшего очень многое.
Атмосфера всеобщего негодования начала накаляться, но даже на это у Эмили нашёлся очень доходчивый ответ:
— Вы полагаете, что я просто возьму и брошу её на землю? Никогда на это не решусь, так что не волнуйтесь. Я положу Луизу прямиком в розовый куст, так что вам не придётся вдыхать неприятные запахи и видеть процесс разложения. Как по мне, это самый разумный вариант.
Дети хором согласились и кивнули в знак согласия, ожидая продолжения действия.
Эмили подошла к кусту, очень пышному и пахучему. На нем уже распустились бутоны прелестных роз самых разных оттенков, преимущественно красных, однако Шервуд прекрасно знала, от какого оттенка Гибсон просто без ума — богатого, утонченного бархатного оттенка, сводяшего с ума своим изящным цветом. Найдя подводящий вариант, она в последний раз взглянула в её стеклянные карие глаза и поцеловав в холодный лоб, аккуратно положила её поверх листьев, наблюдая за тем, как медленно она погружается в глубину куста. Её прекрасное тело наконец пропало из зоны видимости, навсегда упокоившись среди листьев, шипов и конечно же, бутонов роз. Всё это выглядело безумно романтично и красиво, так, как в картине Эпохи Возрождения, написанной великим художником во время приходы прекрасной музы. Эмили вытерла слезу и сложив руки, начала читать молитву. Она пожелала Луизе всего самого лучшего на том свете, всех благ, счастья и вечного покоя. Остальные взяли пример с Эмили и сделали то же самое, даже Томас и Гилберт, которые не особо то и верили в Бога, зато верили в силу человеческой доброты. Когда этот чудный ритуал был окончен, они продолжили стоять возле куста, приготовившись обсуждать, что же они будут делать после смерти Луизы. Её кончина послужила для некоторых уроком и заставила задать вопрос — разве стоит кончать самоубийством лишь для того, чтобы тебя не осудили?
— Не повторяйте ошибок Луизы, каким-бы страшным не был ваш секрет. Я никогда не осужу вас, как и не осудят другие. Уверена, что ваша жизнь дороже раскрытия секрета. Уж лучше рассказать, чем убить кого-то ради сохранности тайны. — произнесла Шервуд, приложив руку у груди.
— Однако чую, что следующий выбор будет совсем скоро. Нас становится все меньше и меньше с каждым днём, давно пора строить план побега. — ответил Гилберт, славившийся своим практичным и холодным взглядом к любому аспекту жизни.
— К этому мы обязательно вернёмся. Лишь всеобщими усилиями мы можем достичь желаемой цели. — произнесла Эмили, закончив этот разговор поучительной речью.