XXXII (1/2)

Они представляли, как же им будет хорошо вместе! Представляли, как взявшись за руки, исследует неведомые им до этого страны. Воображали огромные города, населенные самыми разными людьми, прекрасные пейзажи и величественные архитектурные сооружения. Всё это казалось таким далеким, таким древним, что заставляло учащаться сердце от одной лишь мысли о том, что ты имеешь неограниченный доступ к чему-то подобному. Анна расцветала, словно прекрасный цветок от одних лишь мыслей о далеких странствиях по не менее далеким странам. Эдит же, напротив, не видела ничего, кроме серых улочек Лондона да загородных видов, несомненно прекрасных, но таких однотипных! Все они были похожи друг на друга, как две капли воды — ярко-зелёная трава, ослепляющие лучи солнца, несколько видов полевых цветов, своей яркой расцветкой привлекающие местных насекомых. Однако, даже там Бейкер чувствовала себя как дома, более того, девочка считала, что это место как нельзя лучше подходит для её наивной и немного романтичной натуры, склонной восхищаться и наслаждаться даже самыми простыми вещами. Она могла часами бродить по кукурузному полю, например, блуждая среди посевов культурных растений и размышляя о бытие. В те свободные минутки она могла быть тем, кем хотела быть на самом деле — резвящейся и шумной девочкой, жаждущей приключений, пускай и самых наивных. Она не беспокоилась о том, что не готов ужин или о том, что муж наверняка ищет свою женщину везде, где только можно, сомневаясь в её верности. То прекрасное чувство свободы, пускай и незначительной, окрыляло и вдохновляло. С каждой секундой её бег ускорялся, и девочка, поддавшись собственным желаниям, летела, словно птица, расправившая крылья. Девичья грудь вбирала в себя как можно больше воздуха, насыщая тело прекрасным воздухом, воздухом, не похожим на смог лондонских фабрик. Пока она была юна и незамужем, пока она не познала бремя супружеской жизни, она радовалась каждой минуте, мечтая об абсолютной юности — бесконечном ресурсе, лишённом тех взрослых проблем и забот, которых так остерегалась Эдит.

Солнечные лучи продолжали ослеплять её нежные глаза, но она не переставала бежать с широкой улыбкой на лице, несмотря на усталость ног, несмотря на то, что её уже давно заждались родители, несмотря на то, что уже давно пора повзрослеть. И отпустить детские забавы.

Почему я не могу просто убежать от всех проблем, убежать от течения времени, убежать куда-то вдаль, где меня никто не будет беспокоить?

— Где бы я была счастлива… Страна, где я была бы счастлива… — пролепетала на одном дыхании Бейкер, выплыв из мира фантазий в мир реальный.

— Эдит, в любой стране можно быть счастливым, если того очень сильно захотеть. Даже в африканской пустыне. — ответила ей Верн, произнеся достаточно противоречивое замечание.

— Как можно быть счастливым в месте, где даже нет доступа к воде? Может, я не очень хорошо смыслю в этом, но ведь это безумие — отправляться в пустыню как в место, способное подарить множество положительных впечатлений! — воскликнула Эдит, всё ещё сжимая бортики сцены.

— Возможно, ты и права, Эдит, но… — Анна продолжала хихикать, несмотря на тупиковость их разговора.

— В пустыне нельзя быть счастливым. Когда на первый план выходит выживание, совсем не до радости. — подытожила Бейкер.

Анна погладила девочку по голове, пальцами размешивая эту приятную волосяную массу. Волосы Эдит походили на шоколадную реку, в красоте которой можно было легко утонуть!

— В этом особняке мы тоже стараемся выжить, но даже это не мешает нам наслаждаться теми незначительными моментами, когда всё хорошо.

Бейкер стыдливо опустила взгляд и покраснела. Право, Анна была очень мудрой девочкой, мудрей которой нельзя было сыскать никого на белом свете!

— Анна, ты сразила меня наповал. — шепнула Бейкер, искренне наслаждаясь приятным массажем головы.

— Какие же у тебя шёлковые волосы! Ох, как же я жалею о том, что решилась срезать свои! — ахнула Анна, продолжая ерошить копны подруги.

— Аккуратней там. — шутливо заметила Эдит. — Не хочу, чтобы меня увидели лохматой.

— Ну-ну! — усмехнулась Анна, прекратив это занятие. Та погладила Эдит по макушке, приведя причёску в норму. Теперь уже никакие волосинки не торчали в сторону, нарушая общий вид.

Бейкер нравилось проводить время с Верн, ведь именно тогда она меньше всего беспокоилась о сущности этой жестокой игры, убирающей жизни одна за другой. Этот водоворот событий, как хороших, так и плохих, сводил с ума, заставляя сомневаться в реальности происходящего. Путь казался таким длинным, ему не было видно ни конца, ни достойного финала. Быть может, эта игра не закончится даже тогда, когда в живых не останется никого…

— К слову, на счёт пустыни, о которой мы недавно говорили. Думаю, глупо сравнивать место, где вместо воздуха пыль, где вместо твёрдой земли — зыбучий песок, где вместо свежей прохлады — зной и жара с уютным и тёплым особняком со всеми удобствами! Ты же сама мне рассказывала, насколько там тяжело выжить! — вспомнила Эдит, никак не унимаясь.

— Занимательные мысли! — произнесла Анна, хмыкнув в конце. Её любопытные глаза поглядывали сквозь блестящие стекла очков.

— Да, оба этих места по-своему похожи, но так же различны. Поэтому их сравнение я нахожу весьма странным. — закончила свою речь Бейкер, взглянув на улыбающуюся Верн.

— Просто обожаю, когда ты делаешь какие-то выводы, Эдит! Аж душа радуется за тебя. — произнесла Анна, прижав руки к груди и мечтательно вздохнув.

Бейкер вновь опустила взгляд и призадумалась. Обычно, ей говорили, что ум — главный враг женщины. Если её домыслы не совпадают с мнением мужа — они опасны. Если она отдаёт своё время познанию мужских наук вместо того, чтобы заниматься семьей — с ней точно что-то не так. Почему же Анна хвалит её за это? Почему гордиться? Ведь это не совсем правильно… Сама того не подозревая, подруга наставляет её на неправильный путь.

— А разве женщина должна быть умной? — спросила Эдит дрожащим голосом.

— Конечно должна. И к тому же, храброй, независимой и волевой. — Верн загибала каждый палец, говоря об этих всех качествах с невероятной гордостью в душе.

— Было бы славно стать такой девушкой, но боюсь, что меня осудит за это общество… — вздохнула Бейкер.

Верн присела прямо на краю сцены, заболтав ногами. Разговор готовился очень серьёзный.

— Ты можешь постоянно бояться общества и его устоев, скрывая собственную натуру где-то глубоко внутри. А можешь наплевать на все это и стать тем, кем ты хочешь быть на самом деле. Если бы я не продолжила морские и сухопутные путешествия, осталась простой девчонкой без интересной судьбы. Благодаря тем качествам, которые я приобрела, жизнь стала гораздо ярче.

Анна очень много рассказывала о своём интересном прошлом, не похожим ни на одно другое. Эдит всегда завлекало то, с какой страстью она ведала ей о своих приключениях, на основе которых можно было написать целые романы, такие же восхитительные, как и сама Верн. Она была не просто обычной девочкой, она была чем-то большим… В ней скрывалась такая мощь силы и разума, что тобой овладевала волна гордости из-за того, что ты вообще имеешь честь находиться со звездой первой величины! Если такая звездочка потухнет, мир многое потеряет. Бейкер дала себе обещание, что никогда не даст лучшую подругу в обиду.

— Мне самой не хочется стать той, кем хотят меня видеть остальные! — Эдит сжала кулачки до характерного хруста.

— Даже родные и близкие? — спросила Анна, задев Бейкер за живое.

Минута молчания. Молчания томительного, долгого, разбирающего…

— Родные и близкие?.. — переспросила Эдит, воспрянув духом.

— Именно они.

Бейкер осознала, что она обречена. Её семья уж точно не захочет принимать свою дочь, такой, какой она собирается стать! Они ведь самые набожные люди на планете, защитники старых ценностей, где женщине нет места. Ведь именно такой жизни она и боялась! Девочка совсем уж устала спорить на эти темы и попыталась перевести разговор лишь для того, чтобы не беспокоить себя и Анну в лишний раз.

— Слушай, может выйдем отсюда и спустимся на первый этаж? — спросила Эдит, отогнав от мыслей все возможные наводки на разговоры о преображении.

— На первом этаже много людей, которые настроены на нас весьма агрессивны. Не очень хочется лишний раз попадаться им на глаза. — ответила Анна, пожав плечами.

— Анна, вспомни о том, чему ты научила меня в прошлый раз. Не стыдиться общественного мнения! Абсолютно всё равно, о чем подумают предатели союза, когда увидят нас! — воодушевлённо произнесла Эдит.

— Молодчина Эдит, молодчина! Именно этих правил я и стараюсь придерживаться! — воскликнула Анна, спрыгнув со сцены.

Верн подбежала к подруге в желтом платье и крепко обняла её, раскатисто захихикав. Смех эхом дрожал по стенам, образуя чудный звук. Её объятия были крепки и по-дружески приятны. Эдит поглаживала её сгорбленную спину, будто пытаясь найти в этих прикосновениях какое-то удовлетворение. Они частенько говорили о чём-то таком странном и не очень правильном, и Эдит действительно было не очень приятно гневить Бога, однако эта рыжая бестия легко переманивала её на свою сторону, показывая свой, непонятный и крайне дикий уклад жизни, переворачивая её мышление с головы до ног.

— Пойдём же поскорей. — оторвавшись от объятий, произнесла Верн.

— Пойдём. — ответила ей Эдит, кивнув головой.

Девочки взялись за руки, вновь почувствовав не только теплоту взаимно греющих ладоней, но и то притяжение, которое возникало между ними в те мимолетные моменты уединения. Эдит не задумывалась ни о чем, просто поддавшись Анне, которая уже начала движение. Их шаги были не сказать что торопливыми, но девочки не останавливались перед новыми «приключениями», что уже значило многое. Скоро они и вовсе оставили это место, оставили так, будто ничего не произошло несколько десятков минут назад. Будто бы и никогда не было этого странного союза и недоуменных лиц, осуждающих и одновременно разъярённых. Покинули это место так, будто являлись самыми обычными девочками, а не участницами кровожадной игры на выживание.

***</p>

— Ох, мне все ещё стыдно за всё то, что я наговорил в театре. Возможно, желание покинуть союз было уж слишком спонтанным решением! — произнёс Гилберт, сидя прямо возле кровати соседа.

Не сказать, что Томас и Гилберт были связаны узами крепкой дружбы, но как и в случае с Анной и Эмили, дружелюбное соседство все же присутствовало. Когда Генри «изменил» характер Томаса, мальчики перестали собачиться между собой, тем самым начав общаться не как враги, а прежде всего как хорошие друзья. Иногда Харрис скучал по старому Томасу, харизматичному бродяге из смрадных лондонских переулков. Где-то в глубинах души все же таилась надежда о том, что он снова станет тем, кем был с самого начала, отбросив этот образ вежливого и крайне учтивого аристократа.

— Даже и не подозревал о том, что Анна решилась на создание этого странного союза. — произнёс Томас, все ещё стоя спиной к своему собеседнику.

— Это действительно очень странный союз, да и цель у него призрачная… Анна мечтала свергнуть Генри, переманив узников на свою сторону. Очень глупая идея, не находишь? — поинтересовался Харрис.

— Она действительно очень глупая. Как-будто Генри испугается её действий и задрожит от страха, словно мышь!

Голос мальчика внезапно сам задрожал. Руки, которые он держал за спиной, внезапно оказались по ту сторону, обнажив спину. Разговоры о Генри действительно будоражили его как никакие другие, заставляя беспокоится и тревожиться по казалось бы, незначительным мелочам.

— Томас? Всё хорошо? — спросил Гилберт, прекрасно понимая о настигшей тревоге собеседника.

— Да-да, всё прекрасно. Не стоит так беспокоиться о выходках Анны, скажу я тебе на будущее.

Харрис неудовлетворённо отвёл взгляд, призадумавшись. Он начал облизывать засохшие губы и размышлять о том, действительно ли Томас находится в здравом рассудке. Пока лишь он медленно, но верно убеждался в обратном.

— Помню, как она ещё хотела позвать в этот самый союз. Сказала, что если напомнить тебе про Джейн, ты тут же согласишься… Останавливаясь на этой теме, хочу спросить: действительно ли вы были так близки, как говорила Верн? Просто мне иногда кажется, что эта особа многое преувеличивает для достижения собственных целей.

Томас неожиданно повернулся, и Гилберт наконец увидел его лицо, взбудораженное и немного испуганное. Мальчик пялился на Гилберта так, будто он сказал тайну государственной важности. Маленькими шажками он подходил к собеседнику, издавая скрежет старых половиц.

Джейн Коуэл. Нелюдимая девочка, сраженная личной трагедией. Девочка, потерявшая смысл жизни раз и навсегда.

Томас с тоской вспомнил, как же хорошо Джейн отнеслась к нему в тот момент, когда ему было плохо и когда он жаждал ласки и заботы. Вспомнил, как она вытирала его слёзы, как учила читать и всячески поддерживала. Ведь из-за него разъярилась Алиса, запланировав убийство, и никто другой не спас бы его от этой участи, кроме Джейн Коуэл, той, которую он так любил и ценил…

— Джейн… Как же я по ней скучаю… — пролепетал Томас, на лице которого уже начали набухать слёзы.

Гилберт сидел, как вкопанный, не решаясь, что ответить. Ему было стыдно за то, что он заварил такую кашу, заставив Томаса заплакать от трогательных воспоминаний, греющих душу.