XXIII (1/2)
— Джейн, сегодня твоя очередь мыть посуду. — произнесла Анна, откусив последний кусочек тоста.
Её слова вернули помрачневшую девочку в реальный мир. Коуэл сглотнула комок в горле, будто услышала смертный приговор. Она кивнула головой и промычала что-то себе под нос, выразив таким странным образом согласие. Эмили чувствовала себя так же гадко, как и её знакомая, было видно, что Джейн окончательно перестала походить на человека — скорей, на ходячего мертвеца: сиреневые мешки под глазами, бледная, словно фарфор кожа и лохматые, нечесаные волосы, походившие на солому. Она всегда завязывала этот крысиный хвост, думая, что подобным образом скрывает всё уродство своей шевелюры. Казалось, ничего не могло бы обрадовать бедняжку Джейн в тот момент: ни вкусная еда, ни общество энергичных детей, ни уютная атмосфера особняка. Ничего. Она просто пялилась в тарелку, на которой лежала яичница, подложенная кем-то из ребят без её ведома. Жуткий, пустой и стеклянный взгляд Коуэл пугал до мурашек. На ее лице отражалось столько пережитой боли и страданий, что Эмили показалось, будто она своими руками убила невинного цыплёнка. Да-да, на этой тарелке находилось ничто иное, как некогда живое существо, заключённое в куриное яйцо. У него могли быть все шансы на выживание, если бы не люди, решившие насытиться этой чертовой яичницей…
Хотя, зародыш бы не выжил в любом случае. Для нормального развития ему нужно тепло и забота матери. Нужна куриная наседка, способная вырастить здорового цыплёнка. Возникло безумно странное ощущение от этих мыслей. Мама Эмили, больная женщина с тяжёлой судьбой, была вынуждена провести свою жизнь в постели после смерти мужа (тогда малышке Эмили было не больше девяти лет), а её старшему брату, Чарльзу, пришлось бросить обучение в школе. Ситуация была критичной: никто из родственников не хотел брать под своё крыло эту жалкую семейку. Пришлось бережно экономить оставшиеся после отца сбережения, а их было немного. Когда Чарльз встал на ноги и научились зарабатывать деньги собственным трудом, жизнь стала чуточку легче — они отправили овдовевшую миссис Шервуд в одну из ближайших лондонских клиник. Эмили долго уговаривала мать, чтобы та позволила ей выучится на медсестру, но женщина твердила, что её единственное призвание — замужество, однако старший брат был категорически против такого заявления, и с собственного разрешения позволил младшей сестренке учиться в одном из медицинских училищ. Они устроились в небольшой, но очень уютной квартирке, которую Чарльз снимал на собственные деньги, вырученные репетиторством. Юноша был очень хорошим учеником юридического факультета, и его безусловно ожидало прекрасное будущее. Эмили встречала каждую победу брата с улыбкой и слезами счастья, всеми способами подбадривая родную душу. В свободное время бегала по приютам и оказывала помощь больным и нуждающимся, иногда навещала мать… Она всё ещё была прикована к кровати, но, главное, что она была жива и здорова, пускай и старела с каждым днём, проведённым под крышей больницы. Шервуд вспоминала черты её лица, оно было грозным снаружи, но таким тёплым и мягким на ощупь. В буквальном смысле — когда Эмили была совсем маленькой, та любила теребить щечки мамы маленькими жадными ручками. Как жаль, что девушка не знала, что происходит с ней сейчас, на данный момент. Может, она ещё терпеливо ожидает прихода дочери в больничной палате, а может, умерла пару дней назад… Неясность дальнейшей её судьбы расстроило Эмили. Ей стало безумно плохо. Она не знала, что произошло с её старшим братом после того, как она пропала, прогуливаясь в одном из переулков после медсестринской практики в училище. Может, спился с горя и пьяным упал в канаву, где нашли его мертвое тело. Может, наложил на себя руки в приступе паники, может…
Эмили как никогда почувствовала себя той куриной наседкой. Она заботилась и волновалась только о других, вспоминала изнеможденные лица друзей и знакомых, но не обращала внимания на собственные проблемы. Шервуд никогда не спрашивала «а чего хочется мне?», она спрашивала «а будут ли другие рады моему решению?». Она всегда улыбалась, бегала с кучей подносов и лечила остальных от огромного списка самых разных болезней, не чувствуя тяжести собственных ног. Она терпела усталость, терпела головную боль, терпела все, что только можно, храня свою энергию ради блага других. Она не видела в этом проблемы: взамен одной души будут спасены сотни, а то и тысячи других. Но когда Эмили оставалась наедине, в полном одиночестве, она глотала горькие слёзы и пыталась успокоить себя самыми разными способами. Ей ничего не помогало, и та шла предлагать другим свою помощь: то пол за кого-то вымоет, то стул любезно пододвинет, то за лекарствами в далекий край отправится. Она даже была готова разорваться на части, лишь бы не было войны. Снимет с себя последнее платье и продаст ради чужого благополучия. Сделает все ради чужой улыбки. Затопчет личную жизнь глубоко в землю.
— Я могу вымыть посуду за тебя, Джейн. Ты выглядишь безумно уставшей, хороший отдых придёт тебе только на пользу. — машинально произнесла Эмили, даже не вникая в смысл произнесённых ею слов. Она никак не планировала сказать это за общим столом, но подсознание выдало то, что хотела… Дурочка, вновь она идёт на поводу у других…
— Наверное, следует отказаться от твоего предложения, Эмили. Мне неловко. — тихо произнесла Коуэл, постоянно уводя взгляд куда-то в сторону.
Просто сосредоточься… Скажи, что тебя устраивает её ответ, а лучше промолчи!
— Нет, не стоит отказываться! — улыбнулась Шервуд, сияя карими глазами. — Я с радостью тебе помогу! Помогу с радостью, понимаешь? Мне не сложно! — вновь и вновь восклицала она, уговаривая растерянную девочку согласиться на её предложение.
Да, она протянула руку помощи, но нужна ли была ей эта помощь на данный момент? Сейчас у Джейн сложилось впечатление, будто её уговаривают согласиться на преступление: убийство, ограбление, аферу, а не просто предлагают вымыть посуду вместе.
— Эмили. — голос Джейн стал ещё слабее и тише. — Не надо, я справлюсь сама.
— Нет, тебе же будет так тяжело! — слышался голос Эмили, который напрягался с каждой секундой. Лицо её издавало какой-то скрытый в тайных потёмках души гнев, который вот-вот вырвется наружу.
Губы Коуэл задрожали, по лицу потек холодный пот, просочившийся прямо под ворот её платья. Джейн прижали к стенке, как беспомощную жертву!
— Не отказывайся от помощи! — голос уже потерял всякий рассудок.
Джейн продолжала молчать, вдыхая в себя как можно больше воздуха от накрывшей её паники.
— Джейн! Ты меня слышишь! Джейн!
Она капала на мозги этим глупым предложением помыть посуду. Её голос забил уши Джейн, постепенно перемешиваясь с ритмом дико бьющегося сердца. Это было невозможно терпеть! Что за адскую муку ей приходится вытерпивать за этим столом!
— ДА УСПОКОЙСЯ ТЫ НАКОНЕЦ, ЭМИЛИ!
Анна громко ударила по столу кулаками, чуть ли не опрокинув близлежащий посудный сервис. На лицах завтракавших выразилось пробирающее до костей удивление, животный страх. Они чуть ли не опрокинулись назад, упав с изящных стульев на пол. Они молчали, подобно трусливым мышам, шарахаясь от любого шороха. Лишь один Генри наблюдал за этим, как за комедийной сценкой на дешевенькой сцене уличного театра — насмешливо и высокомерно, пока его напарника Томаса сжирал страх.
— Ох, я видимо снова сделала что-то не так! Прошу прощения. — поспешно извинилась Эмили, выдавив нервную ухмылку, словно таким образом выражая извинение.
Верн все ещё выглядела озлобленной, но краснота её лица заметно поубавилась. Она перестала возвышаться над столом, приняв сидячее положение. Потом взглянула на дрожащую Джейн и, положив руку на исхудавшие плечи подруги, начала пламенную речь:
— Отдых в замкнутом пространстве сводит её с ума. Ей не хочется целыми днями лежать в комнате, накрывшись кучей одеял. Ей хочется свободы, хочется работать руками, общаться с остальными, наконец! Просто не лезь в её жизнь, Эмили. Я понимаю, что тебе хочется проявлять заботу по отношению к другим, но ты ведь отлично понимаешь, что лучшее — враг хорошего. Разве тебе, как медесестре не понимать, что любое лекарство в больших дозах может стать ядом и с лёгкостью погубить человека? — спросила Анна таким тоном, словно задала риторический вопрос повышенной сложности глупому ребёнку.
На Эмили уставилось не без малого шесть пар любопытных глаз, появившихся из-под углов и терпеливо склонив головы. Девушку взрывало от самых разных эмоций, она почувствовала такой стыд и позор, какой не чувствовала никогда. Неужели её стали ненавидеть? Неужели начали строить козни против неё? Почему? Разве она заслужила этого на самом деле?
Таким образом они решились отплатить за мою бескорыстную доброту?
— Спасибо за внимание, уделённое моим словам, Эмили. А теперь, пусть Джейн примется за работу. — Коуэл тут же кивнула и встала с места, начав собирать грязные тарелки в одну кучу.
Шервуд наблюдала за ее сгорбленной тощей фигурой, проходящей вокруг стола. Джейн окинула девушку виноватым взглядом и вытянула из-под рук медсестры остатки пищи, словно вырвав из груди дико колотящееся сердце. Движения Джейн были такими напущенно-напряженными, казалось, что при малейшей неосторожности она выронит все тарелки так, будто её руки были хорошенько смазаны маслом. Конечно же, они с треском разобьются на полу, их острые осколки будут расбросаны по всей кухне, а в отражении будут виднеться изхудавшое и измученное лицо Коуэл Джейн, которая так же неуклюже и жалко подмётет все за собой и тысячу раз извиниться. А если бы все пошло по другому? Вдруг, кто-то бы споткнулся и упал на эти брошенные осколки тарелки, а потом что? Они обязательно ворвутся в его нежную кожу, и бедняга умрёт, мучительно вдыхая в себя как можно больше воздуха перед неожиданной и глупой смертью. Иногда Эмили казалось, что случайности не случайны. Подобные несчастные случаи вовсе и не были редкостью в то время, в которое она жила. Смерть, страдания и муки были неотъемлемой частью всей ее небольшой, но насыщенной жизни. Она видела сотни измученных и больных людей, рассказывавших такие истории, от которых в жилах стыла кровь, медленно превращаясь в холодный студень.
***</p>
— Посмотри-ка на это, Эдит! У меня начали отрастать волосы! — воскликнула Анна, вплетая собственные пальцы в рыжеватые локоны.
— А я никогда этого не замечала. — ответила ей Бейкер, пожав плечами.
Девочки миновали первые две ступени, потом перешли к третьей и четвёртой, упорно продолжив путь. Сверху доносились какие-то странные звуки, но подружки были настолько погружены в разговоры о волосах, что не обратили на это никакого внимания.