XX (1/2)

Два узника особняка — маленький мальчик и его спутник постарше, проходили по безнадежным коридорам второго этажа, легкой походкой преодолев широкую, растянувшуюся почти на половину первого этажа лестницу. Иногда Томас рассматривал картины, небольшие тумбочки между дверей, на которых раньше не обращал особого внимания. Эмили постаралась на славу — они все блестели от чистоты, хотя, до неё никто даже и не додумывался прикасаться к пыльной поверхности. Дверь в его комнату была заперта, но снизу виднелись проблески света. Смит недовольно вздохнул, про себя прокляв бессовестного Гилберта. Иногда его наглости можно было только позавидовать…

Комната Генри была крайней — находилась возле другой лестницы, ведущей прямо в библиотеку. Аристократ начал напевать под нос странную песенку, которую мальчик тут же начал повторять, издавая чудные мотивы. В замочной скважине оказался медный ключик, который Ульямс с особой проворностью повернул по часовой стрелке, заставив скрипнуть застоявшийся дверной механизм. Наконец-то он оказался в его личных покоях, казалось, что никому даже и не выпадала честь оказаться в комнате столь противоречивого, но харизматичного человека. Виднелись чистота и богатство убранства — шелковые занавески, заправленная кровать, пару книжек, сложённых на ней, и тумба, на которой располагались цилиндры разных форм и размеров. Бедняк старался не показывать какие либо признаки восхищения, удерживая бурю ликования в себе. Но как же хотелось громко воскликнуть нечто вроде «право, ваша комната просто великолепна!», или «я восхищён до глубины души!», те слова, которые Томас бы произнёс в домах богачей, в которых ему не позволялось находиться ни при никаких обстоятельствах.

Генри в своей привычной манере подошел к дубовому шкафу, раскрыв его настежь да так, что у Томаса чуть челюсть не упала: внутри виднелась такое изобилие брючных костюмов примечательно зелёных оттенков, названий которых, мальчик конечно же не знал. Ульямс бросил насмешливый взгляд на наряд мальчика, начав жестикулировать пальцами:

— Где вы откопали эти ужасные куски тряпок, сшитые между собой, сэр Томас? — спросил тот, введя мальчика в состояние тяжелого замешательства.

Куски тряпок, сшитые между собой…

Томас лично видел, с какой любовью Эмили подбирала ему костюмчик, выиискивая что-то действительно стоящее в груде сценических костюмов. С какой любовью она расчёсывала его спутанные волосы, нежно придерживая умытую головушку. Она старалась изо всех сил, выливая всю душу в его преображение. Пускай эта одежда и сжимала его тело, пускай ткань была не очень приятной на ощупь, но даже такой вариант смотрелся гораздо человечней его прошлых лохмотьев, чудом вытащенных из помойки.

— Джейн самолично выбрала для меня эти одеяния, найдя все необходимое на третьем этаже особняка. — ответил он, стараясь избегать зрительного контакта с Генри.

— Вот оно что. — брови юноши юрко вздернулись. — Неплохо, однако, подобная одежда не очень подходит для такого славного юного господина, как вы, Томас. Вам бы одеться поприличней, и прямо сейчас я выдам что-то более стоящее.

Он повернулся спиной к мальчику, нырнув в забитый одеждой шкаф. Вскоре он достал темно-зеленый, почти чёрный брючный костюм, выдав его Томасу. Из нижней полки он достал пару новой, блестящей и чистой обуви, а также аксессуары в виде галстука, подтяжек и жилетки. Томас удерживал у себя на руках целую гору одежды, вдохнув в себя её свежий запах дорогой ткани. Никогда он не чувствовал себя настолько счастливым — редко ему удавалось иметь себе хоть парочку постоянных нарядов. Ему все ещё было страшно связываться с Генри, вставать на его дорожку, пропитанную не очень хорошими поступками, но он наплевал на свою гордость с высокой колокольни, терпеливо дожидаясь следующего приказа новоиспеченного кумира.

— Я дарю вам этот прелестный набор одежды, а теперь, попрошу вас переодеться. Не волнуйтесь, я покину эту комнату, как никак, ваш комфорт стоит для меня на первом месте. — усмехнулся Генри, стремглав выходя из собственного номера.

Мальчик остался один на один с божественным даром, не зная, с чего начать. Томас в растерянности бросил одежду на кровать, начав внимательно её изучать. Следовало начать с рубашки, хорошенько застегнуть её, потом, надеть сверху жилетку, после чего, завязать пышный галстук… Нет, всё не так! Что же делать тогда с подтяжками? Не надевать же их сверху жилета? А обувь? А носки? Сможет ли он надеть их правильно, так, как надо? Голова мальчика раскалывалась от обилия многоходовок, и тот перебирал всевозможные варианты, словно разбирая сложную головоломку. Казалось бы, что тут такого сложного: раз два, и оделся, но мальчику, в прошлом натягивающему на себя всякое тряпьё лишь для того, чтобы защитить смрадное тело от проливных лондонских дождей, такое простое действие превратилось в страшную пытку…

Спустя множество неудачных попыток, прошедших минут тот взглянул на себя через зеркало, смахнув с лица свисающую прядь. На него смотрел нелепый человечек в богатой одежде и с кислым лицом. Правду говорят, в неправильных руках и красивая одежда много толка не принесёт. Подле кровати все ещё валялась небольшая кучка пёстренькой одежды, образуя дотошно-яркое месиво из цветов. Мальчику казалось, что он утратил прошлого себя, на нем не осталось ничего, чтобы хоть немного напомнило о его жалкой жизни — даже лицо казалось каким-то другим, даже изгибы тела выглядит чужими из-за слегка большеватого брючного костюма. На него будто напялили дорогой картофельный мешок, и ничего более, но приходится довольствоваться и этим. Ему бы радоваться, что самый странный узник особняка отнёсся к нему с такой добротой, пускай и немного подозрительной на первый взгляд.

Зеркало блестело на солнце, нагло отражая одетого Томаса. Он попытался улыбнуться, но разочаровался в самом себе, застав это потешное зрелище в виде кривых уголков губ, насильно поднятых из-за внезапного желания их владельца. Дальше мальчик и не стал пытаться.

Послышался стук в дверь — долгий и протяжный, но такой вежливый и учтивый, поэтому Томас тут же подошел и прижался к деревянной поверхности, чувствуя приятное тепло, нагретое ясным солнцем.

— Вы закончили переодеваться? Могу ли я зайти внутрь? — послышалась масса расспросов, и мальчик обхватил рукой дверную ручку, приготовившись к ответу:

— Я закончил. Можете входить.

Дверь благосклонно раскрылась, предоставив возможность войти внутрь. Генри выглядел таким же загадочным, каким был всегда, с той же дурманящей ухмылкой и распростертыми в разные стороны руками, готовыми в любой момент цапнуть невнимательную жертву. Томас засмущался, когда почувствовал на себе его тяжёлый взгляд, но намерения Ульямса оказались не такими удручающими, как показалось на первый раз.

— Какой красавец! Право, вы выглядите намного лучше, этот костюм был будто создан для вас! — Генри осыпал мальчика комплиментами, будто отмеривая площадь комнаты размашистыми шагами. — Вы восхитительны в этом образе, ещё совсем чуть-чуть и вас не отличить от настоящего аристократа!

Краска на щеках Смита все ещё не исчезла, мальчик попросту не знал, как реагировать на комплименты, иногда он считал их за оскорбления, вывернутые наоборот — с тем же гадким посылом, приправленным красивыми словами. Но в глубине душе он все же верил в искренность слов, произнесённых его старшим наставником. Генри (слава Богу) наконец закончил расхваливать Томаса, принявшись за дело:

— Но чтобы стать настоящим аристократом, нужно ещё кое-что безумно важное: нужно вести себя, как аристократ. Надеть дорогую одежду, хорошенько вымыться и причесаться недостаточно — это лишь дополнение, пускай и очень важное. Всё в человеке должно быть прекрасно: и наружность, и ум, и много чего ещё, слишком долго бы я перечислял те качества, которыми должен обладать настоящий аристократ. Вы же понимаете, насколько это огромный груз, господин Томас?

Генри пожирал его взглядом, сбавив веселый и беззаботный темп размашистыми наставлениями. Томасу было тяжело взять на себя тот самый мифический «груз», ведь ему казалось, что он сдавит ему все кости, свалившись с хрупких плеч. Но раз он начал, значит стоит продолжить — такой шанс просто грех упускать, это настоящее надругательство над светлейшей удачей, решившей наградить мальчика золотым билетом в высший свет. Интересно, Эдгар станет таким же, как, Генри? А Гилберт? Они все утратят былую индивидуальность, став копирками великого и ужасного Ульямса, они все будут гладко причёсаны, в отличных костюмчиках и с ухмылкой на лицах, они будут думать, действовать и говорить совершенно одинаково. Может, в этом и кроилась настоящая суть игры: уравнить всех с самым мерзким узником особняка? Если да, то организаторам игры это отлично удавалось.

— Я готов, сэр Ульямс. Для меня трудности не страшны. — сглотнул тот.