VI (1/2)

За столом продолжались пустые разговоры, либо целиком, либо наполовину посвящённые странному поведению Алисы и Генри. Маленькая, но невероятно жестокая девочка сидела и невинно хлопала глазками, делая вид, что она не понимает смысла произнесённых слов. Никто не знал, что она на самом деле навострила уши, подслушивая каждую деталь. И эти детали действительно могли ранить даже самого равнодушного и необидчивого человека.

Но Коуэл-младшая не была такой. Она не могла просто молча сидеть, пока другие нагло обсуждают всё её промахи за спиной. Алиса покажет, кто тут главная. Они ещё поплатятся за сказанные слова!

— Алиса? Чего задумалась? — спросила Анна, тревожно приложив руку ко лбу девочки.

— Отстань! — Отмахнувшись от прикосновений Верн, воскликнула девочка. — Я жутко от всего устала!

Путешественница улыбнулась, будто с издевкой взглянув на расстроенную подругу.

— Сейчас только десять утра, а ты уже устала? — Притворно удивилась Анна, заставив Алису продумывать более изощрённые ответы на интересующие Верн вопросы.

— Десять утра?

Коуэл резко метнула взгляд в сторону огромных дубовых часов, стоящих в углу столовой. Действительно, стрелка показывала именно десять часов утра! В подобной обстановке время течёт куда быстрее, но кто знает, может вскоре из-за отчаяния и страха каждая минута начнёт чувствоваться как целый час.

Алиса фыркнула, начав ковырять вилкой румяный блин. Из него тут же потек алый клубничный джем, словно кровь растёкшийся по белоснежной поверхности тарелки. Девочка сглотнула накопившуюся в горле слюну, принявшись за трапезу.

— Ещё пять минут и я начну убирать на кухне. Сегодня моя очередь. — Произнесла Анна, неловко хихикнув.

Луиза вздохнула, стыдливо опустив взгляд. Никогда в жизни ей не приходилось даже тряпку в руках держать, а тут придётся вытирать крошки со стола, убирать и мыть посуду, приводить кухню в симпатичный вид. В её обязанности входило совсем другие дела — вроде флирта с юношами или светских посиделок, а не простая уборка. Всем известно, что это удел служанок.

— Я только начала есть! — Завыла Алиса, пытаясь засунуть в себя всё больше теста.

— Так ешь быстрее! Надоело с тобой нянчиться, как с маленьким ребёнком! Пусть Джейн этим занимается! — Ответила Анна, надув щеки.

Алиса только этого и ждала. Скрыв коварную улыбку передними волосами, та не могла сдержать в себе то ликование, произведённое ощущением полного контроля над чужими эмоциями. Да она чертова манипуляторша, создававшая образ маленькой и капризной девочки лишь для того, чтобы ввести других в заблуждение. Другие даже и не подозревали, что происходит в её маленькой глупой черепушке…

— Завтра вся кухня будет на тебе, Эдит. Готова к уборке? — Спросила Анна, взглянув на поникшую Бейкер.

Дочь пекаря кивнула, предпочитав просто промолчать. Уборка не звучала для неё как нечто страшное, сказать честно, вся ее жизнь состояла из рутины, пекарня сама себя не вымоет. Как она вспоминала, папа не очень любил нанимать служанок, ведь считал, что труд — самое лучшее лекарство для любой девушки, поэтому старался воспитать всех своих дочерей трудолюбивыми хозяйками, способными своими умелыми ручками убрать любую грязь.

— А послезавтра настанет очередь Луизы. — Завершила свою речь Анна, засучив рукава.

Мадам Гибсон просто отвела взгляд, словно задыхаясь от высокого воротничка с обилием кружев. Она, словно живая кукла, а не тяжело ли таскать на себе весь этот груз? Тем более здесь нет ни аристократов, ни светских львиц, ни королевской семьи. «Так к чему эта роскошь?» — задумалась Эдит, вспомнив свои скромные наряды.

— А как же Эдгар? — Алиса пальцем показала на юного поэта. — Он что, официально освобождён от работы?

— Ты в своём уме! — Ахнула Верн, оторвавшись от раскладывания сухих столовых приборов. — Сейчас бы юноше выполнять список женских обязанностей! Где такое видано-то?

— Кто бы говорил! — протянула Алиса, выпрыгнув со своего места. — И эти слова произносит сама Анна Верн…

Бронте и Верн сильно засмущались после того, как слились в зрительном контакте. Чтобы больше не мучать себя, Анна выбежала во двор с тазом, полным грязной посуды. Завтрак официально завершился всеобщим скандалом.

***</p>

Со второго этажа слышались детские всхлипы. Маленький мальчик, прижав колени к лицу плакал, изливая слёзы на светлую простынь. Постепенно она намокала всё сильнее и сильнее, оставляя мокрые пятна. Томас продолжал горько плакать, изливая всю горечь на окружающую его обстановку. Он обвинял в собственном несчастье всех подряд, проклиная те неприятные моменты, проведённые с ними.

Вспомнилось голодное детство, лишенное всяких радостей. Маленький мальчик в такой же позе сидел на мокром щебне, дрожа от

холода и голода. Живот с каждой минутой скручивался все сильнее, а волосы и широкая одежда намокали, облегая худощавое тело бедняка. Вокруг кричали и плакали такие же несчастные сироты, борясь за право жить. Они готовы были загрызть друг друга за кусок хлеба или шерстяное одеяло, пытаясь обеспечить себе комфортное существование. Томас продолжал рыдать, оставшись без гроша в кармане. Мистер Грант решил не выплачивать зарплату юному трубочисту, посчитав, что он этого не заслуживает. Да и кто будет защищать бездомную сироту! Прав тот, кто богаче — вот главное правило «честных» лондонских судей. Мальчик проклинал эту несправедливость, в своих самых заветных фантазиях представляя сытую жизнь. Он жутко завидовал счастливым детям, которым на Рождество дарили конфеты и подарки, он завидовал детям, которые могли согреться возле тёплого камина, завидовал тем, кто мог в любой момент обняться с мамой. Томас был лишён всего вышеперечисленного, поэтому каждый праздник превращался в гонку на выживание — приходилось воровать у особо невнимательных торговцев, в худшем случае — питаться на помойках. Разве он заслужил такой участи? Почему Бог так несправедлив к простым детям! Даже если его и ожидает хорошая жизнь на том свете, разве это вознаграждение за мучения, пережитые в глубоком детстве?

Дети пачками умирали от болезней, задыхаясь в предсмертной агонии прямо на улице. Все те друзья, которых Томас знал, умерли от холеры. Особенно счастливые отделались хроническими симптомами, страдая от надоедливого кашля каждый день. Мальчик старался быть выше всей этой грязи, пробиваться в свет, но вскоре понял, что в свете грязи гораздо больше чем тут, в городских трущобах. Почему одетые с иголочки аристократы могут вести себя хуже животных? Почему им, таким цивилизованным людям, в голову приходит насиловать девушек, убивать и разбивать стариков, красть у соседей или обманывать детей и жён? — Томаса действительно разочаровала эта жизнь, он понял, что Лондон — самый смрадный на свете город, который не спасёт даже Господь.

С такими мрачными мыслями Томас ступал по тёмным закоулкам, пахнущими помоями. Отчетливо слышались насвистывания пьяных стариков, а на лице мальчика особенно ярко читалось полное разочарование в людском роде. Он скривился, словно кочерга, вовсе не жалея своей спины. Натянув фуражку на лицо, тот фыркнул, почувствовав, как табачный дым слезит его глаза, как вдруг кто-то резко схватил его сзади, и даже хороший слух Томаса не спас его от нагнавшей беды…

— Всё в порядке?

В дверном проеме, освещённом керосиновой лампой, виднелась девичья фигура, испуганно сложившая руки у груди. Сама Джейн проведалась к Томасу, кажется, решившая подбодрить его от тревожных мыслей и извиниться за поведение младшей сестры. Бедняк чувствовал себя паршиво, но упустить такой хороший шанс не собирался. Пусть его выслушает такой же разочаравшийся в бытие человек.

— Входите. — произнёс Томас, выглянув из под головного убора.

Коуэл-старшая вошла внутрь, стыдливо опустив взгляд. Она будто сожалела за все поступки, совершенные родной сестрой. В этот момент ей хотелось поддержать мальчика, ведь иногда видела в нем своего младшего братика. Иногда она относилась к нему тепло, иногда наставляла и давала советы, в общем, вела себя как настоящая старшая сестра. Она понимала, насколько Томасу тяжело, поэтому не упустила случая навестить плачущего мальчика.

— Приношу извинения за поступки Алисы. Надеюсь, ты чувствуешь себя гораздо лучше? Ничто тебя не беспокоит?

Джейн начала лезть с расспросами, передвигаясь вглубь комнаты. Томас сжался к спинке кровати, замерев. Ну не привык он к таким проявлениям заботы!

— Всё в порядке! — буркнул Томас, отмахиваясь руками. — Не надо подходить ко мне так близко, пожалуйста… Я вшивый и ужасно воняю.