Глава седьмая. Ананас и запечённая в золе картошка (1/2)

Один за другим пошли тёплые солнечные дни. Деревья зазеленели, на яблонях распустились нежные бело-розовые цветы, вокруг которых засуетились толстые пушистые шмели и маленькие золотистые пчёлы. Даже согнутая, почти на земле лежащая яблоня надела душистый белый убор, будто древняя старушка — свадебное платье времён позабытой уже юности.

Бранд и Фазиль решили устроить в доме генеральную весеннюю уборку. Несколько дней они только и делали, что наводили чистоту: вытряхнули и выбили коврики и одеяла, выстирали занавески и постельное бельё, прогрели на солнце матрасы и подушки. Фазиль отскоблил и вымыл пол до такой чистоты, что хоть ешь с него, если придёт такая фантазия в голову. Вымыли кухню и ванную, коридоры и комнаты; до блеска отполировали окна и зеркала, светильники и лампы. Фазиль даже на чердаке порядок навёл, после чего его уши и хвост сделались пепельно-серыми от осевшей пыли и паутины. Уставал он с непривычки — словами не описать, но зато как приятно было смотреть на дело рук своих!

Вечером Фазиль добавлял последние штрихи в картину чистоты и уюта: мыл и скоблил деревянное крыльцо. В конце концов доски из серых сделались жёлтыми, как масло, и тогда Фазиль почувствовал, что сделал тут всё возможное. Он постелил под дверью коврик и отошёл в сторону, чтобы полюбоваться результатом: лучше и не придумаешь, красота и порядок.

Теперь можно было наконец разведать, чем там занимается Бранд, который полдня убирал в сарае и в саду, а теперь развёл костёр и жёг сухие ветки и негодную мебель. Фазиль спустился к нему и выяснил, что над костром уже установлена тренога, на которую подвешен закопчённый чайник, а рядом на полене стоит заварник, две кружки и почему-то маслёнка с солонкой. Фазиль повёл ухом и сел на другое полено у костра, заинтересованно помахивая кончиком хвоста. Что это тут у него? Как вежливый фелид, он не лез с вопросами, только наблюдал за Брандом, пока тот заваривал чай.

Вечер был так спокоен! Спускались сумерки, и день уже забрал свои краски с неба, забыв только пару розовых облачков; откуда-то издалека слышалось мычание коров и лай собаки. Пахло дымом и костром, трещали дрова, а на языки пламени можно было смотреть вечно.

— Так хорошо! — вырвалось у Фазиля, и Бранд улыбнулся, вручая ему кружку с чаем.

Они посидели рядом в уютном молчании, глядя, как последние отблески солнечных лучей скрываются за горизонтом. Чем темнее становилось на улице, тем ярче разгорался костёр.

Бранд потянулся за тростью, отодвинул горящие ветки, раскопал золу и выкатил несколько потемневших, припорошённых пеплом штуковин неровной формы.

— Картошка, — пояснил Бранд, поймав на себе удивлённый взгляд. — Ты никогда не пёк картошку в золе?

Он подобрал клубень, перекидывая его с руки на руку:

— Ох, горячая...

— В золе? — дёрнул ухом Фазиль.

— Что, не для твоего изысканного вкуса? — хмыкнул Бранд.

— Мой вкус не изысканный, я ем всё, что не отравлено, — с достоинством ответил Фазиль и тоже подобрал картошку.

Горячая, исходящая паром картошка была щедро приправлена не только солью и маслом, но и золой, которая скрипела на зубах. Сладковатая и рассыпчатая, на вкус она была дымной, будто подкопчёной, но в этом было своеобразное удовольствие, и Фазиль его оценил в полной мере.

— Это тоже блюдо твоего детства? — поинтересовался он, расправляясь уже с третьим клубнем.

— Нет, это... это позже.

Бранд запрокинул голову и посолил очередную картофелину прямо у себя во рту. Фазиль фыркнул, хотя благовоспитанный фелид должен был бы сделать вид, что не заметил такого нарушения приличий. Впрочем, о каких приличиях может идти речь, если вы сидите у костра, перемазавшись золой, а вместо тарелок и приборов у вас собственные руки?

— В первый год войны это было, — неожиданно заговорил Бранд. Фазиль мигом навострил уши и весь обратился в слух — Бранд впервые решил рассказать что-то про войну, и Фазиль не собирался упустить ни слова из сказанного. — Мы шли в авангарде, попросту — в передовом отряде. Расположились на ночлег, а кухня сильно отстала, вот и выяснилось, что спать придётся лечь голодными. И тут один парень, он был деревенский, прибегает к лейтенанту и говорит — да мы ж на картофельном поле! Мы все были из города, рабочие в основном, и даже не знали, что это за жухлые кусты из земли торчат. Ну, лейтенант наш скомандовал достать лопаты, и мы накопали гору картошки, тот парень научил нас её в золе печь. У самых запасливых нашлась соль. До сих пор тот ужин помню — костры горят, ребята смеются, кто-то петь затеял... А на следующий день был бой и...

Бранд замолчал и уставился в костёр невидящими глазами, потом поднял руку к лицу — но Фазиль её перехватил и удержал, зная, что сейчас последует привычный жест, будто смахивающий паутину с лица.

— А?.. — Бранд моргнул, словно возвращаясь в реальность.

— Рука в золе, — тихонько сказал Фазиль. — Испачкаешься...

Бранд взглянул на свою ладонь, будто видел её впервые, и кивнул, снова уставившись в костёр. Фазиль боялся шелохнуться и потревожить его, в то же время размышляя, что, возможно, именно это и стоит сделать, но тут Бранд вдруг повернулся... и перепачканным в золе пальцем провёл по его переносице! Фазиль отшатнулся и принялся вытирать нос о сгиб локтя, а Бранд беззвучно засмеялся, глядя на него.

Ах так?! Фазиль потянулся к его лицу, но Бранд с ловкостью, которой не ожидаешь от такого крупного человека, перехватил обе его руки за запястья:

— В газете написали бы «Враг успешно нейтрализован, и наши храбрые солдаты перешли к обороне занятых позиций», — сказал он, продолжая посмеиваться, и тут Фазиль кончиком хвоста, словно пуховкой, прошёлся по его лицу, щедро припудрив пеплом.

— Враг применил новейшее оружие!

— Ах ты маленький... — Бранд отпустил его, смеясь и отплёвываясь.

— Я не маленький, — с достоинством ответил Фазиль, устраиваясь поудобнее. — Я взрослый фелид, способный за себя постоять, как видишь. А ещё мне точно понадобится ванна после такого...

— Мне тоже.

— Я бегаю быстрее, поэтому рассчитывай только на ту воду, что останется после меня.

— Зато ты топить водогрей не умеешь, рассчитывай только на холодную воду, если вздумаешь гонки устраивать.

Должно быть, на лице у Фазиля отразилось неподдельное возмущение, потому что Бранд опять засмеялся, и Фазиль вдруг подумал, что сегодня — первый день, когда он слышит его смех. Эта мысль примирила его с зольной войной, поэтому он ткнулся лбом в плечо Бранда, а тот положил руку ему на затылок и погладил, взъеровшив волосы.

У Фазиля по спине побежали мурашки, а в животе появилось странное чувство, какое бывает, если стоишь на краю крыши и смотришь вниз; он замер, и время, кажется, тоже замерло, по крайней мере, между двумя ударами сердца прошло не меньше двух часов. Он ощущал тяжесть и тепло ладони на своём затылке, лбом чувствовал грубоватую ткань рубашки и тепло тела под ней. Запах — дым, самая капелька табака, мыло — окутал его со всех сторон. Мгновение тянулось, как густой мёд, но тут Бранд убрал руку, и Фазиль отстранился, очумело встряхнувшись.

— Я думаю, может, тут беседку поставить? — заговорил Бранд, откашлявшись. — Скамейки сделаю, столик, место для костра...

Фазиль изумлённо и недовольно покосился на него. Беседка? Они даже не заговаривали о беседке. С чего бы такая резкая перемена темы? Он развёл уши, а хвост его недовольно вильнул из стороны в сторону.

— Можно и беседку, — холодно ответил он.

— Цветы какие-нибудь посадить, — продолжал Бранд, причём чуткое ухо Фазиля отчётливо ощущало напряжение в его тоне. — Помнишь, мы семена в сундуках нашли.

— Да... — тут уж Фазиль характер не выдержал, потому что про цветы и сам думал. Взяв прутик, он начертил на земле схему и принялся рассказывать: — У забора и у дома можно вьюнки посадить, а вдоль дорожки — тюльпаны, ещё можно пионы, розы, лилии...

— Лучше весь сад капустой засадим, всё пользы больше.

— Что?!

— Шутка.

Фазиль выдержал паузу, глядя на Бранда, а потом отчеканил:

— Не. Смеш. Но.

Потом встал и выражая недовольство всей фигурой, в особенности же ушами и хвостом, принялся собирать посуду, но злился он на шутку или же на что-то другое — он не знал и сам.

***</p>На следующее утро Фазиль отправился в гости к Самии, надеясь получить от неё семена цветов. По дороге он вначале немного злился, вспоминая вчерашнюю «капусту», но день был так хорош, что скоро неприятные чувства отошли на задний план. Воздух пах цветами и тополиными почками, солнце пригревало уже почти по-летнему, в свежей зелёной траве сияли яркие одуванчики, со всех сторон щебетали птицы. Дуться и злиться в такой обстановке было сложно, вот отходчивый по натуре Фазиль и не злился, а только вертел головой по сторонам и жмурился на яркое солнце.

Дом швеи в окружении цветов и зелени выглядел ещё красивее, чем раньше. На веранде опять спала чёрная кошка, только теперь бока её заметно округлились: кажется, особа оказалась гулящей. Надо будет попросить пару котят, чтоб мышей ловили и создавали в доме уют.

Дверь открыла пышнохвостая Айше, которая проводила Фазиля в гостиную и побежала за хозяйкой дома. Самия, спустившись из мастерской, поспешно прибрала и припрятала пару разбросанных кукол, и тут только Фазиль сообразил, что явился без приглашения, и рассыпался в извинениях.

— Только пробелы в моём воспитании объясняют сие невежество! — говорил он, кланяясь Самии.

— Даже слышать ничего не хочу! — отвечала та. — Вы своим визитом сделали честь моему дому. Извольте сесть, будем пить чай.

— Разве смею отрывать вас от работы?..

Но как и любой фелид, Самия считала, что гость куда важнее работы, поэтому Фазиль не успел даже толком посопротивляться — для виду, разумеется, потому что вообще-то любил пить чай — как Айше уже принесла чайный поднос. Фазиля усадили в кресла, отрезали ему кусок лимонного кекса, украшенного глазурью и венком из засахаренных цукатов, подсунули печенье всех видов, налили чаю в изящную чашечку и так ловко повели беседу, что он и думать забыл о неловкости.

Выпив не меньше пяти чашек чаю и слегка увеличившись в объёмах, Фазиль наконец-то вспомнил, зачем пришёл, и, улучив момент, завёл речь о цветах.

— О, луковички тюльпанов и деленки пионов сажают обычно осенью...

Фазиль расстроенно опустил уши и хвост: он-то уже представил пышное цветение! Но Самия поспешила его разуверить:

— Весной тоже можно, я вам всё расскажу! Хотя знаете... Я лучше сама к вам приду и всё сделаю!

— Нет-нет, ни в коем случае! Я не прощу себя, если из-за моих капризов мать семейства будет принуждена работать в чужом саду!

Некоторое время они пытались меряться вежливостью, но в конце концов сошлись на том, что Самия даст подробнейшие инструкции по садоводству, но сама всё-таки никуда не пойдёт.

Фазилю собрали и вынесли множество луковичек, саженцев и корешков, к каждому виду присовокупили записки с объяснением, как сажать и как ухаживать. В довершении всего завернули с собой добрую половину лимонного кекса и мешочек печенья для «храброго господина Бранда» и пригласили обоих на обед в конце недели.

— Хочу познакомить наконец вас с мужем, он ведь так и не поблагодарил вас с господином Брандом за спасение дочери! Мы приглашаем вас и ещё одну пару, больше никого не будет.

— С радостью придём! — раскланялся Фазиль. Обменявшись всевозможными благодарностями, поклонами и вежливыми словами, довольные друг другом фелиды расстались, и Фазиль отправился домой, нагруженный дарами.

Солнце уже клонилось на запад, свет его сделался насыщенным, красновато-золотым и тёплым, а тени — короткими. Дом в окружении цветущих яблонь выглядел даже... нарядно. «Мой дом!» — радостно подумал Фазиль, открывая калитку. Тут он, конечно, сам себя осадил, напомнив, что вовсе и не его этот дом, но думать так всё-таки было приятно.

Во дворе тянуло табачным дымом, и запах этот мешался с запахом яблоневого цвета, навевая ностальгические воспоминания о том, чего никогда не было, но могло бы быть. Навострив уши, Фазиль пошёл на запах и обнаружил кое-что интересное: пока его не было, Бранд соорудил качели на ветке могучей старой липы и теперь покачивался на них, жмурясь от закатного солнца и зажав трубку в зубах. Босой, в одних штанах и полурасстёгнутой белой рубахе с закатанными рукавами, он вдруг показался совсем молодым — гораздо моложе, чем в первую встречу, словно вместе с грубыми солдатскими сапогами и тяжёлой шерстяной шинелью он сбросил лет двадцать. Фазиль неслышно, шагая легко-легко в своих мягких сапожках, подошёл и остановился, поражённый внезапной слабостью: показалось, что сердце упало и повисло на резинке, как детская варежка.

Бранд, видно, почувствовал, что на него смотрят, открыл глаза и улыбнулся, глядя снизу. Проклятое сердце запрыгало на резинке, как мячик — чего это ему вздумалось трюки показывать?!

— Ну как? Достал свои тюльпаны?

— Ещё как! И не только... — Фазиль откашлялся в смущении, но голос всё равно звучал принуждённо.

«А ведь это из-за меня он качели сделал», — подумал он. Кто будет делать качели для самого себя?..

Бранд уступил ему место и взялся разбирать мешок, а Фазиль, покачиваясь в лучах закатного солнца, рассеянно болтал и всё пытался поставить на место беспокойное прыгучее сердце.

***</p>Семена бабушки Летиции, а также луковички и росточки, подаренные Самией, пошли в ход: целый день Фазиль с Брандом посвятили посадкам. На заднем дворе у сарая разбили небольшой огородик: посадили тыкву, помидоры, горошек, морковь и пряные травы. У забора посадили загадочную «ипомею» (так была подписана одна из тряпиц с семенами, найденными в сундуке), вдоль дорожек и у дома — тюльпаны, пионы и лилии. С этого момента Фазиль по три раза на день бегал проверять, не взошли ли ростки, и всякий раз расстраивался, что пока ничего из земли не показалось.

За день до того, как они должны были пойти на обед к Самии, Бранд съездил в город и вернулся с большим чешуйчатым ананасом, которому предстояло сыграть роль подарка на завтрашнем событии. Ананас торжественно стоял в кухне, словно тотем, и Фазиль смотрел на него с уважением — эдакого фрукта ему пробовать не доводилось.

Ещё Бранд получил пенсию, часть которой вручил Фазилю. Тому стало неловко, и он попытался было неубедительно что-то сказать, но Бранд решительно оборвал его на полуслове.

— Уговор какой был? Ты работаешь у меня и получаешь жалование, — сказал он почти сердито, от каковых интонаций Фазиль опасливо развёл уши. — Вот и бери... без разговоров!

Он сунул деньги ему в руки и ушёл, после чего они пару часов не общались: Фазиль, сам не понимая почему, был расстроен и обижен, а Бранд непонятно на что сердился. Ближе к вечеру, однако, они как ни в чём не бывало сошлись на кухне за приготовлением ужина по очередному рецепту бабушки Летиции.

«Коли днём дел было много и на ужин остатков нет, режь хлеб, да на сковороду его клади на масло. Сверху кидай всё, что найдёшь — колбасу, мясо, помидоры да и всё что ни на есть. Яйцом залей и сыром тёртым посыпь, вот тебе и ужин».

Ужин вышел на славу, и сидя у камина в гостиной, Фазиль размышлял о том, что Бранд прав: он, Фазиль, работает не покладая рук — свет ещё не видывал такого работящего фелида! — и заработок свой заслужил. Совершенно непонятно, почему так царапает брать за работу деньги, раньше он за собой такого не замечал.

И Фазиль твёрдо решил больше не думать о связанной с деньгами неловкости.

***</p>В день светского визита Фазиль всё утро прихорашивался: тщательнейшим образом вымылся, начесался и долго разглаживал малейшие морщинки на своём чудесном камзоле, тягая по нему тяжеленный чугунный утюжок. Нарядившись, он повертелся перед зеркалом, вздыхая, что не хватает украшений: позвякивающих тяжёлых браслетов, золотых часов с цепочкой и брелоками, сверкающей бриллиантовой булавки для шейного платка. Но всего понемножку, так? Если продолжить вести почтенную жизнь, то и украшения рано или поздно появятся.

Закончив со своим туалетом, он хотел было проведать Бранда, но тот как раз сам к нему постучался.

— Можно я в твоё зеркало посмотрюсь? У меня только для бритья.

Фазиль посторонился, пропуская его в комнату и оглядывая с ног до головы.

Бранд был в костюме. Костюм — это, конечно, вполне приличная одежда для человека, но Фазиль лелеял надежду увидеть друга в парадном солдатском мундире, ярко-синем, с золотыми пуговицами — он такие на параде видел. У Бранда, небось, и ордена есть, то-то здорово было бы, если б он их надел! Но Фазиль уже достаточно его изучил, чтобы понимать: спрашивать или уговаривать бесполезно, раз не надел, значит, не хочет.

Бранд тем временем остановился перед зеркалом и осмотрел себя критически.

— Красавец! — ядовито пробормотал он себе под нос, а потом попытался завязать галстук. Опыта в таких делах у него явно не было, и понаблюдав пару мгновений за его попытками то ли смастерить удавку, то ли завязать морской узел, Фазиль подошёл и отвёл его руки.

— Дай-ка я.

Он презирал глупые, куцые и скучные человеческие галстуки, но завязывать их всё-таки умел. Бранд, опустив глаза, следил за его манипуляциями, и Фазиль впервые заметил, какие у него забавные ресницы — густые, короткие и прямые, как щёточки. Когда он затягивал узел, Бранд перехватил его руку, и Фазиль вздрогнул, к щекам мигом прилила кровь. Ощущений мигом стало слишком много — тепло и твёрдость руки Бранда, его близость, его запах.

Он поднял растерянный взгляд; Бранд улыбался.

— Я ведь это сам не развяжу...

— Я... я развяжу, — ответил Фазиль почему-то дрогнувшим голосом. — Не зря же я деньги получаю, — добавил он, пытаясь избавиться от внезапной скованности.

Бранд почему-то перестал улыбаться, отпустил его и повернулся к зеркалу, собственноручно затягивая галстук. Фазиль опустил уши, растерянно глядя в его широкую спину и не понимая, что он сделал не так. Он хотел было уже обидеться, но тут Бранд повернулся к нему и как ни в чём ни бывало заговорил:

— А как ты думаешь, одеколоном сбрызнуться можно или лучше не надо?

Он достал из кармана флакончик с наклейкой, на которой изображён был напомаженный щёголь с подкрученными усиками. Неодобрительно косясь на щёголя, Фазиль потянулся к флакончику; его чуткий нюх даже через закрытую крышку уловил мощный запах спирта. В носу защекотало, и он едва успел уткнуться в изгиб локтя, прежде чем отчаянно расчихаться.