Глава пятая. Морковный пирог с апельсином (1/2)
В последующие дни Фазиль отдраил комнату, которую уже называл своей. Никогда он не замечал за собой страсти к уборке, но сейчас до блеска полировал окна и спущенное с чердака зеркало, вытирал пыль, подметал, поднимая с непривычки тучу мусора, затем опять вытирал насевшую после подметания пыль, мыл полы... Короче говоря, развил бурную деятельность, и комнатка после всех его усилий смотрелась нарядно и весело.
Потом устроили кровать, накрыли её цветастым лоскутным одеялом, притащили старый шкап и пару сундуков, постелили полосатый коврик. Напротив печурки поставили два отремонтированных стула и столик. Позже ещё и нашли в книге бабушки Летиции рецепт, как вернуть жёлтому тюлю белый цвет. Нужно было добавить в воду лимон и соду и замочить тюль в этом составе. Получилось преотлично, и на окнах Фазиля заколыхались лёгкие белоснежные занавески.
Комнатка была готова, и Фазиль чувствовал неизъяснимое блаженство, оглядывая её. Его сразу окутывало таким спокойствием! В первый же вечер он растопил маленькую железную печку, позвал Бранда «в гости», и они сидели за столиком и пили чай, слушая, как потрескивают дрова и завывает ветер в печной трубе.
Через несколько дней к ним в калитку постучались две старшие дочки Самии. Майя, уже вовсе не бледненькая утопленница, а бодрая и румяная, так и зыркала любопытными жёлтыми глазами по сторонам; её сероухая сестрица держалась более степенно.
— Приглашаем вас на примерку, — важно заявили они, и Фазиль отправился к швее.
Звёздная бархатная жилетка получилась на славу, и он не мог налюбоваться на себя в зеркале мастерской, поворачивался то одним боком, то другим.
— Ваше мастерство может сравниться только с вашей... — Фазиль хотел сказать «красотой», но вовремя сообразил не делать таких комплиментов замужней фелидке и быстро исправился: — ...добротой!
Самия кашлянула и, смущаясь, заговорила:
— Я тут поговорила с мужем, спросила у него разрешения, и... Не примите себе в обиду, мы только из лучших намерений...
Фазиль с изумлением ждал, что же последует. Самия развернула к нему вешалку с голубеньким, вышитым золотом кафтаном:
— Это кафтан моего мужа. Он всё равно его сейчас не носит, потому что работает в конторе, а там можно только в чёрном или сером, и мы решили... в дар одному из спасителей нашей дочери...
Фазиль не стал ломаться: приняв важный вид, он поклонился и ответил:
— Ваши поступки свидетельствуют о чрезвычайном благородстве. Почту за честь принять такой щедрый дар.
Кафтан оказался ему ровно впору.
— Надо же! Подумать только! — преувеличенно удивилась Самия. — Кто бы мог подумать! А вы ведь повыше моего мужа...
За кафтаном явились почти новые коричневые сапожки, которые оказались немного малы, но Фазиль решил, что это ничего — обомнутся по ноге. Перед Брандом он явился совершенным щёголем: в синей с золотой звездой жилетке, в кафтане и в новых сапожках.
— Ну, хоть сейчас в Сенат, — сказал тот с усмешкой. — Завтра таким красавцем со мной в город и поедешь.
И тут пёс дёрнул Фазиля за язык ляпнуть:
— Главное, хозяйке моей бывшей на глаза не попадаться, не то поймёт, что у меня теперь деньги водятся, и начнёт долг требовать!
— Долг? — поднял брови Бранд. — Ты остался кому-то должен?
— Ну чего там должен, — заюлил Фазиль, поняв, что проговорился, и разом сообразив, что такой, как Бранд, уж точно не одобрит невыплат долга, — хозяйка дура и метлой дерётся, ничего я ей не должен!
— И всё же ты у неё жил, — спокойно сказал Бранд. Фазиль так и вспыхнул:
— Ну и что? Да комната была такая гадкая, мне ещё и платить должны были, что я там жил! Столько натерпелся! Она со мной ругалась и убирать не хотела, говорила, мол, шерсть от тебя!
— Это её дело и её ответственность, как там она себя вела. А вот заплатишь ли ты долг — отвечаешь только ты.
Тут шерсть на хвосте Фазиля сама собой встопорщилась, отчего хвост сделался похож на метёлку для пыли, уши прижались к голове, и больших усилий ему стоило не высказать Бранду на месте, что думает, а развернуться и хлопнуть дверью в свою комнату.
«Выискался! Тоже мне, образец добродетели! Знаем мы! Видали таких!» — думал Фазиль, расхаживая по комнате и забывая даже любоваться собой в зеркале. Он достал найденные в сундуке монеты и разложил на столе. Одна пошла в уплату за жилетку, и теперь их осталось четыре. Пересчитать на ассигнации, так выяснится, что хозяйке нужно три монеты отдать! С чего бы это?! Лучше уж он купит дюжину новых рубашек и красивый широкий пояс, чтобы довершить свой наряд и казаться почтенным фелидом. И щётки! Ведь он теперь может купить себе набор щёток и начесать хвост! А начесав, он отправится в гости к Самии, чтобы показать рыжей служаночке: не она одна может расхаживать с таким пушистым хвостом…
Тут он сообразил, что если не заплатит долг, так Бранд, пожалуй, и знать его не захочет, и разозлился ещё сильнее. «Мои деньги! Честно заработанные! Ну и уйду отсюда, пёс с ним!»
Тут он остановился, потому что сердце его болезненно сжалось при одной мысли о том, чтоб уйти. Уйти — и не будет больше тихих вечеров с чаем и разговорами, не будет серых глаз, лучащихся беззвучным смехом; не будет тяжёлой руки, которая гладит по голове. Не будет хорошенькой комнатки, которую он сам оклеил обоями и тщательно убрал… Но что же делать? Не может же независимый и гордый фелид позволять, чтоб ему читали морали и ультиматумы ставили?! Нет, Фазиль не таков, чтоб можно было его шантажировать тёплой печкой и регулярным продовольствием! Чуть ему что не понравится, он тут же и уйдёт, хоть чем его мани…
В таких размышлениях ходил он по комнате, из принципа не высовывая носа наружу. Он слышал тяжёлые шаги Бранда, слышал, как тот колол дрова во дворе, а потом возился на кухне; тонкий слух позволял нарисовать всю картину целиком: вот Бранд сваливает дрова в поленницу, вот с трудом опускается на колени, чтобы разжечь огонь в очаге, вот открыл и закрыл дверь в кладовую… Пьёт там чай небось и ветчину кушает! Не раз и не два любопытство так и подталкивало Фазиля выйти в кухню и узнать, какой же рецепт из поваренной книги Бранд выбрал сегодня, но он сам же его и усмирял. Он взял из угла стопку старых газет и принялся их листать, бросившись на кровать; газеты были ещё военного времени, и странно было читать, что враг взял ту или иную деревню, зная, что нынче все деревни отбиты и справедливость восторжествовала…
Темнело. Тоскливо было Фазилю. Он разжёг печку и кидал в неё газеты, свернувшись клубком в кресле. Мучил его также и голод, поэтому в конце концов он тихонько, сняв сапоги, вышел из комнаты, прокрался к кухне и заглянул туда из тёмного коридора.
Бранд сидел за столом, обхватив голову руками; колеблющийся огонёк свечи освещал его усталое лицо. Стоял перед ним стакан с водой и лежал кусок хлеба на тарелке, а чаю не было, как не было и ветчины, которую воображение уже нарисовало Фазилю во всех подробностях. Такой тоскливой и одинокой показалась ему эта картина! Уколола в самое сердце, и первым порывом было выйти, подластиться к Бранду, отвлечь от тяжких мыслей… Но Фазиль ушёл так же тихо, как и пришёл, а потом долго ворочался и не мог уснуть: на сердце словно легла тяжёлая холодная жаба.
***</p>
Утром, как и было уговорено накануне, отправились в город. По пути до станции было на что посмотреть — талая вода весёлым ручейком бежала вдоль дороги, почки деревьев уже начали раскрываться, а кое-где зажелтели одуванчики и мать-и-мачеха, но Фазиль не обращал внимания на все эти многообещающие намёки весны. Он даже не подставил локоть Бранду, как это было между ними заведено в последнее время; шёл молча и независимо, только хвост то и дело начинал метаться из стороны в сторону. Бранд тоже молчал и только искоса на него поглядывал иногда. Фазиль старался не встречаться с ним взглядом.
Таким манером дошли до станции, где Фазиль впервые в жизни оплатил проезд на монорельсе и вошёл в вагон, а не прицепился сзади. Тут бы ему тоже повертеть головой по сторонам и всё разузнать: как это оно устроено в вагоне, зачем нужна красная штука с надписью «стоп-кран», зачем нужен типус, одетый в яркий мундир с горящими на солнце начищенными пуговицами, и что такое вкусненькое везёт старушка в корзинке с крышкой, но вместо этого он сел на приличном расстоянии от Бранда и всю поездку смотрел в окно.
Приехав, условились встретиться у фонтана на площади в три часа, а потом разошлись, и Фазиль тут же повеселел. Казалось ему, что Бранд смотрит на него, как строгий судья. Ну кому такое понравится?
«Избавился! И к фонтану не приду! Мои деньги, не хозяйкины!» — думал Фазиль, шагая по городской брусчатке и оглядывая знакомые дома. В городе тоже царила весна: тут и там хозяйки намывали окна и вытряхивали коврики, дворники поливали мостовую из шлангов, и даже паровой трамвайчик казался чистеньким и новеньким. На Фазиля в новой жилетке, замечательном сюртуке и хоть и простеньких, но сапожках, теперь смотрели совсем по-другому. Дворник даже шланг выключил, чтобы дать ему пройти — а ведь раньше непременно бы окатил! Говорите потом, что одежда не важна...
Вот за одеждой Фазиль и отправился. Первым делом заглянул в лавку сапожника, возле которой сидел сложа руки толстенький фелид палевой масти. При виде Фазиля он встрепенулся, навострил уши и открыл дверь своей лавки, приглашая войти. А раньше такие приличные фелиды его только гоняли!
Фазиль важно вошёл в лавку, ноздри его раздувались, уши встали торчком, кончик хвоста взволнованно метался из стороны в сторону. Ох, каких тут только не было сапожек и туфель! С узорами, с вышивкой, с богатыми кистями и помпонами!
— Вот эти красные сапожки у нас покупают фелиды, которые работают в королевском дворце, самые лучшие сапожки, очень мягкие, вам точно будут впору! — соловьём разливался продавец, тут же таща упомянутую пару. — Примерьте!
Фазиль с удовольствием примерял и красные, и зелёные с золотом, и ярко-синие; топал каблуком в пол, критически рассматривал голенище, расхаживал по лавке, смотрелся в зеркало. Говорил при этом:
— Как-то они мне великоваты?
На что продавец возражал:
— Нет, ну вы что, как раз место будет, чтобы когти свободно себя чувствовали!
— А эти, кажется, жмут, — сомневался Фазиль и получал уверения в том, что сапоги обязательно растянутся и будут ровно по ноге.
Наконец он попросил отложить ему две пары и вышел из магазина, очень довольный собой. Таким же манером он посетил ещё несколько магазинов, перемерял множество кафтанов, рассматривал рубашки, трогал сукно, цокал языком, качал головой, недовольно мотал хвостом, критиковал покрой и пуговицы, короче говоря, получал от процесса выбора максимум удовольствия. Бархат и шёлк, муаровые узоры и бисерные вышивки, золотое и серебряное шитьё, помпоны и кисти так и мелькали перед ним, будто в сказочном сне; фелиды-продавцы расхваливали его стати, безбожно льстя, и Фазиль купался во всём этом, пушил хвост и чувствовал себя чуть ли не принцем.
«Вот покажусь Бранду — что он скажет? Небось не поймет, что это тот самый оборванец, который в самом жалком виде пришёл к нему среди ночи!» — думал Фазиль, стоя перед зеркалом в роскошнейшем бархатном кафтане.
Мысль о Бранде вдруг отрезвила его и остановила восхитительный хоровод великолепных тканей. Как Бранд посмотрел, когда понял, что Фазиль не собирается платить долг хозяйке! С таким удивлением и... разочарованием? Да какое он право имеет!
Тут Фазиль с отчётливой ясностью понял, что никак не сможет явиться Бранду на глаза, если не заплатит долг. Кафтан, сапожки, расшитый бисером пояс с кистями, дюжина шёлковых рубашек и набор щёток для ушей и хвоста легли на одну чашу весов, Бранд — на другую... Выбор был очевиден, и уши Фазиля печально поникли.
***</p>День был в самом разгаре, когда Фазиль подходил к своему старому дому. На ступеньках у входа сидел усатый пожарный — вернулся, видно, с ночной смены. Поставив рядом с собой сияющий на солнце, начищенный, словно медная кастрюля, шлем, пожарный перешучивался с хозяйкой, которая пересаживала цветы в кадках у входа и хихикала, как девчонка. Пожарный как раз примеривался ущипнуть её за крутой бок, когда Фазиль подошёл поближе и, опасливо косясь на лопатку в хозяйских руках, кашлянул.
Хозяйка обернулась и застыла в позе богини мщения. Из груди её вырвалось громогласное «Ага!», что не сулило ничего хорошего проштрафившимся фелидам. Она уже начала раздуваться, и только самый лукавый бес знает, какие опасные слова вырвались бы из её груди, если б Фазиль не объявил:
— Я пришёл заплатить долг!
Хозяйка застыла в надутом состоянии и с открытым ртом. Пожарный, добродушно ухмыляясь под пушистыми усами, с любопытством поглядывал то на свою зазнобу, то на Фазиля, а тот, сохраняя вид гордый и независимый, достал три золотые монеты и протянул на ладони.
— Украл небось! — высказалась наконец хозяйка, но насколько же мелким показался этот демарш, по сравнению с теми не обрушенными на голову Фазиля громами и молниями, которые копились у неё в запасе!
— Про это вы ничего не знаете, а предполагать не извольте, — парировал Фазиль. — Деньги вот они, так и берите, пока не передумал. А я от вас съезжаю и вещи свои забираю, потому как вы приличий не знаете и в положение не входите.
Хозяйка перепробовала монеты на зуб, на что Фазиль только презрительно улыбнулся, а потом поднялась вслед за ним по лестнице, растерянно ворча себе под нос что-то вроде «хам» и «голодранец». Фазиль, который в этот день преисполнился сознания собственного морального превосходства, счёл ниже своего достоинства реагировать на подобные клевреты.
Вещей у него было немного, и по правде говоря, не стоили они трёх золотых. Кое-что из одежды, бытовые мелочи, колода карт и единственная более или менее драгоценная вещь: книга с картинками, которую он получил на выпускной и каким-то образом сберёг во всех своих злоключениях. Всё это Фазиль связал в узел под недремлющим оком хозяйки, которая следила, не прихватит ли он чего из её имущества, и в последний раз оглянулся. В этой мансардной комнатушке было ему холодно и сыро, крыша протекала, а посему в плохую погоду приходилось подставлять ведро. Сколько раз он свёртывался клубком возле единственной тёплой стены, за которой проходила печная труба, и засыпал под неумолчное капанье воды! И всё-таки тут у него была крыша над головой, хоть какое-то подобие дома; с этой комнатки начались его попытки зажить честной жизнью.
— Прощайте, — сказал он хозяйке, и видно было что-то такое в его голосе, что она вместо того, чтобы в очередной раз отчихвостить его, вздохнула и сказала:
— Ну прощай, чего уже теперь. Дурло хвостатое.
Фазиль фыркнул и сбежал по деревянным ступенькам, попрощался с усатым пожарным и пошёл вниз по улице. Вот этой дорогой он ходил на работу на колбасную фабрику, а вот в эту закусочную заворачивал по вечерам, чтобы съесть кусок хлеба с селёдкой или ломтем колбасы. Вот на этом балконе летом всегда полно цветов, а с того балкона выглядывает смешная любопытная старушка, которой до всего есть дело...
— Прощайте! Прощайте! — крикнул Фазиль всей улице, распугав целую стаю голубей.