Глава вторая. Яичница с колбасками (1/2)
За окном драли глотку птицы, будто делать им больше нечего. Фазиль сначала удивился: что птицы забыли на каменной улочке, куда выходят окна его мансардной комнатушки? — и только потом вспомнил, что произошло вчера. О том, как он засыпал, воспоминания остались смутные: они болтали про сельдерей и прочие корешки, а потом у него начали слипаться глаза, и Бранд проводил его к спальному месту, где Фазиль и отрубился, едва коснувшись головой подушки.
Он отодвинул одеяло, и солнечные лучи набросились на него со всех сторон, как старые друзья, которые в решающий момент не пришли на помощь, а теперь все вместе пришли извиняться. И где только они вчера были, когда Фазиль чуть в сосульку не превратился? За окном стучала капель и тихонько журчала вода в водосточной трубе, а вот в доме было так по-особенному тихо, как бывает, когда в нём никого нет.
Фазиль потянулся, выпустив когти, зевнул во весь рот и сел на диване, оглядываясь по сторонам. В безжалостном свете солнца было видно, что обстановка бедновата: подвыцветшие ситцевые занавески, кресла старые, с кое-где торчащим наполнителем, а на цветастом коврике у камина и вовсе дырка. Он представил, как возмущалась бы его квартирная хозяйка, окажись она здесь, и тихонько фыркнул. Ему всё равно казалось, что это самый уютный дом из всех, где он когда-либо бывал. Пусть диван и вытертый, но на нём спалось так сладко, как никогда в жизни; а старое лоскутное одеяло так хорошо согревало всю ночь, что большего и просить было странно!
Деревянный пол нагрелся на солнце, и его приятно было касаться босой ногой — такой он был тёплый и шероховатый. В углу мерно тикали большие часы тёмного дерева с маятником, и вдруг захрипели, как осипший старик, поднатужились и пробили восемь раз, наведя большого шуму. Когда они утихли, всё ещё покашливая и поскрипывая, будто жалуясь на тяжёлую работу, за дверью послышались шаги, и вошёл Бранд с холщовым мешком за спиной.
— А, проснулся, — заметил он, заглядывая в гостиную, но не проходя дальше в мокрых грязных сапогах. Фазиль чувствовал от него запахи свежего весеннего воздуха, мокрой шинели... и свежего хлеба. — Кофе?
— Доброе утро, — церемонно сказал Фазиль, поднимаясь и изгибая хвост в положенную этикетом фигуру. — Благодарю за приглашение, сочту за честь!
Бранд как-то странно на него поглядел, хмыкнул и спросил:
— А как смотрите на то, чтоб сначала ванну принять?
Тут только Фазиль сообразил, какое, должно быть, неприглядное зрелище он из себя представляет. Спал он в одежде, потому что вчера слишком утомился, чтобы раздеваться; весь помятый, штаны заляпаны грязью, рубашка порванная и несвежая... Он даже хвост опустил от стыда за свой внешний вид.
— Если вы будете так любезны, что предоставите мне свою ванну, то моя благодарность не будет знать границ.
— Ну какая ещё благо... — Бранд прервал сам себя. — Возьмите пока мешок и отнесите на кухню, а я водогрей растоплю.
Фазиль подхватил мешок. Не удержался, сунул нос, и на него пахнуло восхитительным запахом свежевыпеченного белого хлеба! Рот наполнился слюной, и Фазилю понадобилось мощное усилие воли, чтобы не выхватить каравай из мешка и не впиться в него зубами. Хрустящая корочка и нежный, тёплый ещё мякиш... А рядом что? Фазиль поставил мешок на стол и распустил шнурок, рассудив, что никто его за это метлой гонять не будет — сам же мешок его заботам поручил!
Рядом оказался металлический бидончик с молоком. Фазиль снял крышку и понюхал: его догадки оправдались, молоко было парное, да какое жирное! Сладость чувствовалась в самом запахе. Но Фазиль снова проявил потрясающую силу воли и даже палец в молоко не окунул, только облизнулся и закрыл крышку.
Дальнейшие изыскания показали, что в мешке лежат булки, присыпанные сахаром. Числом ровно две, и Фазиль задумался: уж не ему ли купили вторую булку? Может ли такое быть, чтобы человек вспомнил о нём, подумал, что пригласит его с утра пить кофий, и прикупил вторую булку специально на тот случай, если Фазиль не откажется? Мог ли человек оказаться так добр, или он купил вторую булку на случай, если вечером сам захочет чего-нибудь пожевать, и сейчас спрячет её на верхнюю полку буфета?
Может, схватить весь мешок, прихватить заодно куриную ногу из вчерашнего супа, да и махнуть в окошко? Никогда люди не бывали добры к фелидам-оборванцам с чёрными ушами и хвостом, а если вдруг принимают вид доброты, то значит, обмануть хотят и как-то воспользоваться.
Но Фазиль всем нутром чуял, что никакого обмана в Бранде нет. Повидал он на своём веку обманщиков и немножечко в них разбирался, и готов был поставить свою единственную пару туфель против куриной ножки, что Бранд из тех, кто слова неправды не скажет. Но как же поверить в то, что человек к тебе просто добр, когда всю жизнь люди только и делали, что пинали, тыкали метлой и гнали отовсюду?
Размышления Фазиля над булкой прервал Бранд, собственной персоной появившийся в кухне со стопкой вещей в руках.
— Я подумал, вам переодеться после ванны захочется, — сказал он. — Тут всё чистое.
— О! — только и сказал Фазиль, глядя на него широко раскрытыми глазами. Либо этот человек собирался впоследствии взять его в рабство, либо... либо в самом деле был таким хорошим, что подумал даже о чистой одежде! Он принял вещи, которые на ощупь оказались грубоватыми, но источали приятный аромат мыла и чистоты и, слегка замявшись, сказал:
— Только… для нас штаны шьют по-особенному...
— Хвост! — догадался Бранд, и Фазиль согласно махнул хвостом. Его штаны снабжены были особым поясом, который два раза обматывался вокруг тела, а потом завязывался сзади: и хвост оказывался на свободе, и ничего неподобающего прохожим не демонстрировалось. А у тех, кто побогаче, и пояса специальные есть, и штаны на особых клапанах, и на шнуровке — если есть кому шнуровку затягивать.
— Может, просто дырку прорезать? — поинтересовался Бранд, и Фазиль вздохнул: людям, конечно, кажется, что это так просто! Прорезал дырку — и ходи себе. Тем не менее, вслух он сказал:
— Я бесконечно признателен, что вы готовы испортить для меня свою одежду.
— Ну бросьте. Они старые, — поморщился Бранд. — Возьмите ножницы и сделайте, как вам удобнее будет.
Фазиль последовал его совету, после чего его проводили в ванную комнату, снабдили большим полотенцем и предоставили самому себе.
Большой медный водогрей, увенчанный наверху целой литой короной, распространял жар по всей маленькой комнатке, поэтому Фазилю не было холодно, когда он разделся и по шею залез в ванну, не сдержав блаженного стона. Как приятно было наконец помыться почти так, как следует мыться почтенному фелиду! Конечно, по-хорошему нужны ещё три средства: для кожи, для шерсти и для волос; щётки и щипчики для когтей, ватные тампончики для ушей... Но и без всего этого Фазиль всласть вымылся, отмыл свой несчастный хвост, на который вчера прилетело немало брызг грязи, отскрёб пятки и попросту понежился в горячей воде в полутёмной ванной, единственное окошко которой затянуто было волнистым стеклом.
Вымывшись и вытершись, он принялся одеваться. Одежда вся была ему велика, но Бранд предусмотрительно принёс ремень — военный, но почему-то без пряжки с гербом. Повертев его в руках и подивившись такой странности, Фазиль надел штаны и подпоясался. Зеркал он у Бранда не видел, но и без всяких зеркал мог сказать, что похож сейчас на то фелидоотребье в обносках, которое шастает по рынку и в самом деле подрезает кошельки у зазевавшихся покупателей: одет с чужого плеча, и всё на нём висит, разве что он вымыт и пахнет мылом, а не помоечной дрянью.
Распушив хвост, он вышел из полной пара ванной и прошествовал в гостиную, где и застыл в восхищении. В лучах утреннего солнца пред ним предстал накрытый стол, и пусть покрывала его простенькая обтрёпанная скатёрка, а посуда была частью с выщербленными краями, Фазиль почувствовал себя чуть ли не принцем на великосветском приёме. Бранд возился на кухне, откуда доносился сильный запах кофе и звон посуды, и Фазиль, поведя ухом в его сторону, тихонечко подошёл к столу и сел, чинно сложив руки на коленях. Хотелось ему сунуть нос во все расставленные на столе посудины, но он этого не делал, только смотрел и нюхал. Тут была и плетёная корзинка с булками, и маслёнка с подтаявшим сливочным маслом, и сливочник с молоком, и баночки с вареньем...
Бранд, прихрамывая, вынес из кухни медный, блестящий на солнце кофейник, разлил кофе по чашкам и сел, с улыбкой глядя на Фазиля.
— И как, удобно? — поинтересовался он, относясь, видимо, к наряду.
— Не могу пожаловаться, — отозвался Фазиль, в свою очередь разглядывая Бранда.
Тот был моложе, чем казался на первый взгляд; вчера Фазиль подумал — пятьдесят или около того, но в утреннем свете стало очевидно, что нет ещё и сорока. Во всей его фигуре чувствовалась мощная, но обузданная и взятая в строгие рамки ума сила; ум же ясно читался на лице. Серые, широко расставленные глаза смотрели внимательно и как будто бы с затаённой насмешкой, но не злой, а дружелюбной и понимающей. В целом же лицо было таким приятным и располагающим, что если представить, будто бы вы на вокзале со множеством сумок и ценных вещей, и вам надо отойти, и вдруг вы видите человека с таким лицом — то вы не задумываясь подойдёте и попросите его посторожить ваши вещи, зная, что когда вы вернётесь, всё останется в целости; более того — в ваши ценности даже из любопытства не сунут нос, как обязательно сделал бы Фазиль.
Конечно, внешность бывает обманчива: иной выглядит, как приличный человек, а потом начинает тебя с лестницы спускать, но в этом случае Фазилю казалось, что внешность была отражением самой личности. Не такой простой, как могло показаться на тот же первый взгляд, но личности порядочной и честной.
— Угощайтесь, — предложила тем временем предполагаемая честная личность. — Булки я у соседки купил, они только этим утром выпечены.
— Премного благодарен, — вежливо ответил Фазиль, который только и ждал приглашения, чтобы взять тёплую ещё булку и намазать мягким сливочным маслом. Подумав, сверху на масло он положил ещё абрикосового варенья: получилась пироженка не хуже, чем в кондитерской Кайясов — со сладкой мягкой булкой, сливочной прослойкой и кисловатым верхом.
Жуя, Фазиль поглядывал за окно: снаружи на подоконнике стояла кормушка для птиц, в которой сейчас кормились, гомоня и наводя суету, воробьи. Бранд проследил за его взглядом и поинтересовался:
— Желаете поохотиться?
У Фазиля задрожал кончик хвоста от возмущения. Ох и наслушался он от людей подобного! Бранда извиняло только то, что прежде чем делать такой несообразный вопрос, он предложил Фазилю завтрак и кофе.
— Извините, но это невежливо! Я ведь не спрашиваю, не желаете ли вы висеть вниз головой на пальме и бананы кушать?
— Не хотел вас оскорбить... — Бранд выглядел искренне расстроенным, и Фазиль смягчился:
— Я не оскорбился. Но я не больше животное, чем вы: я не откусываю головы воробьям, не ем сырого мяса и не ору в марте на крышах.
— Это была неудачная шутка, я не считаю вас животным.
— Покорно благодарю, — церемонно ответил Фазиль и разом запихнул в рот остатки булки, помахивая кончиком хвоста в знак небольшого неудовольствия. Бранд мазал ломоть хлеба маслом и, кажется, старался сдержать улыбку — довольно возмутительно с его стороны. Впрочем, человек, напоивший Фазиля кофе, имел право на небольшие радости, поэтому улыбку Фазиль ему простил. Да и как обижаться, когда сидишь за завтраком в такое прекрасное солнечное утро? Фазиль взял ещё хлеба, после чего последние остатки обиды испарились, вытесненные важнейшими мыслями о том, с чем бы этот хлеб наилучшим образом употребить: с маслом и мёдом или же с вишнёвым вареньем?
— Я после завтрака стирать буду, — сказал Бранд тем временем. — Не хотите и свои вещи заодно постирать?
— Вы и стирать сами изволите? — удивился Фазиль; ему казалось, что люди, у которых водятся денежки, стирку отдают прачкам.
— Я всё сам делаю. Научили... — тут он прервался, и по лицу его будто пробежала тень; он смахнул её быстрым движением руки, точно паутину убрал, и снова стал спокоен и дружелюбен. Фазиль понял, что тут какая-то тайна, но расспрашивать не стал, хотя любопытство, конечно, его пощекотало.
— Постирать было бы здорово, — размышлял он вслух, — но ведь вещи будут долго сохнуть...
Впервые со вчерашнего вечера он подумал, что придётся ему этот гостеприимный дом покинуть и вернуться в город. Объясняться с хозяйкой, выкраивать монетки, вертеться ужом, чтобы как-то протянуть ещё один день... Он тяжело вздохнул.
Бранд, поглядывая на него, сказал:
— Я не против, чтобы вы остались, пока вещи не высохнут. Но у вас, наверное, есть свои занятия?
Фазиль обидчиво вскинул взгляд, ожидая, что Бранд намекнёт на украденный кошелёк: мол, знаю, чем вы занимаетесь. Но тот ничего больше не добавил и ожидал ответа, поэтому Фазиль снова вздохнул и признался:
— Нет, сейчас у меня никаких занятий нет.
Спеша оправдаться, он добавил:
— Я зиму работал на колбасной фабрике, это только недавно меня уволили.
— Чем вы занимались на фабрике?
— Я контролировал качество, — важно ответил Фазиль. — У нас ведь нюх тоньше, чем у людей.
— А почему вас уволили?
— Потому что... — Фазиль замялся и опустил хвост — ему было стыдно признаваться. Но врать Бранду он не хотел; что-то ему подсказывало, что враньё будет, во-первых, мигом опознано, а во-вторых, уничтожит хрупкое понимание, которое установилось между ними.
— Я ел колбасу, — неохотно сказал он правду. — И выносил её. Охранником там был другой фелид, он обнюхивал всех выходящих и должен был ловить тех, кто пытается что-то вынести, но мы с ним договорились, и меня он не ловил. А в один день я выхожу — а моего друга нет, вместо него человек с собакой. Такая дрянь эти собаки! — обидчиво сказал он, а его хвост нервно метнулся из стороны в сторону. — Меня поймали и уволили. Как будто завод бы обеднел от пары колбасок! Платят-то нам меньше, чем людям, могли бы и закрыть глаза...