Дополнение: как описать добрый мир. (2/2)
— Именно, Эллери Ахэ проповедовали среди всех наших народов, что следует уничтожить мир, что мир — это злой сон, а хорошо — то небытие, которое предшествовало нашему рождению. Так как для нашего вида страх окончательной смерти является величайшим ужасом, все остальные видели Эллери Ахэ как служителей величайшего зла. На что адепты Врага отвечали: «Страх перед окончательным уничтожением — это наваждение Демона Жизни, от которого можно и нужно избавиться перед тем, как встать под знамя Врага всего зла (то есть Врага Мира). Разве знали мы страх и боль перед тем, как выйти из материнского чрева?»
— Не может болеть рука, если её нет, — усмехнулся Франкс
— Последователи Врага стали поклоняться той черноте за звёздами и Безымянной Тьме вне Эа, которую мы называем «Авакума» — той Пустоте, в которую, как я поклялся, наши души должен изгнать Творец наш, если я не верну Драгоценности. Несмотря на то, что страх небытия — величайший страх для нас, — уточнил Фэанор. — Но это не помешало Врагу найти многих сторонников, обращая целые народы себе во служение. Они называли его Великим Учителем, который открыл им страшную правду мироздания.
— Но как ему удалось их завербовать? — удивился Франкс. — Самое близкое, из того, о чём ты говоришь, это буддизм, но никогда среди людей массово не было идеологии, которая проповедовала бы уничтожение мира как высшее благо.
— Да, — тоже заметил Хиро, — все эсхатологические религии откровения предполагают обновление мира, даже если практически вся часть населения прежнего мира окажется уничтожена при постройке «прекрасной утопии».
— Представители нашего вида хорошо общаются с помощью телепатии, — пояснил Фэанор. — И это не просто телепатия, это — осанвэ — обмен идей напрямую между разумами, противоположность общению словами. Так вот, Враг предлагал заглянуть в его разум и узнать великие тайны о том, что Враг видел вне Эа, в месте, где якобы родился сам Творец наш. Те, кто туда заглядывал, навсегда теряли возможность радоваться. Они теперь начинали видеть окружающий мир такой же мерзостью, достойной истребления, какой её видел сам Враг. И те, кто вняли ему, могли распространять такой взгляд среди других с помощью всё того же осанвэ. Те, чьи сердца не выдерживали, сходили с ума и кончали с собой. Говорят, их души получали такую травму, что не было почти никакого шанса на их возвращение из Чертогов Мандоса, то есть они никогда бы не вернулись к осознанию самих себя как мыслящих созданий, обладающих ощущаемым «я». Те, кто были сильны духом, но целиком отдавались мыслям Врага, становились его верными слугами, очень фанатичными. Потом то, что видели все в душе Врага, позже нарекли Искажением или Порчей. В душе Врага все видели… невыразимую скорбь, боль, пустоту — но это были лишь его эмоции, возникшие, как ответ на нечто, что он увидел или измыслил сам — нечто ужасное, похожее на барабанный вой и какофонию флейт. Нечто ужасное, что как утверждал Враг, разрушает все наши надежды. Нечто, чему нет имени. Точнее есть, Враг говорил, что слово «Азатот» обозначает «это», то, что невозможно выразить никакими словами. Абсолютное отчаяние, абсолютное зло, абсолютная ночь. Это само Искажение. Оно, чем бы оно ни было, бросало вызов надежде в наших сердцах, — слово «надежда», очевидно, Фэанор употребил в каком-то высоком, религиозном смысле. — И если Искажение побеждало, то жертва Врага становилась его рабой, либо умирала. В лучшем случае жертвы навсегда теряли покой и становились полны печали.
— Курво, ты сказал, что вы все генетически запрограммированы вашим Богом верить в надежду, что мир не создан для страданий? — уточнил Хиро.
— Да…
— В таком случае, — предположил Хиро, — я, кажется, знаю, почему многие из вас сломались. Я думаю, Ньярлатхотеп перехитрил вашего Бога. Ваш Бог ради вашего же блага внушил вам иррациональную надежду на лучшее. В свою очередь Азатот является гарантией того, что этот мир не создан для ваших и наших утех и что зло и страдания никогда не будут побеждены, а вот вы ими можете быть побеждены запросто. Постижение Азатота в том виде, в котором это вообще возможно, специально как болезнь или порча было посеяно Ньярлатхотепом среди вас, а Мелькор служил лишь нулевым пациентом, которого он забросил к вам в мир подобно тому, как в древности в осаждённые города катапультой забрасывали трупы умерших от чумы. Вы — чувствительные и интеллектуальные существа, запрограммированные верить в лучшее, были поставлены перед абсолютной идеей, что ваши надежды будут разбиты. В таком случае крах надежды неимоверно болезнен. Верно говорят, чтобы потом не разочаровываться, не надо очаровываться. Это как экзистенциальный кризис, только много хуже, гораздо хуже, потому что вы идеально способны передавать идеи друг другу в умы и в обход слов. В таких идеях невозможно усомниться, от них нельзя отмахнуться, как от лжи. Идея Азатота в таком мире — настоящий меметический вирус. Должно быть ваш Эру думал, что давая надежду, он сделает вас неуязвимыми для отчаяния, но Ньярлатхотеп не только взломал систему, он использовал главный защитный элемент системы, чтобы сделать то, против чего система возводилась, — осмыслил Хиро. — Воистину сказано в Коране: Ньярлатхотеп — Лучший из Хитрецов!
— Пусть так, — как-то пренебрежительно отмахнулся Фэанор. — Враг всегда подл и коварен. И даже если он прав, я слишком сильно ненавижу его, чтобы поступать так, как он хочет, чтобы поступал я. Однажды Враг пытался показать мне то, что у него в голове…
— И что? Ты не сошёл с ума? — с интересом спросил Хиро.
— Как только я забрался к нему в голову, — рассказывал Фэанор, — я почувствовал то, что обычно говорят в таком случае: отчаяние, ночь, флейты, барабаны…
— Свистелки-перделки, — вставил Франкс.
— Но меня больше заинтересовало не то, что ты верно назвал, но то, что думает Враг про мои Драгоценности. И я осознал, что он намерен их заполучить, — Фэанор очень живо об этом заговорил, ненавистно сужая веки. — Мои Сокровища — мои величайшие шедевры! Я всегда опасался, что даже небожители могут позариться на них. И я просто захлопнул перед ним дверь. Я не собирался больше вообще иметь хоть что-то с Врагом.
— Подумать только, тебя спасла твоя гордыня! — заметил Франкс. — Тебе было наплевать на космический ужас, тебя больше волновали твои блестяшки!
— Я не вкладывал души во вселенский ужас, он меня никогда не пугал, в отличие от потери того, чего я не в силах больше повторить! — эмоционально заявил Фэанор. — Если ты считаешь это гордыней и алчностью, то пусть так. Мои пороки привели меня к большим бедам, но, думаю, уподобься я Врагу, бед случилось бы больше.
— Слушай, — подумал Франкс, — а ведь эта идея Азатота, которая так кошмарила твою расу, она ведь… просто идея, её можно стереть из памяти?
— Конечно можно — так делали с некоторыми Эллери Ахэ; например, как мне удалось узнать, я наполовину Эллери Ахэ, среди нас жили те, кому стёрли из памяти идею Азатота. Но даже так, Искажение убило мою мать, её нельзя было вернуть. Или Архонты отказались делать это из-за опасения перед Искажением, — развёл руками Фэанор с неприязненным видом. — Я ещё должен сказать, что в моём мире никто не может влезать в чужую голову, даже Архонт не может забраться в голову букашки без разрешения. Это правило нашего Бога, вплетённое в саму структуру творения. Потому стереть память можно лишь тем, кто этого хочет. При этом всякий страх сразу поднимает защиту от проникновения в сознание. Потому нельзя под запугиванием и угрозами проникнуть в чужой разум. А оставить в живых или в твёрдой памяти никого нельзя из числа тех, кто знает об Азатоте. Потому что Порча может передаться даже из ума ребёнка, если между ним и кем-то ещё случится осанвэ. Как мне стало известно, позднее были удалены даже свидетельства о том, что у Врага были последователи среди моих сородичей. Тех, кого помнили, Архонты называли «каукарэльдар», они утверждали, что это были вовсе не одни из нас, но твари Врага, которые только приняли облик одних из нас, чтобы сеять недоверие и вражду. Уж не знаю, что стало с той «сектой Бога-идиота»…
— Я понимаю, что всё это значит, — Хиро печально вздохнул. — Ваши Архонты вырезали всех знающих — что-то мне это напоминает…
— Именно: Принципат-Архонт Сулимо первоочерёдно озаботился не только, чтобы были вырезаны все, кто знал об Азатоте, но и чтобы барьер над моей страной отделил её от остального мира, куда бежал Враг и где жили те, кто уже принял его Порчу и те, кто ещё оставался чист. Сулимо бросил остальные земли, хотя величал себя Королём всего нашего мира — словом, Архонты показали себя бестолковыми трусами, за что я их глубоко презираю. Их дело пришлось вершить мне — я стал Божественной Мастемой, Мечом Вседержителя! И отомстить, и вернуть моё по праву: нужно было добить Чумоносца, спасти от него тех, кто ещё не подхватил хворь, и даровать утешение тем, кто агонизирует в муках! — Фэанор как-то мрачно улыбнулся, явно очень высоко себя оценивая. — На самом деле, не все из тех, кто узнал об Азатоте, сошли с ума, некоторые вполне сохранили рассудок, потому Принципат-Архонт потребовал от них согласие на стирание памяти, кого-то из них изгнал, кого-то ликвидировал — ибо в борьбе с Ересью Врага нельзя было так просто оставлять никого, кого Порча уже смогла затронуть. Инквизиция тщательно следила за теми, кому стёрли память, внимательно изучая симптомы.