2 (2/2)

— Поехали, пап, — тяжело дышит после бега, а ощущение, будто из-за того, что не дышал рядом с альфой. — Пожалуйста, быстрее, — поворачивает голову к лавке, на которой сидел, но никого уже там не видит.

Мужчина слушается, поэтому машина приходит в движение, но брови хмуриться не перестают.

— Расскажи мне, что произошло, — не унимается. — И… твой запах… — он на мгновение осматривает сына и возвращает взгляд на дорогу. — С кем ты был?

— Ничего не произошло, все хорошо, — скатывается вниз, чтобы голову из окна видно не было. — Уже все хорошо.

— С кем ты был, Тэхен? — голос от чего-то строгий.

— Не знаю! — злобно срывается с губ, а следом тяжелый вздох. — Я не знаю, кто этот чертов альфа, — уже спокойнее.

Тэхену хочется просто разреветься от пережитого стресса, его до сих пор потряхивает, а запах словно забился в лёгких, словно все еще рядом.

— Ты не знаешь, что за альфа помечает тебя своим запахом? — отец словно подозревает его во лжи, голос не верящий в слова сына. Будто не видит, как напуган.

Омега зависает от слов родителя. Что значит пометил? Разве это возможно таким образом? Разве это не галлюцинация или фантомное ощущение?

— В смысле? — Тэхен, словно дурак, поднимает к себе рукав куртки, пытается что-то почувствовать, но по факту ощущает только свой, смешанный с улицей и лёгким парфюмом, что уже почти весь выветрился. — От меня ничем не пахнет.

— Сынок, — вздыхает отец. — Скажи правду, у тебя появился альфа?

— Пап, я говорю тебе, что не знаю, с кем был, потому что этого странного типа не знаю! А ты мне про альфу! — у парня нервы скоро окончательно уйдут в отставку, попрощавшись. Слезы вот-вот брызнут из глаз.

— Все, хорошо, — протягивает руку к чёрной макушке. — Я верю тебе, верю, — на родительскую ласку поддаются сами, прикрывая глаза и облегчённо выдыхая. — Но, если ты говоришь, что не знаешь его, то соответственно вы не были близки на столько, чтобы он смог пометить тебя запахом, верно?

— Верно, — поднимает взгляд на отца, который внимательно следит за дорогой.

Мужчина, омега замечает только сейчас, одет совсем легко: домашние штаны, футболка и тапочки. Это греет сердце, потому что можно сделать вывод, что он выехал сразу же, как попросил сын.

— У него очень странные аура и сам запах, — хмурится Ким, пытаясь объяснить все отцу. — Очень сильные, дышать невозможно будто.

На омегу снова кидают быстрый взгляд, показывая, что слушают внимательно.

— Он очень пугает и… словно давит, невозможно двигаться.

Тэхен все еще омега и все еще в каком-то плане слабее альф. Он никогда не занимался спортом, поэтому даже отпор вряд ли сможет дать настолько сильному человеку, как тот выглядит со стороны. Проверять даже не хочется, уверен, что и правда силен. И он понятия не имеет, как защищать себя в случае чего.

— В основном такое могут делать чистокровные альфы, — подтверждает зародившуюся догадку сына. — Это те, кто…

— Я знаю, кто такие чистокровные альфы, пап, — вздыхает. — Те, кто рождаются исключительно от альф двух полов.

И эта мысль совсем не радует, а наоборот пугает еще сильнее. Тэхену ни в коем случае нельзя больше попадаться ему. Потому что уже разозлил побегом, это чувствовалось спиной, когда бежал прочь, а ему ведь сказали… его предупредили, что злить не нужно. И что ему только надо от него…

Дома Тэхен сразу кидает вещи в стиральную машину, чтобы избавить все вещи от запаха, а сам спешит смыть его с тела, особо сильно натирая мочалкой подбородок, за который держали чужие пальцы. Из-за пережитого стресса у него совсем не осталось сил, поэтому он полуживой тушкой падает на кровать, прикрывая глаза. Прикрывает, чтобы увидеть его снова и в ужасе распахнуть обратно.

— Боже, нет… — судорожно втягивает воздух.

Страх заставляет видеть его, даже дома, в безопасности. Приходится спускаться на кухню, чтобы отвлечься хоть немного. Он заваривает себе чай и выбрасывает пакетик в мусорку, но тот выскальзывает из руки и падает на пол, оставляя после себя грязный мокрый след.

— Какой же ты неуклюжий! Даже не можешь нормально чайный пакет выбросить! — не сдерживается в очередной раз самый светлый человек этого дома.

Тэхен ожидаемо ничего не отвечает, убирает за собой и садится за стол, ставя перед собой и пару пачек вкусностей к чаю.

— Не многовато ли перед сном для омеги? — никак не уймется. — Вон, итак толстый.

— Боже… — очередной за этот день вздох и прикрытые веки.

— Какое право ты имеешь говорить такое моему сыну? — входит недовольный отец, и Тэхен благодарит бога, что хотя бы раз тот стал свидетелем того, как ведет себя с ним его будущая жена.

Девушка растеряно смотрит на мужчину, что осматривает стол, а точнее то, что собрался есть сын, и возвращает взгляд на нее саму. Та было открывает рот, но ей не дают сказать:

— Миён, — подходит ближе. — Ты, кажется, забылась и не помнишь, где находишься? — единственное, что не потерпит альфа в этом доме, так это такое отношение к своему единственному и горячо любимому сыну, к своей самой большой памяти о любви всей жизни. — Он тебе и слова не сказал, а уже получил и за чайный пакет, и за количество еды, так еще и толстым стал, — брови хмурятся все сильней, а тон становится грубее.

Тэхен в душе ликует, наблюдая за картиной, и без стеснения отпивает горячий чай, чтобы запить откусанное печенье. У него тут кино.

— У меня периодически закрадывались подозрения, что стоит все-таки поверить сыну, но ты так хорошо строишь обиженную девушку, что смахивал все на его ревность и нежелание принимать нового члена семьи, — девушка начинает откровенно злиться, это видно по загоревшимся глазам. — Иди собери-ка парочку вещей, поживаешь пару дней у родителей своих или у подружек, — кивает в сторону гардероба.

— Но я…

— Я сказал тебе идти за вещами, — сквозь зубы.

Тэхен покачивает ногой под столом, вторую подмял под себя, запихивает в рот отрезанный кусочек рулета целиком и жует с полными щеками, не имя возможности запить, потому что иначе все польется на стол. К нему подходит отец, целует в макушку, обхватив голову обеими руками, и замирает так на какое-то мгновение. Сын – единственное, что у него есть, и что он всегда будет защищать, несмотря ни на что. Он единственное, что оставил ему любимый муж в качестве напоминания о себе. Тэхен почти полная копия папы, но характером в основном пошёл в отца. Мужчина шепчет в волосы, что очень любит, и омега замирает, чувствуя, как в горле встаёт ком. Он обнимает очень крепко, пряча лицо где-то в футболке, и все-таки всхлипывает, успев проглотить последний кусочек сладости.

— Прости, — гладит по голове, успокаивая и себя, и сына. — Не хотел, чтобы ты плакал.

— Я тоже очень люблю тебя, пап, — голос ломающийся от слез. — И прости меня… что сказал тогда так… я не хотел.

— Я знаю, — целует снова. Потеряй он в тот день обоих – точно бы не встал на ноги снова, отправился бы следом. — Все хорошо. Мы поговорим с тобой позже об произошедшем сейчас, ты мне все расскажешь без лжи, а я обещаю, что поверю каждому твоему слову, хорошо? — в ответ кивают.

* * *</p>

Толчок за толчком, грубые, яростные, взбешенные. Плевать, что омега просит медленнее и полегче, его это не касается. Он высвобождает свою ярость и, увы, парню не повезло этой ночью. Пусть молится и надеется, чтобы сохранили жизнь в итоге, потому что альфе сорвало башню, потому что его ослушались, сбежали, не позволив насладиться этим ярким запахом страха, этими прекрасными глазами, в которых так чарующе собирались слезы, готовые вот-вот сорваться на бархатные щеки. Чонгук был готов слизывать их собственным языком, чтобы опробовать на вкус этот ужас красивых глаз, эту сладость кожи. Потерял бдительность, любуясь, позволил удрать, потому что ослабил силу, перестал давить на него, сжалился немного. Он толкается по самое основание, принося удовольствие лишь себе, больно сжимает в кулаке чёрные короткие пряди и выходит, чтобы потянуть омегу лицом к члену. Тот грязный, обученный, подставляет рот сам, выставляя язык, и почему-то мелькает образ того красивого парня перед глазами, вызывая очередную волну ярости. Чонгук толкается в горячую глотку, наслаждается, упираясь в стенку, вызывая у омеги слезы, прижимает носом к лобку и не дает двинуться. Толкается глубоко, грубо, остервенело, слыша как пытаются набрать воздух в лёгкие, усмехается, не прекращая движений. Ему на чужие жизни и желания плевать, он так воспитан, но от чего-то под закрытыми веками этот омега, что в ужасе смотрит на него своими вселенными. Хочется любоваться этой красотой.

— Глотай, — рычит Чон и кончает прямо в глотку, пока омега давится собственными слюнями и горячей спермой, что наполняет рот, и отвратительно выходит при кашле, слава богу не задевая альфу. — Ничего не умеющие суки, — кривится и делает глоток обжигающего горло алкоголя, что приятно скользит вниз, ударяя в голову. Он выпил уже полбутылки, пора бы почувствовать результат. — Закрой за собой дверь, — бросает, не смотря, и скрывается в душе.

Горячие струи омывают тело, скользят осторожно, словно сами боятся гнева. Но на них не обращают никакого внимания, не наблюдают стараний. Чонгуку кажется, что он начинает сходить с ума, потому что перед глазами чудо из чудес. Он увидел его в деле у Хосока, тот должен был привезти его в тот день их первой встречи, но альфа захотел сам. Лично им занялся. Он чужим страхом питается, наслаждается, а эта воспитанность и растерянность. Чонгуку так сильно хочется чувствовать его подчинение, что кончики пальцев колит, хочется наблюдать за тем, как неотрывно смотрит в глаза, потому что не может не. Его кожа на ощупь как шелк, на вид еще лучше, а эти губы… Чонгук сходит с ума от картины в голове, когда те обхватывают его член. Потому что в образе перед глазами слезы застыли и никак не сорвутся.

— Блядство, — злится на самого себя, чувствуя волну возбуждения, но никого не хочется, потому что сейчас у него стоит на конкретного омегу.

Он накрывает член ладонью, сжимая головку, и стонет, начиная двигаться вверх-вниз рывками. Хочется именно его, хочется себе. Не кому-то там продать за огромные деньги, хочется себе, в собственную власть, под контроль, чтобы только для него. Хочется услышать как плачет в захлеб, хочется услышать, как стонет, увидеть, как мечется по постели, не зная, куда себя деть. Ему так много хочется. Интересно, как тот смеётся, там ведь глаза… они должны блестеть живым блеском, мимика неподдельная, настоящая, искренняя. И Чонгук все быстрее рукой двигает по члену, меняя картинку за картинкой в голове, не успевает за собственными мыслями и желаниями, а потому кончает с громким стоном, опираясь лбом о холодный кафель.

Ким Тэхен будет его, он заберёт силой, если не пойдёт сам.

* * *</p>

— Так, смотри, — молодой альфа кидает сумки с вещами на кровать, которые покупал сам, пока омега спал на заднем сидении. — В этом доме есть ещё пять омег помимо тебя. Тебе не нужно меня бояться, я тебя и пальцем не трону. Эта комната, — разводит руками, не отрывая взгляда от заплаканного молодого парня, что весь дрожит, словно ожидает продолжения того, что было в той комнате. — Она твоя. Я не обижаю омег, а спасаю, понятно? — кивают. — Я пока не могу разрешить тебе звонить родителям и кому-то ещё, видеться с ними тоже, потому что тогда моя работа окажется бессмысленной и ты можешь вернуться туда, откуда я тебя забрал. У тебя же есть родители? — отрицательно мотают головой. — Боже…

Омега выглядит очень растерянным, ничего не понимающим, кусает итак искусанные в кровь губы, но взгляда от альфы не отводит. Боится, сторонится. Это и понятно.

— Хорошо, мы поговорим с тобой потом, а сейчас располагайся, отдыхай, — направляется к двери и тяжело вздыхает, когда омега отходит кругом, чтобы не отвести взгляда от парня и поменяться с ним местами. — Там, — показывает на дверь в комнате. — Ванная комната, можешь помыться. И меня зовут Юнги, обращайся ко мне на ты, договорились?

— Да, — впервые подаёт голос с момента их встречи лицом к лицу, когда его вывели к «хозяину».

— Вот и славно, — улыбается и закрывает за собой дверь, после чего слышится щелчок.

Юнги проходит это уже в шестой раз, но каждый раз как в первый. К такому не привыкнешь. Ему тяжело собирать этих хрупких созданий по кусочкам, но сейчас, когда в доме есть ещё другие омеги, его задача упростилась. Они общаются между собой, делятся своей историей, а от этого и доверие к альфе просыпается.

Сколько бы денег не приходилось тратить, он постарается спасти как можно больше.