XVIII Ярость (1/2)
Гарри проснулся от жгучей боли в области шрама. Сморщенный, извивающийся, он едва подавил мучительный крик и тут же об этом пожалел: адская боль, прожигающая кожу, мгновенно утихла, но на смену ей пришла дикая необъяснимая ярость, продавливающая грудную клетку изнутри. Гарри не проронил ни звука. Никто не слышал, как из его глаз неконтролируемым потоком хлынули слезы. Никто не видел, как он, перепуганный и экстремально озлобленный, перевернувшись на бок, тщетно вглядывался в противоположный конец комнаты, силясь выхватить взором объект, повергший его в такое пугающее состояние. Но в том конце комнаты ничего особенного не было: только ещё одна деревянная кровать со спящим на ней человеком, укрытым от чужих взглядов балдахином красного цвета.
Гарри попытался убедить себя, что его злость не была ничем обоснована — а значит, не имела право на существование, была беспричинной и разрушительной. Но слёзы не останавливались, а руки беспокойно сновали по постели в поисках призрачного ненавистного объекта. «Ненавижу!» — только и звучало в его голове, а кого или что — Гарри не понимал.
Внезапно, когда он уже почти отчаялся найти ответ на этот спонтанно возникший вопрос, в его воображении возникла странная белесая дымка с неровными, растекающимися краями. Она была похожа на пушистое облако или тонкий растянутый кусок ваты, и Гарри почему-то захотелось верить, что она висит, неподвижная, в воздухе прямо перед ним, вызывая его, провоцируя. Это её юноша так сильно ненавидел. Это её он хотел рвать в клочья, избивать и изгибать — чтобы она ушла, чтобы больше никогда не стояла у него перед глазами, маня и насмехаясь, чтобы больше никогда не поднимала из его груди чувства, которые не должны были быть подняты.
Он так усердно старался представить её, что в какой-то момент ему действительно показалось, будто волокнистое облако парит практически у самых его ног, практически касаясь его пальцев. Оно знало, как сильно Гарри злился на него, но совсем не боялось его гнева. «И что ты мне сделаешь, смельчак?» — шипело невесомое облако, отказываясь покидать свой пост.
Гарри до скрежета сжал зубы и в мгновение ока выпрыгнул из постели, намереваясь положить этому мерзкому издевательству конец. Но дымка растаяла, стоило только юноше коснуться босыми пятками холодного пола. Там, где она, по его представлению, только что парила, была пустота. Свободное пространство. Темнота. Воздух, ударить который не получится.
Но клокочущая злость не хотела уходить из его напрягшихся жил. Гарри нащупал волшебную палочку, стиснул её в руке что было мочи и кинулся к выходу.
Энергии в его теле впервые за долгое время было хоть отбавляй: теперь бы точно никто не посмел назвать его слабаком; он ощущал себя в силе расправиться не с одной кичливой шайкой забияк.
Спустившись по винтовой лестнице в слабо залитую светом гостиную, Гарри, не останавливаясь, проследовал прямиком к проходу в коридор.
— Гарри! — громким шёпотом окликнула его Джинни, когда он был уже почти по ту сторону портрета. — Что ты тут делаешь?!
Юноша от неожиданности подскочил. Развернувшись, он увидел, что на мягком диване, прижав ноги к своему туловищу, сидела рыжая девушка со взлохмаченными волосами. С несколько секунд она неприкрыто таращилась на него, а затем стала рассматривать с любопытством — поспокойнее.
Гарри дёрнулся обратно в гостиную, потревожив лишними звуками дремавшую Полную Даму. «Кому опять не спится?» — сонно спросила она, но юноша не стал вступать с ней в диалог.
— Что здесь делаешь ты? — он постарался задать встречный вопрос как можно вежливее, но, по всей видимости, вышло несколько грубо, раз Джинни вздрогнула и опустила ноги на пол.
— Думаю… Погоди! — её лицо изменилось, стало ещё более напряженным. Она как будто всматривалась. — Скажи что-нибудь ещё! Или лучше: подойди и сядь рядом со мной!
Тон её голоса был воодушевлённым, хотя она и не выказывала никакой радости.
Гарри молниеносно преодолел разделявшее их мизерное расстояние и молча опустился рядом. Внутри него все ещё бурлила злость, но уже более упорядоченная, собранная в один концентрированный сгусток.
— Скажи… — Джинни явно провоцировала его на что-то, но на что — он не понимал.
— Что я могу тебе сказать? Я собирался проскочить в Выручай-Комнату, чтобы разбить там какой-то предмет. Я хочу разбить что-то, расколоть на части, — он жестко сжал пальцы и разжал.
Джинни почти перестала дышать, глядя на него.
— В тебе временами мелькает что-то от Тома. Теперь я это поняла. Вот почему иногда мне было трудно отвести от тебя взгляд, и я стояла как вкопанная. Я видела его в тебе. Ты похож на него повадками. Вот сейчас — какая-то упрямая своевольность, — она произнесла все это на удивление спокойным голосом, как будто так и нужно было.
Гарри ощутил, как новая волна бессильной ярости разнеслась по его организму. Волдеморт! Вот кого у него была причина ненавидеть! Это определенно был он — тем более, что до начала приступа болел шрам.
— Дамблдор давно давал понять, что мы похожи. Вот только я — не он. У нас похожая судьба, но выбор мы сделали разный, — отрезал он жёстко; словами, рассекающими воздух, как свистящие плети, навсегда разделил себя и своего заклятого врага. От его внимания ускользали двойственные чувства, которые он на самом деле питал к Реддлу. В данный отрезок времени мальчик из приюта был всего лишь его врагом.
— Но как так получилось… — голос Джинни истончился, задрожал. — Что ты — единственный человек, так на него похожий…
— Мы связаны пророчеством, Джинни, — коротко ответил Гарри.
— «Никто из них не сможет жить, пока жив другой»… — задумчиво протянула она и вновь закинула стопы на диван, обняла себя за ноги. — Вы как два близнеца, избравшие разные дороги. Вы слишком похожи. Так, что это противоестественно. Один из вас должен уйти<span class="footnote" id="fn_32301428_0"></span>.
Гарри посмотрел на неё. Она подавленно наблюдала за пламенем очага, редко моргая. В ее глазах застыл отчётливый страх перед смертью близкого человека. Гарри отвернулся: что-то ему подсказывало, что счёт был не в его пользу.
— И все равно… почему? Почему? — Джинни не могла смириться.
— Я задаю себе этот вопрос с первого курса, — сквозь зубы процедил юноша, вновь представляя перед собой молочное облако. Он нацелил волшебную палочку на воображаемого недруга, но уже через секунду отказался от своего лютого намерения.
— Тебе правда надо пойти потренироваться, не держи в себе, — мягко порекомендовала ему Джинни и тихо зевнула. — Наколдуй, например, огромную фарфоровую вазу до потолка и разбей ее вдребезги. Но обезопась себя от осколков.
— А ты? — он вновь посмотрел на сонную девушку.
— Я не злюсь, а думаю, — ответила она. — Пойду, пожалуй, уже спать. А то старосты найдут меня завтра тут, — она медленно встала. Её бело-розовая пижама придавала её лицу румянец, как показалось Гарри. Или это был огонь камина? Или цвет её волос? Или все вместе?
Гарри тоже поднялся с дивана.
— Я не знаю, как вернусь назад, но я это сделаю, — уверенно произнес он и напористо — с беспредметной претензией — зашагал к проходу.
«Кто здесь бродит посреди ночи?!» — вновь отнятая от сладких объятий красочных сновидений, недовольно пробурчала Полная Дама.
Джинни нежно, с затаенной благодарностью посмотрела ему вслед. Она чувствовала, что огромная ноша спала с ее плеч. Она нашла разгадку на вопрос, который ее так давно мучил.
Бросив уставший взгляд на пляшущие языки пламени, девушка наконец направилась в свою спальню.
Гарри поступил ровным счётом так, как ему посоветовала Джинни: попросил у Выручай-Комнаты громадную фарфоровую вазу — безупречно белую с редкими вкраплениями совершенного чёрного — и безотлагательно приступил к её методичному уничтожению. Её широкое горло, диаметр которого был равен диаметру наиболее выпуклой части вазы посередке, практически упиралось в светлый потолок, то и дело грозясь проглотить целиком лениво свисающую люстру. Выручай-Комната знала толк в развлечениях и умела читать мысли посетителей, поэтому все тайные желания воплощала беспрекословно и с поразительной осведомленностью. Она знала, что нужно было Гарри, и она ему это дала: практически неубиенный сосуд, от которого отлетали всего лишь маленькие обломки в ответ на каждый самозабвенно-яростный взмах волшебной палочки. Несокрушимая ваза оказалась неимоверно стойким и упрямым противником: чтобы её разбить, необходимо было выпустить по меньшей мере тысячу «Конфринго». Но уже через полчаса исступленных метаний и неистовых замахиваний Гарри пришлось повалиться в мягкое кресло от полного изнурения. Ему удалось выпустить по грозной цели в лучшем случае сотню взрывающих заклятий. Итогом стали не глубокие, но многократные выбоины на потерявшей блеск вазе.
Правая рука нещадно ныла от слишком резких движений, но Гарри был счастлив: в груди было снова свободно и легко, и никакие безответные «Почему?» к нему в голову не лезли.
Чудом ему удалось прокрасться обратно к гостиной, не попавшись на глаза зоркой Миссис Норрис или балагурному Пивзу. Рассыпавшись в многочисленных извинениях перед в третий раз разбуженной Полной Дамой, юноша таки смог добиться от неё открытия прохода. Очутившись в спальне, он обессиленно рухнул на свою постель, не потрудившись даже задвинуть красный балдахин.
С утра Гарри проснулся разбитым и слабым, будто всю ночь провел без сна. По дороге к Большому Залу несколько раз столкнулся с упорно игнорирующим его Роном, бросил на того пару взглядов, умоляющих о прощении, но всё было тщетно — бывший друг вёл себя так, словно Гарри для него умер.
Гермиона на протяжении всего завтрака в задумчивости наблюдала за слизеринским столом. Джинни, когда ловила на себе взгляды юноши, по-доброму улыбалась в ответ, но большую часть времени мыслями оставалась не с ним.
Гарри, вдруг вспомнив о Полумне, повернулся в сторону когтевранского стола. Всегда мечтательная девушка этим утром и вовсе отправилась путешествовать в какие-то неведомые дали: выражение её лица становилось то удручённым, то безмятежным — и всё это с разницей в полминуту.
Желтоглазый разбойник вновь не явился на завтрак, и Гарри не смог не спросить:
— А где Живоглот? Он так часто где-то пропадает…
Тогда Гермиона, развернувшись к другу, поверженно призналась:
— Я не задавала ему этот вопрос напрямую, но чует моё сердце, что он все-таки связался с ветреным полтергейстом. Как видишь, Пивз тоже стал пропускать завтраки.
— И ты не разгневана?
— А что гневаться? Не могу же я его к себе привязать. Да и ничего из того, что делали близнецы, они не повторяют… Ладно, так уж и быть. Пусть общаются.
Отбыв с горем пополам пару у профессора Стебль, Гарри решил навестить Хагрида в одиночку — дабы узнать у того больше о личности Тома Реддла, на схожести Гарри с которым Джинни так акцентировала внимание.
Хагрид встретил его радушно и тут же, по своему обычаю, принялся готовить чай, но Гарри предусмотрительно остановил великана:
— Я не голоден, спасибо. Хагрид, в этот раз я пришёл с конкретной целью. Я хочу знать, каким был Том Реддл в школьные годы, каким ты его помнишь.
Лесничий озадаченно почесал лоб и хмуро изогнул брови.
— А каким он мог быть? Змеей подколодной, вот какой! Строил из себя святого, а сам — ну, ты сам знаешь.
— Что значит «строил из себя святого»? — Гарри, казалось, впервые в жизни стал замечать, как трудно разговаривать с Хагридом: как много недомолвок, слов, подразумевающих что-то мутное, отрывистых оценочных суждений, окрашенных эмоциями.
— Был повернут на контроле за школьными правилам, конечно же! Делал замечания другим, хотя от самого святостью и не пахло, — великан был изрядно удивлён странными вопросами Гарри. — А чего это ты так им увлекся?
— Мне недавно сказали, что я на него похож… — честно признался юноша, опустив плечи. — Хотелось бы выяснить, чем именно.
— Всё ерунда! Кто тебе такое сказал? Ты — совсем другое дело! Даже не думай ставить рядом себя и… Кто тебе сказал такую чушь? — Хагрид немного вспылил, так как его чувство справедливости было задето.
Юноша хотел сказать правду, но в последнюю секунду остановился. Он не хотел, чтобы о Джинни кто-то думал плохо. Тем более, что она это сказала не со зла, а будучи абсолютно искренней.