XVI Гармония или страдание (1/2)

Первым импульсом, овладевшим всем естеством Драко Малфоя, когда чужая полярная сова опустила рядом с ним белоснежный конверт, было схватить и распечатать его, тотчас прочесть нежданное послание, но на бумаге грубым жирным почерком было выведено: «Читай, когда один».

Драко Малфой не смог сдержать ухмылки: писать ему в такой беспардонной манере мог только один человек — Амикус Кэрроу, нередко путающий берега. Это было в высшей степени удивительно — что этот мужчина через несколько месяцев после их натянутой, чуть ли не скандальной встречи решил ему написать. По какому такому поводу? Да еще и письмо повышенной секретности. Неужто заела совесть за весь тот ушат грязи, вылитый им на его соратника, отца Драко? Или мужчин все-таки связывала теплая дружба, и Амикус Кэрроу искренне хотел помочь? А может, настрочил еще больше оскорблений и угроз? Да только зачем?

Чтобы не томить себя ненужными предположениями, не прокручивать у себя в голове воображаемое содержание письма, юноша сразу же после завтрака отправился в Выручай-Комнату. Там он экспансивным движением руки раскрыл конверт и жадно погрузился в чтение.

Амикус Кэрроу — а это и вправду был он, — слегка набивая себе цену, писал:

«Короче, Дракоша, с чарами починки вещей дела обстоят негусто. Если кто и знает крутые заклятия — он их замалчивает. Вот скромный список откопанных нами заклятий:

✫ Репаро

✫ Предмет + Репаро

✫ Дюзэлт

✫ Гармониа Нектере Пасус

Последнее было найдено не мной, а Ллойтом Робертсоном (не переживай, он свой мужик, Темному Лорду о наших делах трындеть не станет). Без понятия, где он его нарыл — в какой-то разваливающейся книжке (как выяснилось, он еще тот задрот и любитель макулатуры). Но с этим заклятием забавная история выходит: оно переводится с латыни как «Гармония или страдание»… Ни один адекватный маг не додумается орать над сломанной метлой: «Гармония или страдание!» Но, тем не менее, если верить находкам Ллойта, так тоже можно. <s>Создатель шизик.</s>

А «Дюзэлт применяют» либо арабы, либо турки, либо вместе.

В ритуалы лично я лезть не стал — попавшаяся мне книженция явно была написана прибабаханными на всю голову сектантами <s>(наподобие твоей тетеньки).</s> Там были рисунки каких-то палочек и кружочков, которые надо чертить детскими мелками на полу. И все это должно сопровождаться каким-то глубокомысленным мычанием. Я поржал с этого, показал Ллойту — он воспитанно промолчал.

Что я могу сказать… Дракоша, если бы я умел изобретать заклинания, я бы изобрел для нашего общего дела, как ты в прошлый раз выразился, тако-о-ое заклинание, что Темный Лорд увидел бы во мне своего соперника (хотя я не уверен, что он умеет). Но я не умею. Я понятия не имею, как все эти создатели стряпают такие крутые и мощные заклятия, и где они всему этому набираются. Как вариант, можно было бы схватить кого-то из них и вытрясти работающий мощнее в двести тысяч раз аналог «Репаро». Но я не знаю ни одного создателя заклятий. Кроме, возможно, Темного Лорда, а он, кхм, ну ты понял. Потрясет меня за мою дерзость и выкинет на ужин к Нагайне. Да и тебе прилетит — станет же ясно, для кого я стараюсь.

Короче, Дракоша, удачи. Это все, что я могу при таком раскладе тебе пожелать.

А.К.»</p>

Сердце Драко Малфоя застучало сильнее. Он достал из кармана свою волшебную палочку и, держа в левой руке немного помятое (очевидно, Амикус Кэрроу был не из педантов) письмо, шаркающими шагами побрел к упорно не желающему чиниться шкафу. Такое заклинание, как «Репаро», слизеринец знал еще до поступления в Хогвартс. А вот «Дюзэлт» и «Гармониа Нектере Пасус» были для него в новинку.

А вдруг на этот раз получится? Вдруг ты заработаешь? с волнением, стесняющим грудь, подумал Драко.

И она перестанет принадлежать только тебе. Злословный змей пробудился и непредвиденно быстро впился острыми клыками в истерзанное сердце юноши. Твоя милая. Или какую ты там чепуху уже успел придумать на ее счет? Идиот, она даже не одухотворена. Ее сердце не бьется и никогда не билось. Это просто груда филигранно скрепленных между собой досок. У тебя нет даже мозгов понять, что неодушевленный предмет не может быть твоей девушкой, не говоря уже о личности, с которой можно говорить. Вместо того чтобы попытать удачу с той же заносчивой Панси Паркинсон, ты наделяешь бездушную древесину воображаемыми идеальными чертами и искренно втюриваешься в нее. Тебе совсем плохо, Драко? К нормальным, пачками гуляющим возле тебя девушкам тебя не тянет? У той же Панси Паркинсон такая тонкая, молочно-белесая шея, в которую так и хочется впиться поцелуем… А эта коричневая, пыльная, с отколовшимися щепками, обветшалая груда досок даже человеческого тепла тебе подарить не сможет. Потому что не является человеком, круглый ты идиот. В любом случае, ты ее скоро потеряешь. Как только она заработает, десятки грязных ботинков пройдут по ее великолепному, как ты, должно быть думаешь, полу; десятки немытых рук оставят свои жирные несмываемые отпечатки на ее неповторимых, как ты полагаешь, стенах; десятки уродливых носов и влажных ртов выдохнут кислый отравленный пар, который осядет на ее прелестном, по твоему мнению, потолке. Она будет принадлежать всем и никому. Она станет мерзким вонючим порталом, сквозь который будут проходить смрадные тупые люди. Вот что ты себе избрал, Драко Малфой, вот к чему ты привязался.

Юноша закрыл глаза, с ненавистью сжав в руках письмо и волшебную палочку. Он не знал, когда это все закончится. Не знал, когда эта безжалостная, попирающая все, что он когда-либо любил, тварь покинет его. Не знал, когда он наконец сможет зажить спокойно и свободно, не боясь выражать свои настоящие чувства и думать свои настоящие мысли. Это ‘Что-то’ было внутри его разума, было частью его разума и не хотело прекращать свою предвзятую тиранию.

Вместо того чтобы ругаться с этим ‘Чем-то’, забрасывать его ему совершенно не нужными доказательствами, которые при желании это самое ‘Что-то’ могло обернуть против юноши, слизеринец пообещал сам себе, что отстоит этот шкаф и заберет к себе во что бы то ни стало, пусть даже оголтелые Пожиратели Смерти снесут и замарают добрую его часть. Слишком многое связывало Драко Малфоя с этим Исчезательным Шкафом, и юноша был бы дураком, если бы позволил кому бы то ни было утащить, продать или выбросить его.

Драко наслаждался злобным бессилием Змея, как днем ранее наслаждался злобным бессилием Рона Уизли, предпринявшего неудачную попытку переубедить слизеринца в кулачном бою. Взбешенный рыжий прямо после занятия по ЗОТИ бросился на него, но Драко не растерялся и не стушевался, в результате чего они целую минуту «выясняли», кто происходит из более благородного рода. Один раз слизеринец очень сильно проехался кулаком по чистокровному личику рыжего, и проехался бы еще раз, если бы их не разнял профессор Снейп. Как бы то ни было, Драко остался неимоверно доволен случившейся дракой: она придала ему больше уверенности в своих силах, а главное — вывела его из перманентного тумана медлительности и слабости. Теперь нахальный Змей юноше был почти нипочем.

Слизеринец ласково провел ладонью по стенке Исчезательного Шкафа и, на всякий случай сделав пару шагов назад, с надеждой в голосе произнес: «Дюзэлт!»

Золотистая вспышка вырвалась из кончика палочки и бесследно исчезла, пройдя сквозь деревянную дверцу. Никакого шума внутри, никаких лишних колебаний температуры и искажений пространства.

Драко снова приблизился к Исчезательному Шкафу и бережно приоткрыл скрипучую дверцу. Внутри царил не абсолютный, но достаточно густой мрак, и отчаянно пахло прелостью. Юноша прошептал — словно боялся, что пустой шкаф сделает его голос особенно громким, — уже не раз использовавшийся им «Люмос» и всунул вытянутую руку в вызывающее безотчетный страх замкнутое пространство. Голубоватый огонек осветил нуждающееся в реставрации и уходе дерево, но больше ничего — никаких черных дыр или затягивающих в себя воронок — юноша там не обнаружил.

Нужно войти внутрь полностью, догадался Драко и, не боясь бьющего в нос затхлого запаха, проскользнул в шкаф, аккуратно прикрыв за собой дверцу.

Ничего не произошло. Никакие посторонние, не свойственные Выручай-Комнате звуки не донеслись до слуха юноши. Тогда он, ведомый каким-то неясным и в большей степени инстинктивным порывом, изо всех сил налег на заднюю стенку шкафа, буквально вдавил свое тело в нее.

Но снова ничего не случилось. По крайней мере, древесина не растворилась, не превратилась в портал, и слизеринец остался все в том же неудобном положении.

Тогда Драко отошел от стенки и выскользнул наружу, обратно в Выручай-Комнату. Освещение, казалось, стало еще более ослепительным и радикальным, даже, можно сказать, гиперопекающим.

Слизеринец вновь отпрыгнул подальше от шкафа и, наведя волшебную палочку, почти воскликнул: «Гармониа Нектере Пасус!»

Из кончика палочки вырвался какой-то прозрачный, но осязаемый поток ветра. Он покружился вокруг Исчезательного Шкафа, даже пошуршал у него бодро внутри, влетев сквозь слегка приоткрытую дверцу. Затем снова наступила настораживающая тишина.

Да что же такое! недовольно подумал юноша и еще резче, нежели в предыдущий раз, запрыгнул в немую темноту, так что доска под ним жалобно заскрипела.

Ну же, давай! Неужели все опять бессмысленно?

Юноша во второй раз с силой прижался к стенке шкафа, и через несколько секунд, похожих друг на друга, снова ослабил хватку, снова отступил. Его взгляд беспорядочно метался от одного темного угла к другому, и он совсем не знал, что ему делать. Получается, даже присланные Амикусом Кэрроу заклинания были бесполезны.

Мурашки пробежали по телу Драко, и он, плохо разбирая путь, расстроенно поплелся наружу. Он приоткрыл многострадальную дверцу и хотел было уже сойти на пол, как застыл, чуть не вскрикнув, прикованный взором к мрачному, переполненному всякими мутными склянками и устрашающей формы предметами, интерьеру. Без всяких сомнений, это были внутренности магазина «Горбин и Бэрк». Выходит, последнее заклинание все-таки сработало, все-таки сумело починить шкаф!

Юноша в спешке, задыхаясь, захлопнул дверцу и навалился на заднюю стенку. Он не хотел выходить к владельцу магазина, не хотел, чтобы тот прознал, что шкаф уже починен. Пожиратели Смерти должны были пробраться в школу, но только на его — Драко Малфоя — условиях. Он должен был устроить им засаду, заблаговременно предупредив об их приходе и администрацию Хогвартса, и мракоборцев.

Когда юноша повторно раскрыл дверцу и выглянул наружу, он не смог сдержать восторженного визга. Теперь уже он имел возможность наблюдать чистые белоснежные стены Выручай-Комнаты и бодрящий, уже не кажущийся таким резким свет. Необычное «Гармониа Нектере Пасус», с которого так смеялся Амикус Кэрроу в письме, оказалось тем самым недостающим инструментом, чинящим старинные предметы больших размеров!

Драко Малфой был безумно благодарен Пожирателю Смерти, хотя ему в этом предусмотрительно решил пока не признаваться, дабы тот не успел рассказать об успехе Темному Лорду.

Возбужденно потерев ладони, юноша прильнул к починенному шкафу, почти обнимая.

Ты работаешь! Теперь ты работаешь, а я хотел тебя сжечь…

Ты потеряна, теперь ты навсегда для меня потеряна — тебя разберут как хлам, злорадно передразнил юношу внутренний Змей — возможно, от возникшей внутри него досады.

Но Драко не обратил на его реплику совершенно никакого внимания.

— Полумна, мне нужно задать тебе очень важный вопрос.

Когтевранка отвлеклась от наполовину законченного сочинения по травологии и подняла взгляд на стоящую перед ней Джинни. Вид подруги напугал ее: гриффиндорка была вся запыхавшаяся и нерасчесанная, а школьная мантия на ней сидела, как низкопробное растянутое покрывало. Складывалось впечатление, что за девушкой была погоня, и она еле-еле смогла убежать; но здравый смысл подсказывал Полумне, что это было невозможно — по крайней мере, в стенах Хогвартса, — если только это был не придирчивый Аргус Филч. Еще более удивительным когтевранке казался факт бесстрашного вторжения Джинни в гостиную их факультета за час до отбоя, когда по школе бродило так много студентов, тех же орлят, запросто могущих ее заприметить и доложить о ее незаконных перемещениях кому-то из преподавателей. Значит, вопрос был действительно важным и срочным — иначе даже склонная к сорвиголовству гриффиндорка не пошла бы на такой явный риск.

— Что случилось, Джинни? — Полумна убрала с колен наполовину исписанный лист пергамента и, встретив вопросительный взгляд одного из своих однокурсников, расплылась в милой улыбке, означавшей что-то наподобие: «Извините нас».

Джинни опустилась прямо перед ней на корточки и, не поворачиваясь к любопытным и определенно сбитым с толку когтевранцам, тоже желающих быть в курсе всех событий, ускоренно зашептала, стараясь звучать как можно тише:

— Как думаешь, возможно ли существование в иной форме после смерти? Я имею в виду… Зараза, — раскрасневшееся от спешки лицо Джинни исказила гримаса боли, и девушка почти заскулила. — Я не могу заставить себя поговорить начистоту с одним человеком, а поговорить очень надо. Это… почти невозможно ввиду некоторых затруднительных обстоятельств. Я понимаю, что отчасти мои слова звучат как бред, но… Да, я понимаю, что это проявление малодушия, но… Меня интересует, возможно ли — чисто гипотетически — что мне удастся все объяснить потом? Что мы еще встретимся, когда все уляжется, когда все не будет таким сложным и тленным, когда… Нам никогда не быть вместе. Нам даже пересекаться нельзя, по правде говоря. Он… даже не подозревает об этом. Все слишком запутанно. Мне просто хотелось бы знать, можно ли будет это исправить… потом.

Она резко замолчала, хватаясь за мягкие подлокотники кресла и беззащитно заглядывая в серые глаза Полумны.

Когтевранка шокированно проморгалась и, бросив беглый взор на прислушивающихся в стороне однокурсников, предусмотрительно прошептала:

— Пойдем отсюда в Выручай-Комнату, здесь слишком много лишних ушей. По дороге расскажешь подробнее.