XIII Duck has landed (1/2)
7 января, 08:47</p>
Дьявол.
Джинни выпала именно эта карта. Огромное чудище красного цвета, прожорливое и морщинистое, со множеством глаз, косящими в разные стороны, посадило на цепь двух людей — мужчину и женщину — в глухом подземелье. Лица заложников были безэмоциональными: ни страха, ни довольства. Едва ли они понимали, в какой ситуации оказались и рабами чего — или кого? — стали.
В пособии, одолженном Джинни Сивиллой Трелони, приводились разные трактовки аркана. Наиболее часто карта указывала, если верить записям, на уже возникшую или будущую зависимость, несвободу от собственных желаний. Это могло быть все что угодно — от сигарет до эмоциональной одержимости. Согласно другому толкованию, аркан напоминал о подчиненности людей судьбе и об отсутствии выбора. Это был рок, фатум, которого нельзя было избежать. Третья трактовка говорила о проявлении инстинктов, связанных с агрессией. Четвертая предупреждала о встрече с лжецом или искусителем. Пятая — о сложных манипуляциях. Шестая — о животной страсти.
Джинни не понравились толкования — для нее они были слишком мутными, — поэтому она вытащила еще одну карту. Силу. Грозный лев безропотно склонил голову перед хрупкой и безоружной женщиной в платье. Возможно, она принадлежала к королевской династии. Выражения ее лица все так же не было видно — она была слишком поглощена разглядыванием запутанной гривы сдавшегося льва. В пособии было написано, что аркан предвещал преодоление трудностей и овладение ситуацией, а также — проявление стойкой воли. Одержание победы, успех, участие в соревнованиях, уверенность, магнетизм, энергию.
Джинни удовлетворилась таким ответом. С чем бы им всем не пришлось столкнуться лицом к лицу по аркану Дьявола, по Силе у них было достаточно выдержки и ресурсов для совладания.
За завтраком Уиллоу — сова Джинни — аккуратно опустила на стол две маленькие посылки и одно письмо. Не обращая внимания на круглые глаза Рона, выражавшие, должно быть, ошарашенность, девушка раскрыла письмо и прочитала — почти со слезами на глазах:
«Дорогая Джинни,
Мы очень рады знать, что помимо кровной связи нас еще объединяет общий дух. Это наконец-то свершилось! Ты потеряла свою первую волшебную палочку. На нашем счету в общей сумме уже девять. Но ничего: у тебя еще все впереди!
Ничего отрабатывать не нужно, хотя мы и не против помощи на кассе. Просто поклянись, что будешь использовать новую палочку по истинному предназначению — для шалостей!
Фред. Джордж почему-то ржет».</p>
Девушка машинально потянулась левой рукой за чистым листом, чтоб моментально написать слова благодарности, как вспомнила, что находится в Большом Зале.
Посылки она вскрывать на глазах у других студентов не стала — ей хотелось сохранить все в тайне.
— Откуда у тебя эта мантия? Кто шлет тебе… неведомо что… — насупился Рон, внутри которого внезапно проснулся бдительный старший брат.
Гермиона, сидевшая неподалеку, рассерженно вздохнула: их отношения давно замерли на фазе холодной войны. Гарри смерил друга безмолвным неодобрительным взглядом: ему бы не хотелось, чтобы Рон поссорился еще и с Джинни.
— Ты будешь убит правдой, как смертельным ударом молнии, братец Рон, — пародируя загадочную манеру близнецов, ответила, не смутившись, гриффиндорка. — Купила на деньги отца. А неведомо что — презенты от Фреда и Джорджа.
— Какого…
Но Джинни уже не слушала — она знала, когда нужно вовремя уходить. Бросив в прихваченную тканевую сумку маленькие посылки и письмо, она побежала перехватывать Полумну.
— Луна, нам нужно поговорить с глазу на глаз до общего собрания. Мне нужно тебе кое-что сказать.
Когтевранка, привлеченная секретностью информации, молча пошла за ней. Они не разговаривали до самой Выручай-Комнаты, которую обозначили общим местом встречи. Через пятнадцать минут туда должны были пожаловать остальные.
Когда они оказались внутри просторной комнаты, залитой ярким и теплым светом, Джинни с чувством обхватила пальцами запястья Полумны и убедительно зашептала:
— Слизнорт неопасен. Я подходила к нему, инсценировав озабоченность одним вопросом. Полумна, он производит впечатление слишком ранимого и сострадательного человека, готового всегда прийти на помощь — даже в ущерб себе. Я предполагаю, что он корит себя зазря. Если хочешь, можешь подойти к нему и разъяснить ситуацию. Повторюсь: он вступит в беседу с еще большей охотой. Возможно, даже поведает историю, которая теперь не дает ему покоя. Но это если хочешь. Ты бы слышала, как надломился его голос, когда он, приглашая меня на собрание Клуба Слизней в субботу, добавил: «Позовите подруг». Полумна, он хочет поговорить с тобой!
Джинни разомкнула пальцы, и когтевранка с легким трепетом опустила руки, не сводя возбужденного взгляда с подруги. В уголках ее глаз появились несмелые слезы.
— Я немного боюсь его… Он… немного странный… Я все еще не понимаю, почему я…
— Будет шанс спросить!
Дверь отворилась, и в Выручай-Комнату вошли хмурые Гермиона и Гарри. За ними плелся обиженный Рон.
— А где Живоглот? — удивленно спросила Джинни, не находя желтоглазого разбойника взглядом.
— Где-то пропадает, а где — я не знаю, — ответила Гермиона, по-видимому, недовольная этим.
Взор гриффиндорки снова встретился с тяжелым взором ее брата, и Джинни, не выдержав, всплеснула руками.
— Сюрприз. У других тоже есть личная жизнь и дела, в которые они не хотят посвящать окружающих. Устанавливай надзор за нарушителями школьных правил, а ко мне не лезь.
— Четыре года назад тебя никто не контролировал! И во что это вылилось?! — взорвался юноша в ответ. — Тот-Кого-Нельзя-Называть тебя использовал! Высасывал из тебя все соки! Ты была всего лишь марионеткой в его руках! Когда ты уже начнешь думать своей головой?! А не поддаваться, как бы не сказать другое слово, первому встречному…
Гарри, стоявший к Рону ближе всех, внезапно развернулся и влепил другу хлесткую пощечину. Гермиона вскрикнула, прикрывая губы руками. Полумна вздрогнула, застыв на месте. Джинни, сбиваясь с ритма собственного дыхания, ошеломленно смотрела на юношу. Рон пошатнулся, а затем, глядя на Гарри так, словно тот нанес ему непростительную обиду исподтишка, попятился к выходу.
Буквально через несколько секунд после происшествия юноша в ужасе осматривал свои руки, будто не мог поверить, что он на такое был способен. Дрожа всем телом, Гарри кинулся за другом вдогонку.
— Стой! Я не хотел… — остальные слова потонули в пространстве за стенами Выручай-Комнаты.
Джинни, почувствовав, что не может этого выносить — чтоб из-за нее кто-то дрался — выбежала вслед за ними.
6 января, 15:51</p>
— К чему ты спрашивал у Аберфорта, спал ли Альбус с какой-нибудь волшебницей или магглой? — спросил Амикус, расслабленно запрокидывая голову на спинку рыхлой кушетки.
Влажный день клонился к промозглому вечеру, и они были в бедно обставленной гостиной одни, сидя на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Ллойт был полуповернут к своему не умеющему подбирать слова другу, и какая-то загадочная полуулыбка отпечаталась на его спокойном лице. Амикус и вовсе полулежал, держа глаза полуприкрытыми. На полу, рядом с его правой ногой, стояла начатая бутылка молока, и Ллойт то и дело посмеивался, когда Кэрроу подносил ее к своим губам.
Свет в комнате стремительно блекнул: Амикус не мог дождаться, когда он и вовсе потонет в пляшущей, безумно отскакивающей от стен темноте. Он хотел чувствовать больше.
— Амикус, фу! Как вульгарно! Нет, речь не шла о сексе. Я имел в виду сердечную привязанность.
— Одно другому мешает? — искренне удивился Кэрроу, распахнув уставшие глаза.
— Ну, просто… Я говорил в тот момент только про чувства. Понимаешь, я где-то читал, что неспособность влюбиться — один из красных звоночков, предупреждающих о психопатии. Если человек по достижении определенного возраста ни разу не испытывал это возвышенное чувство, когда большинство его ровесников уже имели удачу влюбиться, это… должно настораживать. У меня была одна знакомая психопатка, которая на вопросы о любви отвечала: «Не знаю».
— И ты предположил, что Альбус может быть одним из них?
— Просто решил проверить на всякий случай. Что же, у нас недостаточно фактов…
Амикус потянулся за стеклянной бутылкой и сделал несколько осторожных глотков. Две молочные капли случайно потекли по его начисто выбритому подбородку. Он вытер их указательным пальцем и уставился на неровный квадрат меркнущего света — с тоской, выражающей спонтанный и незапланированный упадок духа.
— Ненавижу вечер, — внезапно признался Кэрроу. — Как только заканчивается день, мне хочется лезть на стены. На любые. На гладкие, на шершавые, на серые, на красочные… Хочется сдохнуть. В голове свербит мысль о том, что ничто не имеет значения, особенно — моя жизнь.
— Эй, ты чего… — Ллойт обеспокоенно потянулся к кисти своего друга; Амикус не возражал. — Мы же молодцы. Отправили весточку Министру Магии! Возможно, положили начало новому расследованию…
— Я знаю. Просто с наступлением вечера пропадает желание радоваться прожитому дню. Но это ерунда. Я уже эту заразу знаю как облупленную: она капризно повертится, посидит в углу — и растает, как призрачная дымка, стоит только вечеру перелиться в ночь. Одни и те же мысли, одно и то же переживание — а фактических изменений ноль. Значит, с этим жить можно.
— Но ты казался таким расслабленным…
— Да, я думал, что это ощущение сегодня не вернется. А оно вернулось. Минуту назад. Эх, ладно. Я передал письмо смиренной пернатой. Надеюсь, Скримджер ее не сожжет вместе с ним. Хотел бы я видеть его лицо, когда он будет читать про отношения Грин-де-Вальда и Дамблдора, хе-хе-хе! Насколько знаю, в Министерстве не особо доверяют доброму дедушке.
— Я бы тоже не стал. После всего, что мы узнали…
Ллойт снова пристально посмотрел на съежившуюся фигуру своего друга, на его обвисшие плечи, на его ноги, принявшие на себя все напряжение тела, и с каким-то горьким удивлением сказал:
— Так странно видеть тебя… пьющим молоко… Почему именно молоко?
— Оно успокаивает, дает ощущение безопасности. Возможно, отчасти дело в стимуляции рецепторов ротовой полости.
Амикус не обернулся к другу, а потому не увидел, как тот покраснел от смущения.
— А с каких это пор ты такой тихий и стеснительный? Куда подевался твой дровосецкий слог? — поинтересовался Кэрроу, наигранно щурясь и медленно поворачиваясь к Ллойту.