XI «Птичка нашептала» (1/2)
6 января, 10:33</p>
Амикус Кэрроу никогда не задумывался над тем, что из себя представляет Альбус Дамблдор. Ну, старика почитали все, кому не попадя, даже те, кто с ним не был знаком. Ну, это почитание иногда закономерно перетекало в боготворение. Ну, он был весь из себя такой светлый и правильный, добрый и эмпатичный. Ну, ему, вроде бы, стремились приписать неслыханные таланты. По крайней мере, волшебники то и дело в разговорах противопоставляли директора Хогвартса Темному Лорду. А как можно противопоставлять Темному Лорду более слабого и менее умного волшебника? Ну, вроде, так как он был от рождения такой чистый, неотразимый, правильный, талантливый… и что там… по доброте своей душевной и ввиду нерушимости своих моральных принципов он взял на себя обязательство охранять и беречь Поттера. Ну… Старик как старик, что о нем думать? Но у Ллойта на этот счет было другое мнение.
«Понимаешь, за всю свою жизнь я не встретил ни одного идеального человека», — объяснил свою позицию мужчина, когда к нему наведался Кэрроу. Было раннее утро, и по земле стелилась влажная, дрожащая, насыщенная синева. Все выглядело и так мрачно, да еще и Амикус встал не с той ноги.
«Да ну? Под это описание не подходит даже твоя помпезная краля-маггла?»
В ответ Ллойт издал не то раздраженный рык, не то безысходный всхлип. Амикус предполагал, что никакой такой прелестной блондинки, сумевшей увеличить частоту сердечных сокращений его друга, не существовало в природе, и намеревался любыми доступными ему косвенными путями эту догадку подтвердить. Он чувствовал, что Ллойт просто выпендривается, но зачем — было неясно.
«Кхм. Даже у нее есть недостатки… — тяжело сглотнув, продолжил наконец мужчина. — И поэтому мне не дает покоя транслируемый образ Альбуса Дамблдора. Заботливый и щедрый директор школы волшебства, из которого фонтаном бьет мудрость и желание опекать деток. И, конечно же, кто, как не он, выступит против тщеславного, падшего, омерзительного Темного Лорда?»
«Ну… Может, он действительно свихнулся на правильности, а в свободное время, закрывшись в своем кабинете… пописывает какие-нибудь эротические этюды?» — Амикус взял этот пример из жизни. Староста с его курса был именно таким.
«Амикус, будь серьезней, я тебя прошу. Все, что я хотел сказать, — это что предоставляемый широким массам образ не может быть настоящим. Ну, не может быть обычный человек, такой, как мы, безупречным по всем фронтам. Должна быть какая-то брешь, какой-то изъян…»
«Ну так, — Кэрроу потер ладонью губы. — Он же не обычный человек, он же… Светлый Волшебник…»
Ллойт кинул на друга предупредительный вспыльчивый взгляд.
«Последний раз прошу не заниматься тем, чем ты занимаешься».
Судя по всему, Амикус добился желаемого результата, так как, наконец расплывшись в своей привычной ангельской улыбке, стал покорным и тихим.
«Люди испытывают ошеломляющую потребность в идеализации. Сказки о прекрасных принцах и принцессах, знаменитые игроки в Квиддич, Гарри Поттер…»
«…Темный Лорд…»
«А еще директор Хогвартса. Люди нуждаются в идолах, которыми можно восхищаться, на которых можно равняться…»
«Но никогда не достигать? Прям как с Я-идеальным?»
Ллойт удивленно уставился на друга — очевидно, об этом он не слышал.
«Считается, что Я-идеальное является недостижимым образованием не просто так. Это как красная тряпка для быка. Она раздражает тебя, ведь маячит прямо перед твоими глазами. Тебе хочется ее достать, ты разгоняешься, мчишься… И ловишь воздух. Ведь недобросовестный матадор убрал ее прямо у тебя перед носом… Если ты бык, конечно же. Я-идеальное показывает твой желанный максимум. Каким бы ты хотел быть. Я точно не помню, но, кажись, оно было задумано для того, чтобы побуждать людей к саморазвитию. Чтобы они не сидели сложа руки, всем довольные… и деградировавшие. Но достигать его вредно. Я не помню, почему…»
«Нет, тут что-то другое…»
«Говорят, маленькие дети приравнивают своих родителей к всемогущим богам… Пережиток ранних этапов развития? С другой стороны, есть же архетип матери, отца, мудреца… Если не ошибаюсь, Альбуса Дамблдора считают одновременно и отцом, и мудрецом. Первое — так как он защищает, как ты выразился, деток, а второе — так как он знает кучу всего и наделен практическим опытом. Что же, как источник архетипов — вполне неплохо, неплохо…»
«В общем, именно поэтому я и решил наведаться к его брату. Кто, как не он, знает Альбуса Дамблдора лучше всех? Кто видел его в разнообразных ситуациях? Кто имел опыт тесного общения с ним? Кто рос с ним вместе?»
«А какой он по счету?» — спросил Амикус, на лице которого не осталось и следа недавней игривости.
«Этого я не знаю… Достаточно того, что я просто знаю, что он есть, и где его можно найти».
«А также получить бесплатный нагоняй, — иронично добавил Кэрроу. — Не забывай, что они братья. Мы не знаем, какие у них отношения. Быть может, по щелчку пальцев одного аппарирует другой, и тогда… за попытку узнать, дрался ли с другими детьми в песочнице трехлетний Альбус Дамблдор, мы получим прямую путевку в Азкабан. Ведь, должно быть, нас разыскивают. Вот Темный Лорд обрадуется нашим достижениям и похвалит нашу смелость».
«Говорят, в Хогсмиде есть атмосферные домики, зимой наполняющиеся особенным волшебством… А ты, вроде бы, хотел прогуляться по Хогвартсу. Твоя мечта почти осуществится», — в руках Ллойта как бы невзначай блеснуло несколько монет.
Амикус не верил своим глазам: такие трюки в его присутствии себе не позволял никто. Поначалу он просто встрепенулся, а затем, укусив сам себя за палец, сдавленным голосом произнес:
«Ты хуже чертовки Скиттер».
Ллойт ответил рассыпчатым торжествующим смехом — судя по всему, подобная характеристика была для него его личной победой.
Теперь они стояли вдвоем, спрятав руки в карманы, напротив «Кабаньей Головы» и пристально вглядывались в ее мокрые от снега каменные стены. Мрачная неоднородная каменная кладка… У Амикуса захватывало дух.
— Да, ночью трактирчик выглядит менее внушительно, — он окинул своего друга вопросительным взглядом. — Ты готов?
— Не до конца, но по-другому и быть не может. Я ужасная клуша. Но я буду стараться, — Ллойт ответил участливым взглядом. — Амикус, пожалуйста, не пугай бедного старика. Говори вежливо, подбирай выражения. Не ерничай.
— Не переживай, я знаю, когда можно выпускать свою истинную натуру, а когда — нельзя. Все будет чоки-поки. Веди. Покажи свой фокус-покус.
Ллойт ничего не ответил на эти фразы, но дернул ручку двери. Внутри горел камин и пахло жареным луком. Из пиал, разложенных на некоторых столиках, поднимался горячий пар. Люди были, хотя и не так много, как можно было бы ожидать.
Аберфорт стоял за стойкой и был занят своими делами: читал какую-то газету — должно быть, «Ежедневный пророк». Пожиратели Смерти смелой походкой направились к нему, словно это место испокон веков было их домом. Ллойт сдержал свое обещание, взяв инициативу на себя.
— Доброе утро, мистер Дамблдор. Мы с другом не отказались бы от двух чашек горячего чая и двух кусочков какого-нибудь пирога.
Старик как-то странно вздрогнул, заслышав свою фамилию, и медленно поднял на них свои темно-голубые глаза. Газета непринужденно выпала у него из рук.
— Сейчас, — прихрамывая, он пошел к дальним тумбочкам.
Амикус не сводил с него напряженного бдительного взгляда, и по его спине пробегал холод. Кто его разберет, был ли конкретно этот мистер Дамблдор старшим или младшим. Все те же седые волосы, все те же выразительные глаза, отдающие синевой. Но вот язык тела был другой: в движениях заключалась какая-то потайная энергия, сплавленная с терпеливой смиренностью. Такому редкому сплаву хотелось довериться, хотя Амикус прекрасно знал, что никому доверять не стоит — для своего же блага. Была в повадках старика какая-то обреченная честность, смешанная с осмотрительной прямолинейностью.
«Не от хорошей жизни он таким стал», — пронеслась в голове Амикуса мысль.
Аберфорт повернулся к ним и скорее раздражительно, нежели удивленно спросил:
— Чего стоите, занимайте столик.
Амикус посмотрел на медлившего Ллойта, и внезапно под ложечкой у него засосало. Чего же ты ждешь, чего же…
— Мистер Дамблдор, можете не спешить. Мы не прочь поболтать, перекинуться парочкой новостей. Может, вы слышали что-то новое…
Кэрроу совершенно не нравилось, что делал Ллойт, и с какой непростительной неуклюжестью он устанавливал с трактирщиком раппорт. Амикус сам знал несколько приемов, с помощью которых можно было разговорить людей и незаметно для них выведать интересующие вещи. Для этого нужно было разгорячить собеседника, вызвать в нем внутреннюю потребность в раскрытии или отстаивании своей позиции. Обычно люди, входившие в кураж, теряли над собой контроль и неволей выдавали все, что было у них на уме. Да, зачастую это были не конкретные факты, а лишь отголоски вынесенных на их основе выводов. Но если есть определенный вывод, значит, имела место быть определенная ситуация — иначе попросту быть не могло. Следовательно, нужно выбрать гипотезу и строить провокационную беседу соответствующим образом…
— Сын знакомой — редкостный гаденыш, — неожиданно для Ллойта эмоционально выпалил Амикус, упираясь ладонями в косяк стойки.
Старик еще более удивленно посмотрел на него, но без тени раздражения, а это значило, что, во-первых, его внимание было привлечено, во-вторых, что эта тема казалась ему интересной.
Гипотеза основная. Они рассорились в хлам. Альбус Дамблдор — та еще скотина и лицемер. Никто этого не знает, кроме его брата, которому, конечно же, никто не верит. Проверяем, быстро подумал Кэрроу.
— Пакостит всем членам семьи. Я неоднократно говорил Бе… рте, что с ним нужно вести себя по-другому. Не давать ему спуску. Не помогать. Самоконтроль должен быть сформирован еще до подросткового возраста. Увы, если парень не может быть дисциплинированным, его дисциплинированным сделает жизнь. А у нее свои, более жесткие методы. Но наивная Берта, верящая в лучшее в людях, не хочет меня слушать. Она никак не пресекает его выпады, в лучшем случае — вежливо просит: «Не делай так, тише». Ему это по барабану. Он не различает, кто перед ним. Со всеми ведет себя одинаково необтесанно. Даже с девушками. Они шарахаются от его манер. А Берта жалеет его, лелеет…
Ллойт щелкнул пальцами в знак поддержки.
— Тяжелейший случай. Мы ищем, кто мог бы дать дельный совет, как донести истину до его глупой матери.
Аберфорт стоял, наклонив голову вбок, и не произносил ни слова. По микромимике Амикус видел, что старик активно взвешивает все «за» и «против», обдумывает, как ему поступить, а главное — подозревает, что они его попросту дурят.
— Мне бы не было до этого совершенно никакого дела, — продолжил Кэрроу, идя на риск. — В конце концов, по полной огребать будет за сформированный характер этого юнца Берта. И, быть может, этот урок был ниспослан именно ей. Но… он-то не единственный ребенок в семье. У него еще есть две сестрички. Их Берта совсем не любит. Всегда защищает этого поганца. Хотя защищать нужно девочек. От него. Не могу смотреть на несправедливость. Кровь так и закипает.
Аберфорт поставил пустые чашки на стойку и отступил. Рассказ произвел на него впечатление, но не такое, на какое рассчитывал Амикус. Старик стал каким-то тихим, задумчивым. Хотя, по идее, должен был впасть в легкое негодование.
— Перестаньте маяться ерундой и займитесь своей жизнью, — наконец сказал Аберфорт решительно. — Вы ничего не измените. Только разругаетесь с его матерью. Это чужая семья. Если эта женщина не замечает очевидного… это ее проблемы.
— Но как же остальные ее отпрыски? Разве они заслужили к себе такое отношение? — Амикус так вошел в роль, что сам себе поверил. — Где же справедливость?
— Справедливости в этом мире нет. Достойные и честные люди не получают ни-че-го, а подлецы, хитрецы, лжецы, предатели, истязатели, воры — все. Вы-то должны были это уже усвоить на своем личном опыте.
Разгоряченность почувствовалась в голосе старика. Он говорил быстро и пылко, но с каким-то душевным надломом. Амикус предположил, что Аберфорт страшно хотел, чтоб все было иначе, но разуверился в противоположных жизненных сценариях.
— То, что всяких скользких ребят пруд пруди, я уже понял. Они пытаются долезть до вершины всеми известными им способами. Лестью, обманом, силой… И часто им это удается, так как находятся дураки, дающие им дорогу. Кто-то ведется на их сладкоголосые речи. Кто-то покупается на их откровенную дырявую ложь. А кто-то — попросту их боится. Но я не из таких. Я сразу вижу таких ребят. И стараюсь попускать их, насколько это в моих силах. Если ты подлизался — будь так добр отлизаться. Если ты обманул — будь так добр понеси наказание. Если ты кого-то обидел… То же самое. Мне не нравится, что их развелось так много.
Старик смотрел на Амикуса, не видя больше ничего, широко распахнув изумленные глаза. Кэрроу был прирожденным оратором.
— Опомнись. Тебя заклюют, забросают камнями. Дураки не дураки, а тем людям нравится иметь дело с обманщиками, а не с тобой. Слушай… не ввязывайся, а?
— А то что? Что может произойти? — мужчина решил выжать из этой темы по максимуму. — Неужели им все их преступления так просто сходят с рук, а мои искренние попытки их обличить будут наказаны? Неужели лицемер будет процветать, в то время как я буду чахнуть?
Аберфорт опустил взгляд, лихорадочно думая. Кэрроу зацепил его интеллект, «разогрел».
— Я не могу сказать наверняка — я не гадалка. Но то, что ложь наказывается не всегда, — это горький факт. И да, недостойные очень часто отхватывают лакомые кусочки, в то время как достойные остаются ни с чем. Корреляции между благородством и успехом нет.
Амикус прикусил губу. Ллойт смотрел на него, не моргая, и в глазах мужчины сияло неприкрытое восхищение.
— Скажите честно: если бы вам предложили повторить судьбу кого-нибудь из этих скользких типов, вы бы согласились? Вы бы сделали то же самое, лишь бы заслужить признание толпы?
— Нет, — Аберфорт ответил жестко и прямо. — Во-первых, я не такой, как они. И я люблю в себе это. Отличие от них. Я не обманщик, не лжец, не вор и не мучитель. Я никого не трогаю и желал бы, чтоб никто не трогал меня. Если бы я поступил так же, как они, то я бы уподобился им. А я не хочу быть как они. Во-вторых, я уже и так все знаю. Я знаю, что, скорее всего, мне поверят. О, я знаю людей… — в его глазах промелькнула боль.
Амикус застыл, не зная, как выруливать беседу дальше. О неверии старика в справедливое устройство мира они узнали, но об отношениях с братом — нет. Инициативу снова попробовал перехватить Ллойт.
— Я считаю, что все в наших руках. Если мы будем говорить о преступлениях этих людей, мир будет справедливым. Если же мы будем молчать…
Аберфорт снова насторожился. О заказе он давно позабыл, впрочем, как и мужчины. Сейчас его мысли занимало другое.
— Не получится. Всегда находятся те, кто встает на защиту обманщиков. Они собирают вокруг себя толпы обожателей — не придерешься и не донесешь правду.
— И как же они это делают? Собирают обожателей? Почему люди за них заступаются?
— Я не знаю. Я же говорю, что не такой, как они.
Разговор зашел в тупик. Было понятно одно: старик причислял себя к «обделенному и обиженному» слою населения. Он не хотел быть похожим на тех, кто прокладывал себе дорогу наверх «лестью, хитростью и обманом». И относился к ним с явным философским презрением.
И тут Ллойт выпалил то, к чему Амикус морально никак не был готов, и что, судя по всему, замышлял выпалить с самого начала.
— Мистер Дамблдор, мы все это прекрасно понимаем. И именно поэтому пришли к вам поговорить начистоту. Другие могут не верить, бросаться камнями, но мы верить будем. Расскажите, каков ваш брат.
Амикус почувствовал себя так, как если бы его оглушили. Его друг поступил как отчаянный дурак, нарывающийся на драку. Вот так просто… Вот так прямо… Вот так грубо… Мужчина приготовился к тому, что старик разорется и вышвырнет их обоих за дверь без соблюдения какого бы то ни было пиетета. Но, к глубокому его изумлению, тот лишь печально улыбнулся.
— Ух, так вот ваша истинная причина прихода сюда. Мой брат. Снова.
На всякий случай Амикус сделал один шаг назад. Осторожность никогда не бывает лишней.
— Он всегда всех интересовал. Дома, в школе… А я был всего лишь придатком. Что я есть, что меня нет — какая, по сути, разница? И вот теперь приходите вы, заводите интересную беседу… и она тоже парадоксальным образом вытекает к моему брату. Все ради него.
— Вы не общаетесь? — спросил в продолжение Ллойт.
— Изредка. Но мне бы не хотелось… — Аберфорт запнулся, бессильно выдыхая. — Какая уже разница…