V Не самое удачное утро Варнавы Каффа (1/2)
Руфус Скримджер заявился в главный офис периодического издания «Ежедневный Пророк», едва открылись двери, и, чуть не доведя до обморока штатного репортера, Энди Смаджли, — одной своей любезной улыбкой во все зубы, — подошел к хрупкой русоволосой девушке непримечательного вида, принимающей посетителей в приходной. Та, ошарашенно раскрыв рот и в панике забегав глазами по помещению, еле из себя выдавила:
— Мистер Скримджер… Как же так… В смысле… Мы очень рады видеть вас сегодня у нас, это большая честь для нас…
Мужчина никогда не был падок на лесть, а тем более — глубоко поддельную, поэтому, игнорируя ее быстрый поток невнятных бормотаний, невозмутимо произнес:
— Мне нужно поговорить с главным редактором газеты. Прямо сейчас. А еще — пусть пригласит того, кто сможет взять у меня интервью. Говорить я буду долго. Я подумал и решил, что правда не очень здорово держать vox populi в неведении… — и на этих словах он вынул сигарету из кармана и зажег ее кончиком своей волшебной палочки. — За предоставленные неудобства заплачу.
Девушка вымученно что-то простонала и, накалякав несколько фраз на листе, сложила его самолетиком и отправила влево — в сторону большинства кабинетов. На Скримджера она смотрела исподлобья, испуганно. Тот же даже не пытался производить на нее устрашающее впечатление — спокойно курил, выпуская облака дыма в противоположную сторону.
— Скажите, пожалуйста… — обратилась она жалобно к нему дрожащим голосом. — Вы же не будете…
Она не договорила. Министр смерил ее умиротворенным внимательным взглядом, потирая нос, и ответил:
— Не волнуйтесь, дорогая. Я не люблю повышать голос и устраивать скандалы. Я люблю говорить. Мирно и тихо, понимаете?
Она недоверчиво закивала, подгоняемая страхом, и ощутила громадное облегчение, когда в коридоре показался опрятно одетый начальник. Он зачем-то — возможно, тоже на нервной почве — развел руки в стороны, как будто намекая на объятья, а первая реплика из него вырвалась уже несколько запоздало, когда он подошел к Руфусу Скримджеру почти вплотную.
— Господин министр, какая встреча! — наигранно улыбаясь, демонстративно воскликнул он.
— Обычная, мистер Кафф. Я не делю людей на классы. Во всяком случае, по значимости. Карьера, статус, достаток — это все наживное. А правда в том, что все мы из народа.
Улыбка на лице Варнавы Каффа стала вымученной — по крайней мере, прежняя веселость из нее ушла.
— Вы хотите… поговорить? — переходя ближе к делу, поинтересовался он.
— Все верно. Вы сможете взять у меня интервью? Это серьезно поднимет ваш рейтинг в глазах читателей.
— Э-э-э, — главный редактор замешкался, не зная, как воспринимать сказанные министром слова.
Но Руфус Скримджер быстро пришел ему на помощь:
— Можете задавать любые вопросы, какие захотите. Я полностью открыт перед… vox populi.
— Но… но… у меня не так чтобы были какие-то вопросы… Эм…
Министр нежно улыбнулся, словно перед ним стоял ребенок или близкий родственник, и, ободрительно похлопав Варнаву Каффа по плечу, сказал:
— Ну-ну, я не сомневаюсь в вашей профессиональной компетентности, мой друг. Что-нибудь придумаете, пойдемте.
Редактор нервно сглотнул и ни живой ни мертвый поплелся за Скримджером, значительно вырвашемся вперед и идущим с завидной уверенностью, будто бы он здесь был главным. Они молча прошли до конца коридора, на полу которого был постелен паркет, а стены — отделаны деревом, и остановились напротив шикарной двойной двери из отменного сорта древесины.
Скримджер жестом указал: «Прошу», и Варнава Кафф отпер дверь, за которой виднелись все те же стены и пол. Бумажного хлама на столе и тумбочках редактора было не обобраться — уборка если и проводилась, то как-то некачественно, в спешке. Будто уловив его мысли, журналист, извинительно улыбнувшись, произнес:
— Я не люблю, когда сюда заходят посторонние.
Руфус Скримджер молча опустился в пустое кресло, не дожидаясь приглашения, и, переплетя пальцы, стал выжидающе смотреть. Что ему скажет человек, пропустивший в печать статью, оскорбляющую честь ни в чем не повинной девушки?
А сказал он следующее:
— Этим утром Рите пришла повестка в суд. Она обвиняется в клевете, — кто ее в этом обвинял — он не рискнул произносить.
— Да, у меня не оставалось выбора. Мисс Скиттер, которая, к слову, была явно сильно потаскана за свою жизнь, зашла слишком далеко, позволив себе использование двояких формулировок касаемо дочери Артура Уизли. Думаю, Артур будет мне благодарен.
— Простите? — ошеломленно переспросил Варнава Кафф, покраснев.
— Что именно вам не понятно?
— Вы сказали… потаскана…
Руфус Скримджер закинул ногу на ногу, не отрывая взгляда от редактора. Должно быть, он напоминал бедному журналисту в тот момент страшного коршуна, готовящегося к атаке.
— Ну да, — спокойно пожав плечами, ответил министр. — А вы знаете людей, которые не сталкивались с жизненными трудностями? Но, дорогой Варнава, я думал, что это прерогатива жизни — испытывать людей, а не самовыдвиженцев, если вы понимаете, о чем я. Никто из нас не знает, что ждет кого впереди. Разве не моральное преступление — устраивать полосу препятствий ближнему преднамеренно? Это не первый яд, выпущенный мисс Скиттер. И в свои жертвы она всегда выбирает людей, которые не могут ей противостоять. Кто такая Джинни Уизли во вселенском масштабе? А у девушки, дорогой Варнава, жизнь только начинается, и она и мухи не обидела. Ей очень тяжело далось проживание того ужаса… того предательства, совершенного несуществующим человеком из дневника… И мисс Скиттер решила ей о нем напомнить публично?
Варнава Кафф замолк, бессильно сложив руки.
— Я назову свою позицию, если вы о ней еще не слышали: мне глубоко плевать, что и кто обо мне говорит. Говорят — значит, я их каким-то образом волную. Но моих друзей я попрошу не трогать.
— Вы пришли требовать увольнения Риты? — безэмоционально спросил главный редактор, продолжая бесприютно стоять у своего стола.
— Ну что вы, Варнава. Для этого мне не нужно приходить к вам в офис лично. Я просто хочу, чтобы она ответила за свой поступок. И я этого добьюсь — через Везенгамот. Публичного извинения будет вполне достаточно.
— Тогда… тогда зачем…
— Я готов отвечать на любые вопросы, которые интересуют жителей Магического Мира, Варнава. Если их интересует мое грязное белье — я поведаю им об этом. В конце концов, кто должен испытывать стыд… Я, который никого не трогал и ни к кому в личную жизнь не лез, или те, кому не терпится перемыть мне кости?
— Эту реплику включать в статью? — наконец усевшись, без шуток поинтересовался редактор.
На мгновение Руфус Скримджер задумался, прикидывая все плюсы и минусы, после чего ответил:
— Да. Пусть общество знает мою моральную позицию. Не думаю, что это пойдет кому-то во вред.
— Хорошо, — мужчина положил на стопку чистых листов прытко пишущее перо и откинулся на спинку стула, пронзительно глядя своими карими глазами в рыжие глаза министра. — Тогда, э…
— Насколько я знаю, обычных магов интересует наша политика — ее обоснованность… Еще мои нравственные установки, так как именно я являюсь главным политиком Магического Мира, и это все находится в тесной взаимосвязи. Только будьте осторожны, мой друг: давайте не будем провоцировать своими высказываниями Пожирателей Смерти.
— Э… — Варнава Кафф был повержен и поражен: почти всю работу по поиску тем интервью сделали за него. — Хорошо. Тогда первый вопрос такой: мистер Скримджер, что бы вы хотели сказать жителям Магического Мира?
— Берегите себя и ни в коем случае не связывайтесь с теми, кто выступает за чистую кровь. Большинство из них — либо сами Пожиратели Смерти, либо их приверженники. А это, я напомню, волшебники, совершающие разбои и нападения на беззащитных магглов, а также других магов. Пока мы держим ситуацию под контролем… — внезапно он запнулся и нахмурился: на его лице проступил лёгкий ужас.
— Мистер Скримджер? — осторожно окликнул его журналист, кладя ладони на стол.
— Но когда-то дамба прорвется…
— Вот именно об этом волшебники и хотели бы поговорить. Они устали от постоянных угроз, что что-то произойдет. Хотя, конечно, пророчество и говорит о том, что бой неминуем. Но этот бой, судя по всему, будет происходить между двумя людьми: Избранным и Тем-Кого-Нельзя-Называть.
— Чёрт… — лицо Руфуса Скримджера вновь изменилось: на этот раз на его лбу выступил пот.
— Простите…
— Подождите, дайте мне одну минутку. Я соображаю, — он нетерпеливо застучал указательным пальцем по подлокотнику, глядя в пол. Аутистически, сказала бы Рита Скиттер.
Министр судорожно выдохнул и спросил:
— Могу ли я взять у вас несколько листов пергамента?
— Э… — Варнава Кафф в который раз был в ступоре. — Можно.
— Спасибо, — мужчина взял первый попавшийся листок прямо со стопки слева — благо, макулатура в кабинете главного редактора была везде. — Просто мне очень срочно нужно все структурировать.