55. Поттер (2/2)

У него от одной мысли об этом привстал.

Она смотрела на Джеймса долго — ровно столько, сколько он шел ко дну пруда несколько веков назад — но на самом деле прошла всего секунда, прежде чем Эванс нагло ухмыльнулась, подняла свиток над головой и громко спросила:

— Парни, кто хочет пойти со мной на вечеринку к Горацию?

Толпа вокруг притихла. Слизеринцы свалили с урока самыми первыми, поэтому презрительно фыркать и свистеть было некому. Фоссет натолкнулся на Истбрука, который резко повернулся, и оба замерли. Вильгельмина с подружками начали шептаться, Маккинон подняла брови, дернула Медоуз за рукав и скорчила рожу. Почуяв запах дерьма, вернулись Бродяга, Лунатик и Хвост.

Из соседнего кабинета как раз за секунду до вопроса Эванс вывалились несколько семикурсников, изучавших руны, — они тоже задержались, переспрашивая, чего тут раздают, а когда узнали — заинтересованно оскалились.

Их можно было понять.

Эванс стояла у окна, и полудохлое солнце, казалось, выползло на небо только для того, чтобы бросить на нее отсвет.

Она снова смотрелась ненастоящей, как тогда, в раздевалке.

И такой же красивой.

Даже волосы скрывали сиськи точно так же.

Сейчас.

«Ты должен сию секунду сказать, что хочешь пойти с ней, — ожил полузнакомый голос в голове. Он не походил на голос Бродяги. — Пока тебя не опередили».

Но для этого надо было признаться самому себе.

Признаться, что все эти три дня вспоминал, как Эванс попросила ее выебать. Как прошептала, что ей нравится на него смотреть.

Признаться, что она ему снится.

Джеймс попытался вдохнуть, чтобы выдавить из себя хоть какие-то слова, но у него ничего не вышло — как если бы он пытался разговаривать на выходе из отвесного пике.

— А в чем подвох? — осторожно спросил Найджел, вытягивая шею. Эванс улыбнулась ему. У Джеймса чесались руки вырвать из ее пальцев свиток и заставить Найджела сожрать его.

— Подвох в том, что эта вечеринка станет последней в твоей жизни, — заржал Бродяга, подходя ближе и вставая между ухмыляющейся Макдональд и скривившейся Анной Смит.

Кут хлопнул по плечу Ковингтона, получившего значок по наследству от Колдуэлла, шепнул ему что-то и кивнул на Эванс. Оба мерзко усмехнулись.

Джеймс злобно подумал, а не заменить ли ему одного из своих загонщиков.

Фоссет с Истбруком топтались на месте, поглядывая то друг на друга, то на Найджела, то с опаской на Джеймса.

Поттер скорчил такую зверскую физиономию, какую только умел.

— Я хочу, — объявил Голдстейн хорошо поставленным голосом капитана — таким же, каким обладал Джеймс.

Он отпихнул плечом Ковингтона, открывшего было рот, и выступил вперед, самодовольно ухмыляясь. Потом бесцеремонно пожирал Эванс глазами секунд двадцать — и, судя по морде, остался удовлетворен. Та оценивающе оглядела его в ответ и едва заметно дернула плечом:

— Хорошо. — По ее лицу и вежливой улыбке невозможно было понять, довольна она или нет.

— Продано, — хихикнула Макдональд. — Расходимся.

Джеймс бросил все силы на то, чтобы принять равнодушно-пренебрежительный вид.

Эванс удалось все же запихать приглашение в сумку.

Он тем временем поймал взгляд Макдональд и уставился на нее, потому что она — уже без улыбки — сжала губы и качнула головой из стороны в сторону. Джеймс прищурился, не до конца понимая, что Мэри хотела ему этим сказать.

Голдстейн громко заржал над какой-то шуткой Кута и обернулся, с превосходством посмотрев на Джеймса. Тот невозмутимо показал ему средний палец.

— Пошли жрать, — велел он парням.

— Какое жрать, Сохатый, у нас еще Минерва до обеда, — напомнил Лунатик. — Ты чего?

Бродяга громко фыркнул, как если бы знал, «чего» это он.

Пока шли до кабинета Макгонагалл, Джеймс успел напредставлять себе, как Голдстейн в следующий понедельник будет обжиматься с Эванс. Он-то своего точно не упустит, мудила сраный, это тебе не старина Найджел.

Джеймс уже три раза напомнил себе, что отец велел быть осторожным. Не бросаться громкими словами, которые, как оказалось, могут выйти боком. И не накидываться на каждого, кто косо посмотрел на Эванс.

Знал бы отец, как сложно будет выполнить его приказ.

Хотя не будь этого приказа, Джеймс прямо от класса Трэдуэлла отправился бы следом за Голдстейном и доходчиво объяснил, что трахнуть Эванс у того получится только через его труп.

На трансфигурации он поерзал на стуле, повернулся к Лунатику и попросил поменяться местами. Ремус шустро собрал манатки и перекинул на парту Джеймса. Эванс безразлично наблюдала за тем, как у нее меняется сосед.

Первые пятнадцать минут урока он молчал, слушая речь Минервы о хорошо известной ему формуле преобразования плоских поверхностей, и машинально чертил всякое на пергаменте.

Рука сама собой вывела несколько слов. Джеймс перечитал их, глянул на Эванс и, смяв клочок, сунул в карман, а сам наклонился к ней и прошептал:

— Ты правда собираешься идти с Голдстейном?

Она слегка повернула голову, и Джеймс оказался слишком близко к ее рту, чтобы и дальше продолжать мыслить ясно.

— Ну да. Я же у всех спрашивала, и он вызвался первым.

— Я тебе не позволю с ним пойти, Эванс, — заявил Джеймс, вдыхая ее запах и от этого забывая, что они сидят на уроке.

— А мне не нужно твое разрешение, Поттер, — тихо, но твердо ответила она. — Ты мог сказать, что хочешь пойти со мной, но ты промолчал, поэтому я пойду с тем, кто не стал прикидываться немым.

— С чего ты вообще взяла, что я хочу пойти с тобой? — выпалил Джеймс исключительно ради того, чтобы не выглядеть слабаком. У него что, на лбу написано, что он хочет этого?

Она сглотнула и шепотом — потому что Минерва уже нехорошо на них поглядывала — ответила:

— Тогда тем более не вижу никакой проблемы. Думаю, Флаффи будет рада составить тебе компанию, как в прошлый раз.

— Не делай этого, Эванс, — почти беззвучно прошептал Джеймс, глядя на ее губы. — Голдстейн — не Колдуэлл, он не будет с тобой любезничать. А просто возьмет и трахнет.

— Как ты?

Эванс могла с таким же успехом размахнуться и въебать Джеймсу по роже.

Поттер чуял, как по затылку потек жар, будто на него подействовали антидезиллюминационным заклятием, и пытался подобрать приличные слова, чтобы растолковать Эванс, насколько она тупая.

— Ваша личная жизнь, мистер Поттер, несомненно интереснее, чем формула Рилентроппа, — услышал он за десятки лет до сегодняшнего дня голос Минервы. — Но сейчас вам стоит продемонстрировать понимание формулы, а не ваше умение охмурять мисс Эванс.

Девки захихикали, Эйвери поржал, Эванс как обычно прикинулась целкой, Бродяга ввернул:

— Вот зря вы профессор. Умение-то баллов на тридцать потянет, а за формулу вы больше пятнадцати не дадите, — он улыбнулся краем рта. Так скалиться умел только Сириус. У Джеймса так не получалось, например.

Теперь заржали почти все. Даже Минерва выглядела уже не такой раздраженной.

Джеймс рывком поднялся на ноги, вынул палочку и вышел к преподавательскому столу. Он оглядел однокурсников, сосчитал количество парт и прикинул, какую площадь они занимают. Ярость, заполняющая легкие после слов Эванс, потекла по мышцам, в левую и правую руки. Джеймс медленно развел их в стороны, мысленно расчертив пространство на доли — так говорилось в учебнике, прочитанном еще пару лет назад, — парты со студентами остались на местах, а стены дрогнули. Он сделал нужное движение палочкой: крайние плиты каменного пола хрустнули, начали множиться и заполнять собой пустоту, оставленную разъезжающимися стенами.

Фоссет глупо раскрыл рот. Кто-то из девчонок восторженно ахнул.

Не Эванс.

Эванс просто повертела башкой по сторонам и уставилась на Джеймса. Он хотел бы увидеть в ее глазах восхищение. Хоть что-то.

Стены замерли примерно в пятнадцати футах от своего прежнего положения, и класс снова стал статичным. Джеймс опустил руки и повертел палочку в руках, с ухмылкой глянув на равенкловок и дернув бровями.

Те заулыбались и похлопали.

Макгонагалл невозмутимо, как будто шестикурсники каждый день с первого раза демонстрировали на ее глазах владение сложнейшими формулами, прошлась по полу, которого на самом деле не должно было существовать здесь, и удовлетворенно притопнула каблуком.

— Двадцать баллов за превосходно выполненные чары, — объявила Минерва и ехидно добавила: — И минус двадцать баллов за неподобающее поведение на уроке. Итого ноль. Потрясающий результат, Поттер, — саркастично заключила она.

— А теперь верни все на место, засранец, — пропищал Бродяга и получил-таки десять очков штрафа от Макгонагалл за слишком длинный язык.

— Знали бы вы, профессор, — тихо протянул Сириус, и из-за удара колокола его услышал только Поттер, — что я еще умею своим длинным языком.

Джеймс машинально хохотнул и пропустил его вперед. Выходя из класса, он достал из кармана комок пергамента, разгладил и, прежде чем уничтожить, прочитал про себя:

«Я хочу пойти с тобой, Эванс».

К ужину башка раскалывалась. Хорошо, что он догадался не проводить тренировки по понедельникам.