52. Поттер (2/2)

— Да прекрати ты, — прошипел Джеймс. — Я сейчас не вру, Эванс, — обессиленно сказал он, понимая, что сейчас вообще не время что-либо объяснять. — А на суде соврал. У меня полгода никого не было до тебя.

— Так вот почему ты был такой нервный, — усмехнулась та и отпустила его член.

— Да, мать твою! — вышел из себя Джеймс, скидывая обувь, спуская штаны с трусами и дергано снимая их. — Я мог выебать любую. Знаешь, сколько раз мне предлагали за эти полгода? А я отказывался, потому что хотел только тебя.

Он потянулся к ее губам, но Эванс увернулась.

Джеймс оскалился и, прежде чем бросить брюки на мантию, достал из кармана палочку. Он взмахнул ею и из ничего собрал что-то вроде кушетки.

Конечно, Джеймс оттрахает Эванс, раз она просит. Насрать уже, верит она ему или нет.

После нее тоже никого не хотелось, как и до.

— Я смотрел на тебя и представлял, как выебу. Ты мне даже снилась, — Джеймс нагло улыбнулся, а Эванс наверняка подумала, что во сне он ее пялил. — Кстати, а почему ты мне все-таки дала тогда?

Пожалуй, он перегнул палку. Не надо было говорить ей, о чем он думал весь прошлый год.

— Ну, это же магический мир, — ухмыльнулась Эванс и облизала губы, — желания здесь должны исполняться.

— И чьи еще желания ты здесь исполняешь? — холодно поинтересовался Джеймс.

Надо быть идиотом, чтобы думать, что он единственный увлечен Эванс.

Кто-то же научил ее сосать.

Она предпочла промолчать. Джеймс положил палочку на одежду и потянул Эванс на себя, чтобы развернуть и снять лифчик. Вслепую расстегивать их он не умел.

Джеймс прижался к ее заднице и двинул пару раз бедрами. Девчонкам это обычно нравилось — ощущение, будто их заранее предупредили, что сейчас будет. Хотя все и так знали. Член терся о шершавую ткань юбки. Джеймс кое-как избавился от нее и, развернув Эванс обратно, наконец осмотрел, совершенно голую, целиком. Затем с удовольствием провел одной ладонью по обеим сиськам с торчащими сосками.

Она всегда пялилась на его плечи и руки — он давно это заметил.

Могла бы хоть раз поцеловать его туда. Но Эванс сосалась только в губы, и то редко.

Джеймс пошарил пальцами у нее между ног — ладонь быстро намокла — и потянулся к одежде на окне, чтобы достать резинку из кармана мантии, но Эванс его остановила:

— Подожди. Ты можешь там… ну, языком?

Он на секунду замер. Джеймс, разумеется, понял, о чем она просит, и нетерпеливо усмехнулся:

— Да ладно тебе, Эванс. Я хочу внутрь. Хватит меня дразнить.

Вот Бродяга любил такие штуки, мог облизывать пизду хоть по часу — и девки его за это обожали. А Джеймс предпочитал использовать части тела по прямому назначению: членом долбить дыру, а языком — рот. У него так лучше получалось.

Эванс изогнулась в спине, прижалась к нему сиськами и выдохнула:

— Пожалуйста, Поттер.

Макдональд ей, что ли, напела. Надо будет провести с Бродягой воспитательную беседу: может он вылизывать своих девок аккуратнее? Чтобы те потом под впечатлением не рассказывали все в подробностях Эванс.

Джеймс ругнулся про себя и мотанул головой, указывая на кушетку:

— А ноги раздвинешь как ты умеешь?

Эванс сначала просто села, потом медленно, как будто делала это тысячу раз, развела ноги так, что одно бедро стало прямым продолжением другого, и только потом легла на спину. Волосы свесились с обоих краев узкой кушетки и теперь волочились по полу.

Джеймс все забывал спросить, как она так делает.

Он машинально облизал губы, взял с окна мантию, кинул под ноги и опустился на колени.

Странным образом его это будоражило.

Может, раньше ему не нравилось, потому что у девиц там были волосы?

— Я не так часто это делал, — честно признался Джеймс и снял очки.

Он коснулся ртом самого низа живота Эванс, затем пару раз лобка, намеренно обошел клитор и языком прошелся по половым губам, сколько доставал. Он велел Эванс закинуть ноги ему на плечи, чтобы добраться до щелки. Та послушалась, и стало чуть удобнее. Ноги были легкими, а под пальцами Джеймс чувствовал выступающие кости.

Вкус был едва ли соленым, хотя он его запомнил именно таким. Наверное, у всех по-разному.

Между ног Эванс пахла примерно как остальные девки.

Джеймс трахался только с ухоженными девицами, так что всегда ржал над Бродягой, который иногда рассказывал мерзкие, но, на Джеймсов взгляд, уморительные вещи о том, как они могут там вонять.

Сам виноват, надо смотреть, кому вставляешь, куда и что. Ебал бы их как все нормальные люди и оставался в счастливом неведении.

Сейчас Джеймс чуял еще обычный запах Эванс — дождя и воды. Тот, что она обычно оставляла на его подушке.

Так хотелось засадить ей, что он, не сдержавшись, отнял ладонь от бедра Эванс и сунул средний палец в дырку. Она коротко вздохнула и нетерпеливо поерзала. Продолжая поебывать ее уже двумя пальцами, Джеймс занялся клитором, изредка возвращаясь к самой щели.

Он даже увлекся — повторяя движение, которое Эванс нравилось больше всего. Настолько увлекся, что азартно подумал, сколько ему понадобится времени, чтобы ублажить ее.

Судя по тому, как она дышала, считанные минуты.

Джеймс ненадолго убрал пальцы, раздвинул складки и поелозил там языком. Эванс дернулась и схватила его руку, которая до сих пор лежала на ее бедре.

Он вернул пальцы на место, обхватил клитор губами и ритмично трогал языком складку над ним, пока она не прекратила стонать и обессиленно не затихла.

— Эванс, ты как? — скорее для порядка тихо спросил Джеймс, надевая очки, доставая из кармана мантии, на которой стоял, резинку и натягивая на себя.

Он мигом поднялся с колен, подхватил Эванс под мышки и подтянул ее на кушетке так, чтобы устроиться между ног.

Она с трудом открыла глаза и согнула дрожащие ноги в коленях. Значит, у Джеймса неплохо вышло. Но теперь ему хотелось получить свое.

Эванс едва шевельнулась, когда он вошел.

Только изредка подрагивала, когда менял упор с одного колена на другое.

Эванс и не могла почувствовать его толком, потому что недавно кончила.

А Джеймс сделал все, чтобы все-таки почувствовала. Будь она сейчас на твердой скамье, те, прошлые, синяки показались бы мелочью.

Ее глаза снова были закрыты, а ему не терпелось взглянуть в них. Посмотреть, как Эванс хорошо с ним.

«Ты ведь этого хотел, — усмехнулся Бродяга в его башке, — чтобы она тебе давала. Ну вот она тебе дает. Нравится?»

«Еще как», — огрызнулся про себя Джеймс, просовывая руку под ее затылок и прижимаясь к высохшим губам. Эванс ему ответила, ресницы дрогнули.

«Получила свое, а на тебя насрать. Обыкновенная. Красивая. Давалка».

«Завали пасть», — приказал он этому отвратительному Бродяге.

«Даже не засосала тебя ни разу. А вы ведь две недели не виделись».

Джеймс так хотел кончить, но не мог, пока тот топтался в его башке и нудил.

Он остановился, Эванс удивленно распахнула глаз.

— Почему ты меня не целуешь, Эванс? — напрямик спросил Джеймс, не вынимая из нее член.

— Ты никогда не говорил, что тебе хочется, — удивленно ответила та, вытянув шею, как будто хотела убедиться, что он до сих пор внутри.

— А что, все говорить нужно? — разозлился Джеймс. — По мне не видно? Или это ниже твоего достоинства? Привыкла, чтобы только тебя обслуживали?

Эванс отвела взгляд, как будто собиралась что-то сказать, но не решалась.

Он уже пожалел, что спросил. Нужно было просто выебать ее — и все. Или занять ее рот чем угодно другим, кроме этих разговоров.

Эванс облизала губы и выдала:

— На суде я пообещала себе, что если тебя оправдают, я тебя поцелую.

Гребаная Эванс. Чего раньше-то молчала. И почему до сих пор не сделала.

Ненормальная. И Джеймс таким же становится. Хочется, чтобы она шептала ему всякое. А раньше такое только отвлекало.

Бродяга свалил из головы, громко хлопнув воображаемой дверью.

— Ну. Меня оправдали. Где мой поцелуй? — потребовал он с мыслью, что нужно сию же минуту дотрахать ее.

Рука Эванс скользнула по его уху к затылку. Она потянулась к Джеймсу и засосала его, как тогда, в спальне, правда быстрее и сильнее. Даже зубами прихватила напоследок. В паху свело.

Он снова навалился сверху и, уткнувшись в ворох волос над ее плечом, быстро кончил. Эванс, наверное, было тяжело под ним, когда он без сил лег на нее. Но Джеймсу нужна была пара минут, чтобы перевести дух.

— Я рада, что тебя не забрали дементоры, — тихо сказала она.

Он с трудом приподнялся и почти осмысленно посмотрел на нее.

— Да, я заметил, — усмехнулся Джеймс и провел пальцем вокруг ее соска. — Раздевайся так почаще, Эванс.

Она смотрела на него, почти не моргая. Как тот старик-легилимент. Будто пыталась разглядеть в глазах правду.

А он в это время пялился на приоткрытые губы и думал, прикидывается Эванс дурой или правда не видит то, что Джеймс даже не собирается скрывать. Лунатик уверял, что у него все на роже написано.

Наверное, Эванс нравится, когда ее упрашивают.

Она красивая, может себе позволить. Не один, так другой сделает то, что она просит.

— Я дала тебе тогда, потому что хотела, — ни с того ни с сего произнесла Эванс, и Джеймс вспомнил, что, кажется, задавал этот вопрос до того, как спустить штаны. Или чуть позже. — Знаешь, так бывает — когда тянет к кому-то. И ничего поделать не можешь.

Джеймс знал. У него точно так же было с Эванс.

Он поднялся и сел в изножье кушетки между широко разведенных колен.

— Когда уже это пройдет, Поттер?

— Я не хочу, чтобы это проходило, Эванс.

Он ступил на пол, мимоходом подняв мантию. В башке ветер свистел. Эванс одним движением свела ноги, села и перекинула волосы на одно плечо.

Джеймс не успел насмотреться как следует.

Она встала, подошла к окну и покопалась в куче вещей, выудив трусы и юбку.

— А я бы все отдала, чтобы прошло, — едва слышно сказала Эванс, все так же стоя спиной.

Она думает, что я выебал Фьорд, уговаривал себя Джеймс, ей паршиво, она не понимает, что несет.

«Да все она понимает, — это вернулся Бродяга, снова хлопнув несуществующей дверью. — Между ног у нее чешется, а тут ты, такой весь всегда готовый. Хорошо Эванс устроилась, а? А когда она перестанет течь, отправишься ты нахуй, Сохатый».

Эванс продолжала одеваться, не глядя на него.

Волосы скрывали спину и задницу.

Он только сейчас заметил на задней стороне голени длинный тонкий шрам.

Эванс никогда не говорила, как получила его.

Да она вообще ничего не рассказывала о себе.

«Ты тоже, — справедливости ради заметил Бродяга. — А Эванс сейчас сказала немало, — он заржал. — Интересно, сколько у нее таких, как ты. И ради кого из них она хочет избавиться от тяги к твоему члену?»

Может, ее просто заводила мысль, что Джеймс убил из ревности, а теперь, когда выяснилось, что это не так, перестал интересовать.

Эванс надела мантию, собрала волосы в хвост и наконец соизволила повернуться к Джеймсу.

— А Бродяга прав, — процедил он, застегивая брюки и поглядывая на нее. — Ты просто давалка. — В нем говорила обида. — Ты хоть что-нибудь чувствуешь, когда ноги раздвигаешь? — Зато не нужно будет ничего объяснять. Пусть думает что хочет.

— Не смей меня так называть, — угрожающе велела Эванс, сверкнув глазами. — Ты думаешь, мне никто не предлагает? Но я же не ложусь под всех подряд. Так что ты точно не имеешь права так меня называть. — Она подошла к двери, обернулась и холодно добавила: — Передавай привет Флаффи.

И ушла.

А Джеймс все стоял в наполовину застегнутой рубашке, и в башке крутился только один вопрос.

Бродяга — обитавший в эти минуты неподалеку от вопроса — прищурил один глаз и с неподдельным интересом задал его вслух:

«Кто, Сохатый? Кто ей предлагает?»