52. Поттер (1/2)

Я с ней не трахался.

Я с ней не трахался, повторял про себя Джеймс в надежде, что Эванс каким-то образом услышит. И поверит.

Они с Фьорд просто поговорили о какой-то бессмысленной ерунде, она лезла сосаться и пыталась полапать его член, и кто знает, как далеко все это могло зайти — Джеймс твердо был уверен, что не дальше минета — но их прервал усиленный стократ голос Минервы.

Он до сих пор не понимал до конца, зачем Скарлетт приукрасила все это дерьмо выдуманным трахом. Вернее понимал, конечно; хотела выставить его говном перед Эванс. И ей это целиком и полностью удалось.

На суде Джеймсу пришлось заткнуться и выбросить из башки тот факт, что Скарлетт соврала.

И вслух тоже пришлось сказать другое.

Отец ясно дал понять, что иначе ему не выбраться.

Голдстейн выглядел очень убедительно, Найджел и Гринвуд — вообще никак, Эванс единственная выдала что-то дельное, слова лишнего не сказала, хотя угроз в адрес Колдуэлла слышала больше, чем остальные. Но что она могла? У суда готовое решение было еще до начала заседания.

Отец потом удивлялся, как «девочка, не владеющая окклюменцией» смогла избавиться от ненужных воспоминаний и всех подчистую эмоций.

По его словам, голова Эванс на протяжении всего допроса была почти пуста.

Джеймс не мог понять, что это означало. Плевала она на него или, наоборот, настолько переживала, что перепугалась до смерти.

Бродяга вон думает, что плевала. Он ясно высказался.

В чем-то Сириус прав — Эванс могла бы остаться на каникулы с ним. И ублажать его. Он бы в долгу не остался.

А вместо этого прислала коротенькую записку и после даже не поблагодарила за подвеску.

Джеймсу хотелось узнать, будет ли Эванс ее носить.

Она наверняка поверила вранью Скарлетт.

Да все поверили, даже министр и его сраный помощник-легилимент.

В зале суда Джеймс спиной чуял, как Эванс на него смотрит. Убежденная в том, что он ебал их с Флаффи одновременно.

На самом деле, Джеймс даже думать ни о ком не мог, кроме Эванс.

Откуда только силы взялись, чтобы провести старика с этими его дырками вместо глаз. Повезло, что тот не особо старался — судя по всему, хорошенько покопался в башке у Скарлетт, так зачем дважды смотреть один и тот же журнал с голыми девками? Но откуда в голове Фьорд вообще взялись нужные образы? Может, она мастурбирует с мыслями о Джеймсе?

Заманчиво, конечно, так думать, но ему этого не надо.

Он вспомнил, как Эванс спросила, есть ли у него еще кто-нибудь.

Теперь она уверена, что Джеймс напиздел. Что он постоянно пиздел.

И Джеймс не знал, как объяснить Эванс, что у него не было выхода.

Фьорд его выручила — это факт. А он просто ухватился за протянутую руку, вместо того чтобы пойти на дно. Джеймс спасался от тюрьмы. Он отчаянно хотел вернуться в Хогвартс, к друзьям. Вернуться к Эванс.

И Джеймс вернулся.

Тогда почему ему так плохо, будто он все же попал в Азкабан?

В бачке сломанного унитаза капала вода.

Эванс пошарила за подоконником и вытащила оттуда пачку маггловского курева. Потом достала одну и повертела в пальцах.

— Будешь? — предложила она.

Джеймс подцепил сигарету, сунул в рот, поднес к ней палочку, затем помог закурить Эванс.

— Зачем ты искала Крессвелла? — спросил он, чтобы заполнить молчание. И чтобы получить ответ, конечно.

— Ты знаешь, Поттер, — медленно проговорила Эванс, будто раздумывая, — это тебя совсем не касается.

Она так вежливо улыбалась, что Джеймс не сразу нашел слова:

— Хочешь, чтобы я сам у него узнал? — с угрозой спросил он, намекая, что его методы Эванс не понравятся.

— Снова хочешь в то замечательное кресло с цепями? — прищурилась она. — А вдруг Флаффи на этот раз рядом не окажется, Поттер? Как будешь выбираться тогда?

Джеймс махнул рукой, отгоняя дым, и сказал:

— Ее и в этот раз рядом не было. Не знаю, чего она добивалась, но Фьорд обвела Визенгамот вокруг пальца.

Эванс вовсе необязательно знать, что кое-какая правда в словах Скарлетт все же была. Иначе Джеймс потом никогда не отмоется. Девки любят додумывать, а тут за нее уже додумала Фьорд.

— Да понятно, чего Флаффи добивалась — хотела тебя спасти, разве нет? Иначе я не могу объяснить этот приступ откровенности. Ну или решила похвастаться, что ее трахнул такой парень, как ты. — Она снова выпустила дым, похерив все его старания, и стянула резинку с волос.

Джеймс даже забыл, что должен уверить Эванс в обратном.

— Какой — такой?

Она неопределенно пожала плечами.

— Сам знаешь.

— Нихрена не знаю. Расскажи, — потребовал Джеймс, затушив сигарету о подоконник и делая шаг к Эванс. Может, удастся наконец вытянуть из нее, что она там себе думает о нем.

Но та не сказала больше ни слова.

Эванс, одной рукой докуривая, второй ослабила галстук и стянула его через голову: волосы сползли, и Джеймс заметил на распахнутой мантии значок. Он хотел вслух удивиться, почему Эванс ничего никому не сказала за завтраком, но в эту секунду она скинула мантию, задрала юбку и свободной рукой потянула вниз трусы.

Джеймс лихорадочно подумал, что не успел толком ничего объяснить; рассказать, что не занимались они с Фьорд сексом — ни в ночь убийства Колдуэлла, ни в какую другую. Что перед Визенгамотом ему пришлось импровизировать, и что со Скарлетт Джеймсу еще предстоит серьезный разговор.

Эванс покончила с сигаретой и принялась за пуговицы рубашки.

У нее были такие худые плечи, что рубашка, натянутая на груди, собиралась в районе ключиц.

Джеймс увидел свой подарок на едва заметной цепочке. Он и не предполагал, что у магглов делают настолько тонкие и искусные вещи.

— Что происходит, Эванс? — выдохнул Джеймс.

— А ты как думаешь? — та подняла брови, движением головы перекинула волосы за спину и продолжила раздеваться.

Расстегнула рубашку до конца, вытащив ее полы из-за пояса юбки. Джеймс обратил внимание, что рукава подвернуты, будто она была велика Эванс. Он слышал, что девчонки любят зачем-то меняться одеждой, и эта вероятно принадлежала какой-нибудь Макдональд.

Лифчик Эванс оставила, ну и пускай: можно подумать, Джеймс там чего-то не видел.

— Так и будешь стоять? Я же писала, чего хочу.

Он помнил, ее письмо до сих пор лежало в кармане, правда Эванс об этом знать было необязательно.

— Я не особо внимательно читал, — соврал он. Не признаваться же, что выучил ее записку наизусть. Имей все это хоть какое-то значение для Эванс, она бы ответила на поздравление Джеймса, и этих писем за две недели накопилась бы целая куча. Прав, значит, оказался Бродяга.

— Выеби меня, Поттер, — попросила она таким тоном, каким на уроке просят поделиться пером. — Я правда как-то по-другому писала. Нужно было яснее выражаться, да?

Эванс говорила с ним, как с отсталым.

Наверное, она злится. Джеймс на ее месте пришел бы в ярость. Давно разобрался бы со Скарлетт — что там девки делают вместо того, чтобы бить морду? Волосы друг другу дерут?

Джеймсу отчасти даже хотелось, чтобы Эванс устроила скандал — ему или Фьорд.

Но Эванс, несмотря на то, что набросилась на Маккинон в поезде, а значит, умеет так делать, даже не глянула в сторону Скарлетт сегодня с утра.

То ли соперницей ее не считает, то ли ей все равно, скольких еще Джеймс выебал за эти три месяца.

Да как Эванс не понимает, что они оба соврали министру.

Наверное, у девок это как-то по-другому устроено.

Может, им все равно и объяснять ничего не стоит?

Но ведь Джеймс хорошо помнил, как пару лет назад Арлин, которая ему давала и которую он несколько раз сводил в Хогсмид, чуть не выцарапала глаза Селене, посмевшей засосать его в гостиной после финального матча.

Обе окончили школу в прошлом году, а Бродяга до сих пор нет-нет, да вспомнит, как из-за Джеймса Гриффиндор чуть не лишился шикарных сисек.

Да, сиськи и правда были славные.

Но они тоже выпустились вместе с Селеной.

Словом, пташки иногда выясняли отношения — так, что клочья летели.

Интересно, что — или кого — не поделили Эванс с Маккинон в поезде? Место старосты вероятно?

Джеймс снова вспомнил, как в день, когда Эванс лишилась значка, она стянула с себя мокрую футболку в раздевалке. У него складывалось впечатление, что именно с той самой секунды он не видел больше ничего и никого вокруг.

Уже гребаных три месяца.

Эванс никогда еще так откровенно не просила трахнуть ее.

А Джеймсу настолько хотелось выполнить эту просьбу, что он с трудом заставлял себя придерживаться задуманного — убедить Эванс в своей правоте.

— Ты ведь не веришь, что я солгал на суде.

По глазам видел, что не верит. Она смотрела на него как на чужого. Будто не с ним спала с осени. И не с ним сосалась перед каникулами.

— И что, если не верю, не будешь меня трахать? — усмехнулась Эванс, глянув на окно позади себя. Потом повернулась и открыла маленькую форточку, чтобы впустить чистый воздух. Она вся была в этих своих волосах. Синяков на спине не осталось. Давно Джеймс не ебал ее как следует. — Ты трахаешь только девочек, которые тебе верят?

Самое паршивое, что я ничего дерьмового не сделал, подумал Джеймс. Ну не считать же тот слюнявый поцелуй. Ладно, два поцелуя и пальцы Скарлетт, которыми она сжимала его хер через ткань брюк.

Вот сделал бы — тогда все ясно, некого винить, кроме себя самого.

Но и Эванс понять можно — рассказ Фьорд выглядел таким убедительным, мать его, что даже Экройд проглотил.

Интересно, что у Эванс в башке сейчас.

Джеймс не мог избавиться от навязчивой мысли, что на ней прямо сию секунду нет трусов.

У него так крепко стоял, что подмывало отложить все объяснения на потом и выебать ее.

Что-то в Эванс изменилось.

Губу она закусывала как обычно, глаза ее всегда темнели, когда намокала, сиськи, что ли, еще подросли? Или она сама усохла.

Эванс присела на окно, без всякого смущения задрала юбку и запустила в свою дырку пару пальцев.

И Джеймс понял.

Взгляд. Изменился взгляд. Он стал голодным.

Джеймс подавил улыбку. Получается, Эванс все же соскучилась.

Он подошел вплотную, расстегнул мантию и брюки.

От ее волос пахло табачным дымом.

— Так что ты там говорила? Расскажи, Эванс, — зашептал Поттер, будто продолжая прерванный разговор. — Какой я?

Он достал член, взял ее скользкую от собственной смазки ладонь, заставил обхватить его и, накрыв руку Эванс своей, несколько раз провел вверх-вниз.

— Я тебе нравлюсь? — От прямого вопроса она не сможет отвертеться. Наверное.

Джеймс успел забыть, как мастерски она уходила от прямых вопросов на суде.

Ему отчаянно хотелось услышать это.

Потому что Эванс Джеймсу нравилась настолько, что становилось не по себе. Он все еще подумывал попросить у матери какую-нибудь дрянь, чтобы не думать о ней так часто.

Ненормально так сильно хотеть кого-то.

— Я держусь за твой член, Поттер. Сам-то как думаешь? Ты иногда вытворяешь такое, что я чувствую себя никчемной. Откуда в тебе столько магии?

— Тебе нравится, как я колдую? Так вот зачем отец велел хорошо учиться, когда впервые провожал в Хогвартс, — пошутил Джеймс. Он аккуратно убрал руку от пальцев Эванс и своего члена, развязал свободно болтающийся на шее галстук, швырнул на подоконник мантию, расстегнул верхние пуговицы, снял рубашку через голову и поправил очки.

Знала бы ты, Эванс, что я умею обращаться, подумал Джеймс.

— Тебя сложно выбросить из головы, Поттер. Ничего удивительного, что Флаффи под тебя легла. Шмэри говорит, что равенкловок возбуждают сильные волшебники.