Глава 2 (1/2)

Леви просыпается, а из кухни уже доносится шум: похоже, она находится прямо под его спальней. Слышен звон кастрюль и детский смех. Видимо, вчерашний подъем на холм сильно утомил его, раз он проснулся последним.

Он надевает рубашку Эрвина и свои еще слегка влажные брюки и рассматривает себя в зеркале. Он редко так делает. Может, он и правда стал выглядеть старше. Может, это и к лучшему.

На кухне светло от влажного утреннего солнца. На часах четверть восьмого. Эрвин нацепил фартук поверх домашней одежды. Девочка ковыряется в тарелке с яичницей.

— Доброе утро, — говорит Эрвин, тяжело и неуклюже ставя полный чайник на стол и сразу же переходя к следующей задаче — отточенные и привычные движения. — Хорошо спалось?

— Да. Спасибо, — говорит Леви. Его голос звучит грубо.

— Хорошо, — Эрвин сконцентрирован на своих делах. Леви садится за стол. Девочка пьет воду, держа стакан обеими руками. Она пристально смотрит на Леви.

— Как тебя зовут? — спрашивает она.

— Леви, — отвечает Леви.

— Что с твоим лицом?

— Я был ранен. Уже давно. Поэтому остались шрамы.

Она кивает.

— Невежливо так таращиться, Айрис.

Леви не возражает. Он, наверное, все еще не самое приятное зрелище для детских глаз, несмотря на то, что шрамы уже поблекли.

— Мне скоро нужно отвезти Айрис в школу. Можешь в это время принять ванну, если хочешь.

— Мне правда пора. Я не взял одежды на смену.

— Можешь взять что-то из моей. Школа внизу в городе; если собираешься на станцию, может, пойдем все вместе?

— Конечно.

Эрвин ставит перед девочкой чашку с фруктами, поскольку та, похоже, уже закончила свою расправу над яичницей. Она отправляет в рот ломтик яблока и старательно жует. Такая же чашка, с ломтиками покрупнее, появляется перед Леви.

— Будешь яичницу?

— Нет, спасибо.

— Тост?

— Давай.

В голове не укладывается: Эрвин в домашней одежде готовит ему завтрак, смотрит на хмурые тучи за окном: не собирается ли дождь, и убирает со стола за своей дочкой. Он словно другой человек, а все происходящее — один долгий, тревожный сон. Леви ест фрукты из своей чашки и наливает им с Эрвином чаю, когда тот наконец садится за стол.

— И мне, пожалуйста, — девочка обращается к Леви.

— Не думаю, что тебе понравится, — отвечает он.

— Это напиток для взрослых. Тебе будет слишком горячо, — поясняет Эрвин. — Она раньше никогда не просила попробовать чай. Наверное, пытается произвести на тебя впечатление.

Девочка отвлеклась на свой стакан: сначала наблюдает, как в воде преломляется солнечный свет, а потом ставит его перед отцом и смотрит на его искаженное отражение. Она явно чему-то учится в этот момент.

— Чем ты обычно занимаешься днем? — Леви спрашивает Эрвина, чтобы завязать разговор.

— По-разному. Сегодня надо сходить подковать лошадь.

— Мышеловку, — говорит Айрис.

— Ммм, — Эрвин соглашается, кивая, — надо бы ее еще и подстричь, но этим я обычно занимаюсь сам.

— Тут у вас нет машин?

— В больших городах есть, но здесь от них мало проку: их негде заправлять. Когда меня вызывают в Митру, я езжу на поезде, а в остальное время — верхом.

— Понятно.

— Ты ведь любишь лошадей? Всегда любил.

Так и есть. Всегда любил. Он даже подумывал завести какое-нибудь животное, но отбросил эту затею, понимая, что оно может заболеть, умереть, сбежать или просто не ужиться счастливо с таким-то хозяином.

— Да. В разведке им пришлось несладко.

— Твои всегда были преданы тебе. Думаю, мне надо было чаще говорить разведчикам, как важно установить связь со своими лошадьми, ведь тогда шанс, что они вернутся, потерявшись на поле боя, куда выше.

— Тц, — Леви пьет свой чай. Он немного лучше, чем вчерашний. Яблоко приятно хрустит, — тогда бедные дети так бы к ним привязались, что плакали бы над каждой умершей тварью. Не самая разумная затея.

— Разве это не капля в море по сравнению со смертью их товарищей?

— Может быть. Но все равно больно. Животные ни в чем не виноваты.

Эрвин улыбается. Девочка наблюдает за ними. Кажется, тема разговора ее совершенно не волнует. Леви гадает, осознает ли она хоть немного, что за ее отцом тянется шлейф смерти, заговаривал ли он с ней об этом хоть раз.

Леви помогает прибраться после завтрака. Эрвин опускает тарелки в воду и моет их одной рукой; мыло струйками стекает по его предплечью, повторяя рисунок вен. Леви стоит рядом и вытирает уже чистую посуду. Снаружи посветлело. Буря утихла.

Эрвин отводит дочку наверх, чтобы переодеть к школе, и выдает Леви одни из своих брюк. Тот затягивает их ремнем потуже и подворачивает снизу, но все равно видно, что они ему велики. Он вздыхает и идет умыться. В ванной лежит расческа. Она пахнет воском для волос, но выглядит поразительно чистой. Расчесав волосы и снова завязав их на затылке, Леви решает подождать Эрвина с Айрис внизу.

На улице холодно. Леви щурится, оказавшись на свету. После ливня земля совсем размокла. Дома нужно будет первым делом почистить ботинки: в такую погоду они не чета Эрвиновым сапогам. Командор запрягает лошадь — грузную, лохматую, скорее всего, надежную, — и усаживает дочь верхом.

— Мышеловка, — говорит она. На спине у нее пристегнут маленький ранец.

— Мышеловка, — вторит Эрвин, похлопывая животное по крупу.

Эрвин ведет лошадь по каменистой тропе. Леви идет рядом с ним. Девочка напевает себе под нос, глядя куда-то в небеса.

Леви хочет что-нибудь сказать. У него так много вопросов, что он не знает, с чего начать. В лицо дует легкий ветерок, в воздухе разлиты пение птиц и незамысловатая мелодия этой маленькой девочки.

— Она ходит в школу каждый день? — спрашивает Леви.

Эрвин поднимает взгляд, переводя вопрос на саму Айрис.

— Нет, — отвечает она.

— А когда не ходишь? — на этот раз Леви спрашивает ее.

— По выходным.

— Тебе нравится в школе?

— Да. У нас есть парк. Сирина обычно там гуляет.

— Кто такая Сирина?

— Моя лучшая подруга. Мы скоро поженимся, — говорит девочка, накручивая поводья лошади на пальцы.

— Правда? Поздравляю, — отвечает Леви. Ему становится полегче, но он все еще чувствует себя глупо.

— Себ сказал, что вчера видел лису, но учительница говорит, что он врет. Она говорит, что раньше лжецам хорошо доставалось. Твоя учительница тоже так говорила? — спрашивает она Леви.

— Я не ходил в школу.

— О, значит, ты не женат?

— Нет.

— Ты умеешь читать и писать?

— Да.

— Но как?

Леви невольно поднимает брови:

— Твой отец научил меня.

Это вызывает у Айрис интерес. Она с удивлением смотрит на Эрвина.

— Но папа ведь не учитель.

— Для меня он стал учителем. Вроде того. Не в школе. Он учил меня, пока мы вместе работали.

— Ты делал то же, что и папа?

— Почти. Не совсем. Он был моим начальником.

Она хихикает, какой славный звук, а потом прищуривает свои голубые глаза. Леви хочет и дальше уделять ей все свое внимание, но шея начинает затекать, и он боится, что споткнется на неровной дороге, если не будет следить, куда ступает.

— Я хорошо читаю и пишу.

— Не сомневаюсь. Вся в отца.

— Он тебя хорошо проучил?

— Обучил, Айрис, — вмешивается Эрвин.

— Обучил.

— Надеюсь, — говорит Леви.

— Мою учительницу зовут мисс Фросспар. Она очень низенькая.

Айрис продолжает болтать всю дорогу до деревни: сплошь бессмысленный лепет, первое, что приходит ей в голову. Но надо признать, что она переходит от темы к теме с определенной логикой. Она красноречива для своего возраста. Хотя чему тут удивляться. Леви идет рядом и слушает, при необходимости выдавая короткие ответы и кивая в такт ее болтовне. Он почти забывает о присутствии Эрвина. Он смотрит вперед, на приближающийся город, и улыбается сам себе.

Школа совсем маленькая. Эрвин помогает девочке сойти с Мышеловки и обнимает ее. Леви никогда не видел, чтобы Эрвин кого-то обнимал, даже когда закончилась война, а тут еще и полдня не прошло, а он уже сделал это дважды. Он отворачивается.

— Веди себя хорошо. Я вернусь позже. Попрощайся с Леви.

— Ты уезжаешь?

— Да, мне пора домой.

— Но ты скоро вернешься?

— Возможно.

— Обязательно ходи в школу. Ты должен расти как положено, — она говорит так, будто это действительно ее волнует. Леви фыркает. Эрвин хмурится.

— Айрис, не груби Леви. Он такой же взрослый, как и я.

— Извини, — говорит девочка. Чтобы не быть голословной, она обнимает Леви, но не так отчаянно, как Габи, а почти неуверенно, нежно, словно боится, что ранила его хрупкую натуру. Леви похлопывает ее по плечу и проклинает себя.

— Пока, Леви! — Айрис ухмыляется. У нее нет доброй половины зубов. Леви наблюдает, как она убегает к своим друзьям.

— Так. Теперь на станцию, — говорит Эрвин, — если только ты не хочешь сходить со мной к кузнецу?

— Я не против, — отвечает Леви.

День теплеет. Тучи рассеиваются под пристальным взглядом солнца.

По пути он делится с Эрвином новостями о Ханджи. Леви думал, что это он потерял со всеми связь, но по сравнению с Эрвином он просто душа компании. Тот не то чтобы превратился в затворника, напротив, нужен и востребован в стольких местах одновременно, что прежнюю жизнь пришлось сбросить, словно старую кожу.

— Я рад за Габи и Фалько.

Леви не знает, имеет Эрвин в виду их карьеру или их отношения.

— Не уверен, что возвращение в армию после всех этих событий — хорошая идея, — говорит Леви.

— Возможно, не лучшая, но ведь они только это и умеют. Это их зона комфорта. Кроме того, меня утешает тот факт, что они вряд ли когда-то пойдут по стопам Марли, после всего, что они видели и пережили. Если уж на то пошло, новая армия должна состоять исключительно из тех, кто больше всех потерял на войне.

— Я думаю, ты слишком позитивно настроен.

— Так разве это не хороший знак? — Эрвин ухмыляется. Они препираются как в старые добрые времена. Леви замолкает.

— Я не знаю, как ты превратился из прежнего зануды в деревенского увальня с мукой на воротнике, — говорит Леви. Эрвин смеется.

— Поверь мне, это был тернистый путь. После того, как все закончилось, я долго предавался размышлениям и переживаниям. Тебе просто повезло, что ты в этот момент не был рядом. Я больше не мог оставаться прежним. В Новом мире предстояло сделать так много, к тому же нельзя вырастить ребенка, если застрял в прошлом и постоянно терзаешься чувством вины.

— Полагаю, ты прав.

Наверное, легче с надеждой смотреть в будущее, когда оно бегает перед тобой, дергает за рукав пальто и просит почитать сказку на ночь.

— Тебе одиноко, Леви? — спрашивает Эрвин. Леви видит впереди висящую вывеску кузницы.

— Нет, — говорит он. Ложь сойдет ему с рук, потому что формально это не совсем ложь. Конкретно сейчас ему не одиноко. Одиночество не преследует его постоянно. Скорее всего, ему станет одиноко в поезде по пути домой, но Эрвин не спрашивал про поезд.

— Я рад за тебя.

Кузнец уже ждет их. Эрвин передает ему кобылу, пока та пожевывает куртку Леви. Кузнец говорит, что забрать ее можно будет вечером.

— Думаю, мы идеально уложимся к поезду на десять тридцать, — говорит Эрвин. Леви шагает рядом с ним, не понимая, куда идет. Они, может, и выглядят как местные жители, неторопливо бредущие рука об руку, но Леви ничего здесь не знает. Он чужой в этом городе, и поэтому он считывает сигналы Эрвина: наклон его туловища, поворот головы, так что он может идти рядом, держась заданного Эрвином направления. Эта привычка так быстро и легко возвращается к нему. Ему приходится шире шагать, чтобы не отставать.

В городе паника: как же мне везет на такие вещи, думает Леви. Неожиданно жуткая картина: на отвернувшегося в тот момент рабочего упала новая водосточная труба. Она раздробила ему ногу.

— Доктор уже в пути? — спрашивает Эрвин уверенным командорским тоном, будто они наблюдают за катастрофой с вершины стены Мария. Вот только они смотрят на одинокого мужчину, держащегося за ногу. Он растерянно поглядывает на Эрвина, не теряя надежды.

— Да, — говорит кто-то. Леви нагибается, чтобы помочь другим высвободить ногу пострадавшего. Мужчина кричит. Крик набатом отзывается в душе Леви, вибрирует и гудит.

Фермер, с которым Леви накануне столкнулся на дороге, собирается обернуть куртку вокруг рваного месива, но Эрвин останавливает его.

— Нужно что-то почище, — говорит Леви. Да. Эта куртка вся коричневая от грязи. Для перевязки никуда не годится — слишком тяжелая. Крови не будет видно. Чей-то ребенок, идущий в школу, поднимает крик при виде этого зрелища. Мужчина тянется к Леви, как будто тот может что-то сделать. Ему бы лучше оставаться в лежачем положении. Леви игнорирует его руку и пытается придать себе обнадеживающий вид.

Эрвину дают чистую простыню прямо с бельевой веревки, и он, как может, перевязывает ногу: одной рукой обматывает ткань вокруг раны, пока Леви держит ее за свободный конец. Мужчина кричит. Они ждут врача. Подоспевшая женщина, к счастью, выглядит профессионалом своего дела. Они укладывают пострадавшего на тележку и везут в медпункт. Доктор похлопывает Эрвина по плечу.

— Спасибо за помощь, Эрвин.

— Придется ведь ампутировать?

— Скорее всего. Но он сильный, должен выжить.

Эрвин кивает с отстраненным видом. Он щурится от солнца и поворачивается к Леви.

— Думаю, ты не успеешь на поезд.

Его голос немного напряжен. Взгляд стал пустым.

— Все нормально. Уеду на следующем.

— Хочешь чаю?

— Давай.

Эрвин кивает сам себе, глядя на кровавое пятно на дороге, оставшееся после корчащегося в агонии тела. У Леви звенит в ушах. Он хочет постучать себе по вискам.

— Нам снова придется подниматься пешком на ебучий холм? — говорит Леви, и обстановка разряжается. Эрвин коротко усмехается.

— Боюсь, что так, ведь лошадь у кузнеца.

— Прекрасно. Тогда пошли скорее. Когда следующий поезд?

— В четыре.

Леви кивает. На Парадизе тихо. Здесь легко дышится, и куда ни глянь — всюду небо.

Дома тоже воздух и небо. Там, где он теперь живет. Его новый дом, его настоящий — тот, за который он боролся, тот, о существовании которого он не знал, пока... ну... это его...

Они поднимаются на холм медленно, не торопясь. Вчера он шел по этой же дороге весь промокший, рюкзак оттягивал ему плечи, а внутренний голос одновременно подталкивал вперед и тянул назад, к поезду. Сейчас все трудности, опасения и усталость кажутся глупыми. Такими далекими. Они останавливаются, чтобы окинуть взглядом долину и перевести дух. Эрвин расспрашивает о Габи и Фалько. Ветерок треплет его волосы, на воротнике остался след от зубной пасты, а на манжете — кровь. Леви думает о предстоящей поездке.

***

</p>

Леви не знал, что Пиксис умер. Эрвин протягивает ему чай и сухо перечисляет факты, словно старые боевые сводки.

— Как это произошло?

— Похоже, печень отказала. Все случилось очень внезапно.

Леви фыркнул, ругая себя за бесчувственность:

— Не могу сказать, что удивлен.

— Думаю, он это предвидел, — говорит Эрвин. Рубашка Леви уже высохла, так что он снова надел ее. Ему больше не нужна одежда Эрвина. Он уйдет с чем пришел, ни больше ни меньше.

Эрвин делает глоток чая, ставит чашку и начинает наводить порядок в комнате. Повсюду разбросаны детские книжки и игрушки. Должно быть, он каждый день прибирается, пока дочка в школе.

— Я был на его похоронах, — добавляет Эрвин.

— И как?

— Было странно. У него не осталось ни семьи, ни друзей. Большинство командиров отряда в его полку погибли во время войны. Думаю, он удивился, что выжил тогда.

— Да как и все мы.

В этот раз чай недостаточно горячий, но зато заварен как надо. Эрвин пьет свой с молоком. Он, наверное, не так уж и часто заваривает черный чай. Или все-таки угощает иногда ворчливого фермера или умницу-доктора? Кажется, его знает весь город. Каково это — вызывать доверие и восхищение, не прикладывая для этого усилий, где бы ты ни находился?

— Я не удивился, что ты выжил, — говорит Эрвин слишком быстро и непринужденно, чтобы это сошло за мысль, которая только что пришла ему в голову: он думал об этом. Это хорошо известная ему истина. Он добавляет, все так же небрежно:

— А вот я — да. Командирам редко выпадает роскошь уйти на пенсию.

— И все же вам троим удалось.

— Чудом. Чтобы потом печень отказала.

— Не думаешь, что он бы так и так предпочел такой конец? Настоящая роскошь — это не выход на пенсию, а право выбрать собственную смерть. Как уйти из этой жизни, понимаешь? — говорит Леви. Когда он поднимает глаза от своей чашки, Эрвин смотрит на него.

— Ты много говоришь о смерти.

— Я много о ней знаю, — он пожимает плечами. — Не все мы обзавелись детьми.

— Ты когда-нибудь думал о своих?

Леви усмехается:

— Я думал, ты меня знаешь получше, командор.

— А как же Габи и Фалько? Я думал, забота о брошенных — для тебя естественное занятие.

— Нянька из меня так себе.

— Ну уж прямо? — губы Эрвина дрогнули в усмешке, очень добродушной и легкой. Леви задыхается от внезапного прилива нежности и запоздало понимает, как сильно он скучал. Как он раньше жаждал, что настанет день, когда они будут просто сидеть и разговаривать, не затянутые больше в жгуты и ремни УПМ. Он смотрит на пустой камин, а не Эрвину в глаза.

— Ой, — Эрвин заметил кровь у себя на манжете. Леви не может понять, почему не сказал ему об этом раньше. Эрвин отстраненно рассматривает пятно.

— Я сейчас вернусь, — он встает и исчезает на кухне. Леви слышит, как из крана полилась вода. Он ждет. Через несколько минут до него доносится звук рвущейся ткани.

Он идет за Эрвином. Тот стоит над раковиной, зажав ткань зубами. Он оторвал манжету и половину рукава впридачу. Он оглядывается на Леви в дверном проеме и замирает. Ткань падает в раковину.

— Ты в порядке?

— Да. Да, прости, пятно не отстирывалось, так что я…

Леви смотрит на эту картину и даже не пытается помочь. Это жестоко — оставлять Эрвина вот так барахтаться в тишине. Но тот на кой-то черт превратил стирку рубашки в расправу над ней. Это только усугубляет проблему. В этом действии нет ни капли логики. Эрвин это знает. Он смотрит на оторванный конец рукава и молчит. Леви не вмешивается.

— Все нормально.

Леви едва соображает, что делает: подходит к Эрвину, подбирает обрывок рукава и поворачивается, чтобы бросить его в печь. Угли с фырканьем разгораются. Леви захлопывает дверцу. Эрвин наблюдает за ним. Как же он побледнел.

— Ты точно в порядке?

Эрвин кивает, но бледность проступает теперь еще и на губах. Его взгляд расфокусирован. Леви опасается, как бы он не упал в обморок. Почти смехотворная мысль.

— Садись, — он подходит к Эрвину, кладет руки ему на предплечье и подталкивает со спины, чтобы тот сел в кресло. Оно кажется слишком маленьким для Эрвина, словно он взрослый, очутившийся вдруг в детском домике. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но почти сразу закрывает его. Леви приносит ему воды.

— Никогда не думал, что стану свидетелем того, как Эрвин Смит побледнеет при виде крови, — он бормочет, чтобы скрыть беспокойство, и побуждает Эрвина выпить воды. Рука Эрвина дрожит. Почему рука Эрвина дрожит?

— Я думал... — он снова пытается что-то сказать. И снова неудачно. Желудок Леви сжимается.

— Ты не заболел? Позвать врача?

Взгляд Эрвина такой отстраненный. На лбу выступили капельки пота. Леви напряженно следит за тем, как он смотрит на свою отсутствующую руку, а затем снова погружается в раздумья.

— Нет, я... я знал — я думал, что еще будет время, может, я схалтурил...

Леви не понимает, о чем говорит Эрвин.

— Ты не схалтурил. Ты все правильно сделал, — Леви не понимает, о чем говорит он сам.

Рука Эрвина дрогнула. Бокал падает и катится по полу. Вода теперь повсюду. Леви вытирает ее и приносит еще. Затем садится рядом с Эрвином, пытаясь привлечь его внимание.

— Эрвин. Что мне сделать? Позвать кого-нибудь на помощь?

— Нет. Я сам, — говорит Эрвин, а потом повторяет, но тише. — Я сам.

Леви понятия не имеет, что делать. Так он и сидит, уговаривая Эрвина выпить еще воды, но он не хочет, он как будто даже не видит Леви. Он скрипит зубами и раскачивается на стуле. Беспокойно моргает. Словно спит. Словно видит сон.

Леви смотрит на часы. Три тридцать.

— Когда у Айрис кончаются уроки?

Ее имя пробуждает что-то в сознании Эрвина:

— Пять… четыре. Четыре... в четыре, — он бормочет, словно пытаясь зафиксировать это в памяти.

Они еще могут успеть вовремя, если выйдут прямо сейчас.

Не хочется оставлять Эрвина одного, но он не может бросить ребенка. Он снова смотрит на часы. Черт.

— Так, я схожу за ней. Заодно заберу лошадь, — он ходит вокруг Эрвина, натягивает пальто и ботинки. Эрвин моргает, поначалу провожает его взглядом, но вскоре теряет фокус и снова уходит в себя. Леви роется в кухонных ящиках, находит три кухонных ножа, кладет их в сумку и перекидывает ее через плечо.

— Ну же, — он подталкивает Эрвина в сторону коридора, к лестнице. Он большой и тяжелый, к тому же едва стоит. Он идет, куда надо, но медленно, еле-еле переставляя ноги. Леви удается довести его до спальни. Он открывает дверь плечом.

Спальня Эрвина выглядит аккуратно и сдержанно. Там стоят двуспальная кровать и много книжных полок. На двери шкафа висит зеркало. Из окна открывается вид на загон. Больше Леви ничего не успел отметить, пока подталкивал Эрвина к кровати.

Он придерживает командора за здоровую руку, потому что с культей так и не смог освоиться. Наклоняется, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Оставайся здесь. Попробуй отдохнуть. Не делай глупостей, слышишь меня? Я постараюсь вернуться поскорее, и если ты, не дай бог, упадешь с лестницы или еще чего, я сломаю тебе шею, если еще будет, что ломать.

Эрвин пристально смотрит. Между его бровями появляется складка. Он медленно дышит ртом.

— Эрвин. Ты слышишь меня?

Тон, должно быть, сработал — жесткий, не подразумевающий возражений, как в старые добрые времена. Не то чтобы раньше Эрвина можно было таким пронять. Во всяком случае, сейчас получилось: он коротко кивает. Леви встает.

— Хорошо.

И он уходит — закрывает дверь, проходит через ворота и снова спускается вниз по холму.

Как же заебала эта дорога.

Он подходит к школе вовремя — как раз вовремя, чтобы прикинуть, как это выглядит: ребенка Эрвина забирает непонятный мужчина, которого никогда раньше не видели в городе: невысокий, хмурый, нелюдимый и странный, явно не родственник. Он минут пять раздумывает над этим, но тут дети выходят, и Айрис замечает его. Она улыбается и радостно бежит к нему. На коленке у нее царапина.

— Леви! — радуется она.

— Привет. Я пришел забрать тебя. Ничего страшного?

Ее учительница хмурится, но Айрис кивает ему и потихоньку идет к дороге, прищурившись. Леви идет за ней.

Взять ее за руку? А если она убежит? Или кто-то в городе решит, что он ее похищает? Сможет ли он вспомнить дорогу к кузнецу? А если она голодна? Или слишком устала, чтобы ехать верхом?

— А где папа?

— Он… — лучше не пугать ее: она очень смышленая, — он не очень хорошо себя чувствует. Он сейчас отдыхает и ждёт тебя дома.

— Он снова вернулся? — спрашивает она. Ее волосы совсем растрепались. Сколько вопросов. Айрис этим так похожа на отца, что Леви не может спокойно смотреть на нее.

— Что? — ему наконец удается. Она выглядит невозмутимо. — Куда вернулся?

— Папа иногда возвращается. Кажется, что он здесь, но нет. Он там, где был раньше.

— Ох. Понятно.

Она пинает камешек, царапая свои маленькие туфельки. Ее ранец болтается на одном плече.

— Давай я возьму, — говорит он и забирает ранец; кажется, она этого даже не замечает.

— Иногда папа возвращается, когда мы катаемся верхом. Однажды он упал! Было смешно, и он повредил тогда ногу. Но обычно он возвращается у себя в кресле. Я думаю, ему так легче туда попасть.

— Ясно.

— Вы подружились, когда меня еще не было? Ты тоже возвращаешься? — спрашивает она. Леви хмурится.

— Нет. Я не возвращаюсь.

— Папа говорит, что ему от чего-то стало плохо, но теперь все позади, но иногда ему приходится возвращаться.

— Тебе страшно?

У меня, блять, душа ушла в пятки.

— Да. Иногда.

— Но ты за ним приглядываешь?

— Конечно, — она улыбается. Какая она солнечная. Что это сейчас было?..

— Хорошо. Значит, с ним все будет в порядке, пока ты рядом.

— Папа говорит, что я не могу приготовить ему чай или пирог, потому что горячая вода — это опасно. Вредно для кожи. Но я ему сказала, что я же принимаю ванну — и там горячая вода!

Всю дорогу до кузницы она пребывает в хорошем настроении. Кузнец узнает Леви и, видимо, решает, что Эрвин заболел и доверил своему гостю забрать лошадь. Присутствие его дочери наверняка помогает. Он молча оглядывает Леви и сажает Айрис в седло.

Леви подтягивает стремена. Айрис в очередной раз отвлеклась и рассеянно смотрит на кузницу.

— Я…хм…

— Не беспокойтесь. Все уже оплачено.

— Отлично. Спасибо.

Девочка слегка покачивается в седле, пока Леви торопливо ведет их домой. Она сначала много говорит, а потом замолкает. Леви жалеет, что не может подобрать нужных слов. Она, наверное, переживает. Надо успокоить ее.

Он помогает Айрис сойти с лошади. Девочка бросается прямо ему на руки. Леви силы не занимать, но она же этого не знает. Не надо ей так слепо доверять каждому встречному.

Но кто здесь может навредить ей?

Когда они прибывают, как раз начинается дождь. На горизонте сгустились сердитые тучи. Леви ставит лошадь в конюшню.

Дверь не заперта. Конечно, у него же нет ключа, это не его дом. Она вбегает внутрь. Леви заносит их сумки в прихожую.

Эрвин сидит за столом. Он смотрит на них с облегчением. Девочка с размаху обнимает его.

— Папа, ты снова с нами?

Эрвин, кажется, все еще немного заторможен. Его взгляд устремлен на Леви.

— Ты опоздал на поезд, — говорит он.

— Да, — Леви тяжело опускает сумку на стол. Ножи внутри звенят друг о друга, как колокольчики на ветру. — Я опоздал на поезд.

— Мне так жаль, я... — Айрис гладит его бороду, все еще довольная — возможно, от того, что вернулась домой? Ее глаза, которые она унаследовала от Эрвина, полны любви к нему.

— Не извиняйся. Все в порядке, — он кладет ножи на место под пристальным взглядом Эрвина.

— Как прошел твой день, в школе все хорошо?

В кухню прокрадывается закат, и Леви бросает взгляд на горизонт, где солнце цепляется за облака.

— Да. Мы повторяли сложение. Я упала, — она забирается к нему на колени и показывает свое колено. Эрвин цокает языком и слегка приподнимает ее ножку, показательно осматривая ее.

— Думаю, отрезать не придется, — говорит Эрвин серьезно и прямо. Он поднимает ножку повыше, чтобы поцеловать ссадину. Она хихикает.

— Оставайся на ужин, Леви. А еще лучше на ночь, если на то пошло. Поедешь на завтрашнем поезде, — говорит он, не глядя на Леви.

— Хорошо. Спасибо.

— Хочешь помочь с ужином?

Айрис кивает, как будто воспринимает это всерьез.

— Умница. Сходи помой ручки.

Она убегает. Эрвин долго смотрит в одну точку, а затем поворачивается к Леви.

— Прости меня. Я должен был предупредить.

— Ты когда-нибудь оставлял ее раньше?

Эрвин растерянно моргает:

— Нет. Максимум, на несколько минут.

Леви пожимает плечами:

— Тогда все в порядке. Ты прям как знал, что можешь на меня положиться.

— Я не должен был на это рассчитывать.

— Ты же не мог ничего поделать, — он снимает пальто. Оно наконец-то высохло.

— Ты когда-нибудь?..

Леви мрачно качает головой:

— Снятся кошмары, но я не... возвращаюсь.

Тень от улыбки. Эрвин вяло моргает.

— Ты был Сильнейшим.

— Не говори так. Дебильное прозвище, — Леви начинает заваривать чай. Когда Эрвин это замечает, он встает и берет чайник из рук Леви.

— Это правда, но я пощажу твою скромность, — говорит он.

— Часто это случается?

Эрвин пожевывает щеку изнутри. Леви наблюдает, как кожа натягивается от движений его челюсти.

— Чаще, чем Айрис об этом узнаёт. Раз в несколько дней. Иногда получше, иногда похуже.

— Хм, — Леви не знает, что сказать.

— Обычно я просто… отстраняюсь. Как правило, не проявляю агрессии и не паникую. Просто...

— Отсутствуешь.

— Да. Ей пришлось научиться жить с этим. Я пытался объяснить, но она еще слишком маленькая для таких неприятных нюансов.

— Она скоро узнает. Ее отец — знаменитость.