Глава первая (2/2)

Стрелки часов показали двенадцать. Уже была глубокая ночь, и только снаружи было слышно, как усердно пробивается ветка платана, стуча в такт по стеклу. Спустя двадцать минут, примерно, почти все служанки закончили убираться и спокойно пошли в свои комнаты.

— Ты чего не идешь, Ноа? — зевая, спросила Грета. Ее глаза тяжело открывались, а тело трещало по швам.

— Мне осталось совсем чуть-чуть, и я тоже пойду.

— Тогда потушишь за собой камин, да?

— Да, конечно, — сонно сказала девушка, — я почти закончила.

В комнате воцарилась тишина, и только треск камина заглушал белый шум. Голова уже не держалась прямо, а стремилась побыстрее оказаться на подушке.

***

</p>

Три стука в дубовую дверь. Ответа не поступило. Тогда служанка снова постучала, чуть сильнее.

Она опустила голову; тонкая линия просачивалась сквозь небольшую щель.

— Михела, это ты? — прозвучал бархатный голос.

— Да, мадам, — ответила ей служанка. — Могу я войти? — и, услышав характерное «ага», она послушно вошла внутрь.

Комната с высокими потолками казалась такой крошечной — по полу были разбросаны ткани, шелковые платья и разорванные шторы. Угли тихонько скрипели и догорали. Михела повертела головой по сторонам, заметив отсутствие госпожи. Голос доносился из распахнутой двери на балкон.

Она сидела в расслабленной позе, держа мундштук в правой руке, а левой придерживала голову. Ветер продувал с севера, и на улице было очень холодно и мокро, отчего Михела резко вздрогнула. Поставив бутылку вина на столик, она отошла в сторону.

— Может, принести вам плед?

— Нет, не нужно, — махнула та рукой.

— Холодно ведь, до костей пробирает.

— Не могу дышать внутри, — угрюмо произнесла леди Димитреску, — впрочем, если хочешь, можешь составить мне компанию.

— Я бы с радостью, только завтра много работы, — сделала она паузу, — сами понимаете. К слову о завтра — есть ли еще какие-то пожелания, касаемые посадки гостей?

— Это последнее, о чем я сейчас думаю. Хотя, — она ехидно улыбнулась, — можете посадить Карла поближе к туалету. Он совсем не умеет пить.

— Осмелюсь спросить, госпожа, зачем, собственно, его вообще приглашать, если вы едва терпите его присутствие?

— К сожалению, он — часть клана, и не пригласить его было бы равносильно предать семью. А ты сама знаешь — в семье не без урода, — сказала она хладнокровно, разведя руками. — Поэтому на таких мероприятиях подают алкоголь, очень много алкоголя.

— Тогда я удостоверюсь, что поднос с вином будет стоять ближе к вам, — улыбнулась Михела.

— Как ты думаешь, — Альсина повернулась к ней, — она придет?

Михела пожала плечами.

Ветки деревьев зашелестели; ветер поднялся, и снова пошел снег. Небо окутало тучами, и звезды были сокрыты от людское глаза. Немного погодя, госпожа продолжила:

— Хотя, наверное, ты права. Уже довольно холодно. Принесешь мою белую накидку? Я еще посижу.

***</p>

Ночь была неспокойной, как и все ночи до этого: ветки платана из-за сильного ветра непрерывно били по стеклу, а собаки, что то и дело кружили вокруг замка, долго лаяли.

Ей снился кошмар. Один и тот же — все тот же кошмар, как и все ночи до этого. Ноа вздрогнула от резкого стука в окно — оно разбилось, а на полу в осколках лежала полудохлая летучая мышь. Из дыры в окне просочился холодный ветер, и девушка натянула одеяло по шею, чтобы вновь согреться.

Соседки до сих пор спали. Любые шорохи или даже звуки разбитого стекла не были помехой для их крепкого сна. Она сжалась вдвое, доставая руками до пальцев ног, и в позе зародыша попыталась вновь заснуть.

Она снова вздрогнула, но уже от странных звуков снаружи, больше походившие на шарканье обуви, или же это ветви деревьев так искусно разыгрывали. Ноа встала с кровати, завернувшись поглубже в дырявое одеяло, и решила сделать несколько шагов, успокоить нервы и потом попытаться поспать хотя бы пару часов. Пол был холодным, но босые ноги легко ступали по плитке — она взяла в руки свечку и отправилась подышать. В глубине души она надеялась, что в конце пути никого так и не встретит, что это просто ее воображение пытается оттянуть от сна.

Ночью замок казался таким небольшим. Темнота сдвигала стены все ближе и ближе — он словно чувствовал, что девушка здесь чужая, что ей здесь не место. Рассмотреть ничего не удавалось — уж слишком она боялась взять что-то в руки и нечаянно уронить, разбудив этой оказией весь замок. Все так же пахло сыростью и жжеными бревнами, и Ноа подумала, что где-то прогревали камин. Коридоры казались все длиннее и запутаннее, словно Иерихон, только в румынском стиле. От страха она начала чесаться, скребя своими ногтями огрубевшую кожу. Она чесалась и чесалась до крови, ковыряя болячки на животе в надежде, что успокоится, но в итоге пришлось бить саму же себя по рукам.

Она обернулась назад, чтобы не забыть дорогу обратно в комнату, но темнота заполняла пространство быстрее, и спустя несколько минут девушка оказалась в гостиной. В камине лениво догорали угольки, и догадки оказались верны: кто-то в эту неспокойную ночь тоже не мог заснуть. Она подошла поближе, протянув заледеневшие руки к очагу, но тепла было недостаточно, чтобы полностью согреться. Камин приятно скрипел, искрился, и в нем мало-помалу догорали угли. Ноа присела на диван и подложила ладони под щеку, слушая, как завывает сквозняк, открывая двери в комнаты туда-сюда, словно старый хозяин дома. Она почувствовала легкую дрожь в ногах, но была такой уставшей и опустошенной, что сразу же провалилась в сон.

Едва упав в сон, она вспомнила, как в детстве, в подобные шумные ночи, также пугалась непогоды. Ее мать никогда не пела ей, когда она была ребенком, но, могу поклясться, Ноа слышала чей-то голос, ласкавший уши. Он был настолько тихим и нежным, но в то же время достаточно громким и обволакивающим, чтобы добраться до пяток и пробежаться мурашками обратно до макушки, и засесть там, вырыть себе яму и заснуть.