Часть 2 (1/2)

Едва Наруто берёт на руки Сараду, Саске достаточно взгляда, чтобы понять — он хотел девочку. Быть может, бессознательно, потому что и рождению Боруто был несказанно рад, но реакция на Сараду чересчур очевидная. Вначале Саске думает, что только ему.

Какаши, опирающийся на спинку дивана, и Сакура на диване, рядом с Наруто, озадаченно-умилённо улыбаются, а затем переглядываются, одновременно бросая взгляд на Саске. Он никак особо не подаёт знака, что тоже понял, но его подаёт Наруто лучше любого обличающего аргумента. Сам себе судья, палач и господь бог, он шепчет:

— Сарааада, какая же ты принцесса, — качает из стороны в сторону, играясь с понимающей его кокетства без недели месячной малышкой. — Какая же красивая и удивительная! — продолжает восторженно шептать.

Хорошо, что Хината не видит, — отстранённо подмечает Саске. Её и так не взяли в тусовку команды номер семь вместе с её сыном, так ещё и реакция Наруто — она разбила бы ей сердце. Несмотря на то, что Наруто был далеко не несчастлив сыну, его безмерная, эйфоричная радость появлению Сарады была ужасающе компрометирующей.

Он улыбается, а затем издаёт неприличные звуки, высовывая язык. Саске со своего роста видит, как вначале Сарада открывает рот в беззубой беззвучной улыбке, а затем кряхтяще смеётся.

Её не укутывают в тысячу одеял, и она с лёгкостью откидывает складки своего хлопкового покрывальца и тянет белые ручки к лицу Наруто. Он, будто пьяный, затаив дыхание наклоняется к Сараде, и она имеет удовольствие ощупать его колючие щёки.

Саске знает, потому что лишь пять минут назад стоял к нему так близко, что способен был рассмотреть каждый крошечный колючий волосок щетины.

Какаши с Сакурой переглядываются, но на Саске больше не смотрят. Он не подходит, не желая обозначать желания поучаствовать в разговоре.

— Подними её к себе, — подсказывает Сакура, и Наруто испуганно-восторженно смотрит на неё исподлобья, — она обхватит тебя руками.

Саске кажется, что Наруто сейчас заплачет. Сарада, влюблённая в голубоглазого, пахнущего цветами Наруто не меньше, чем он в неё, обнимает его шею и заливисто угукает в щёку. У него красные глаза.

Сакура хихикает, а Какаши сокрушённо улыбается, прикрывая глаза. Саске кажется, что вот он — этот ребёнок — почему-то именно он оказался общим для команды номер семь. Возможно, потому что его мать Сакура. Она сейчас связана с Наруто сильнее, чем, быть может, сам Саске — одной только любовью к Сараде.

— У меня сейчас разорвётся сердце, — как бы отвечая на его мысли, лепечет Наруто, обнимая Сараду в ответ и бормоча: — Какая же она милая принцесса…

Он не переставал без умолку повторять: «принцесса, принцесса».

Именно подсознательное желание стать отцом именно девочки, а не мальчика, объединяло их в этом вопросе. Саске долго рассуждал, почему. Почему мысль о мальчике чужеродна и невозможна, почему доставляет столько дискомфорта.

Ему ничего не осталось, кроме как взглянуть на ситуацию критически и понять, что его поведение и безотцовщину, грозившую ребёнку неминуемо, сможет пережить только девочка. Сможет перетереть, смириться, стерпеть и, в конце концов, неминуемо проявить милосердие. Сможет жить, позволяя ране рубцеваться, позволяя обиде и вопросам забываться, как делали все его подруги. Что Сакура, что Карин, до сих пор не до конца перемололи свои страдания, но их обеих скрепляли теперь не только они сами и Саске.

Карин, как сейчас Наруто, со слезами на глазах расколола своё израненное сердце и вложила Сараде в ладошки львиную его долю, захватив вместе с ней ту часть, что была когда-то обещана Саске. Ещё не успело пройти много времени с отъезда, как Сакура позже прислала письмо: Карин невероятно сложно давались визиты в Коноху с её травмами после отдела допросов, но она пересилила себя. Потная и дёрганная, она доковыляла до квартиры Учиха, чтобы повидаться со крошечной подругой и воровкой чужих сердец.

— Скоро она начнёт ползать? А почему ты назвала её так? А она уже понимает… — и ещё десять тысяч любопытных вопросов Сакуре, без конца улыбающейся. Она тоже была счастлива своей дочери. Она так и сказала:

— Я знала, что она мне нужна, с самого начала.

И, как оказалось, Сарада была нужна не только ей. Так удивительно было наблюдать за любовью, расцветавшей в груди и отражавшейся в глазах каждого, кто на неё смотрел.

Себя Саске гордо именовал бесчувственной оглоблей на фоне своих друзей и даже Какаши, по которому также понял, что тот явно будет любить Сараду намного больше, чем того же Боруто, каким бы похожим на Наруто тот ни был.

Он долго смотрел на Наруто и рефлексировал свои чувства. Вот он, вторая половина его души, Хагоромо, Ашура, Хаширама. Свет Солнца, озаряющий Луну, мерцающую серебром в его свете. Человек, отдавший свою жизнь для его. Он снова расколол свою душу, но теперь вручил целый её кусок его дочери, когда сам Саске поскупился даже на каменную крошку своей.

Саске пришлось выйти. Он очень быстро устал от компании и снова хотел оказаться в одиночестве.

Пока думал, время пробегало незаметно. Ночью особенно легко и быстро он отпускал минуты и часы, рассуждая, чего же он хочет именно сейчас. Даже досадно становилось от того, что Наруто его не держал. Он спрашивал, а затем нехарактерно для себя молча выслушивал решение Саске. Это и радовало, и в какой-то степени обижало. Они оба знали, что в данном вопросе трепыхания Наруто ничего не изменят, но спустя несколько лет после конца войны Саске нашёл в себе силы признаться, что он совсем не равнодушен к этим попыткам, которые в перспективе могли увенчаться успехом.

Да только Наруто никогда не спрашивал, могли ли.

Он положил ему ладонь на здоровое плечо через двадцать минут после ухода. Он быстро его нашёл, прокомментировал Наруто. Остался ещё ненадолго, чтобы побыть с Сарадой.

Почему Наруто никогда не спрашивал, есть ли у его попыток шанс?

— Тебе не холодно? — интересуется Узумаки, опускаясь на камень рядом. В это время скала совершенно пустая и очень ветренная. В начале мая непривычно свежо. «Весенний мороз», — как шептала ему когда-то мама на ушко и запахивала куртку плотнее. Просила Итачи следить за шапкой и на своей, и на голове брата.

— Нет, — сжав зубы, отзывается Саске. Не выпрямляется, чтобы себя не компрометировать, но и не стучит зубами. К тому же, когда холодно, лучше думается.

Звякает молния кофты, и Саске накрывает впитавшийся в ткань жар чужого тела. Его остывшая кожа вновь принимает кровь в расширившиеся капилляры, а заместо дрожи приходит спокойствие. Нет сил даже сбросить.

Наруто внимательно смотрит на него, сидя боком в одной футболке, когда как Саске не отрывает взгляда от сияющей цветными ночными огнями и настольными лампочками квартир Конохи. Мысли его далеко, а тело, как воск, становится мягче от тепла.

— Спасибо, что принимаешь меня, — говорит Наруто, упирая подбородок в колено. — Порой мне кажется, что, отдав за тебя жизнь, я так и не наберусь смелости обнять. А тут, — он дёргает рукав своей оранжевой кофты, — почти объятие.

Как бы ни хотел проявить отдачу, Саске отчего-то продолжает молчать и только и молит о том, чтобы его поведение не выглядело как отказ.

Учиха делает над собой усилие, для верности закрывает глаза и слегка наклоняет голову вбок. От шума в ушах не слышит, как замирает дыхание у Наруто. Он придвигается ближе и кладёт подбородок Саске на плечо, и их лоб и висок соприкасаются. Совсем как в день первой встречи Саске с Боруто.

Наруто глушит свой голос, непонятно, намеренно или случайно.

— Сарада такая милая. Не могу только понять, на кого похожа.

Саске хочет пожать плечами, но вместо этого шумно выдыхает.

— Не знал, что ты любишь детей.

Наруто сокрушённо хмыкает.

— Я сам не знал.

— Выглядите с Сакурой, как семейная пара, — бормочет Саске, думая о том, как логично это было бы.

— Ты просто не видел её и Какаши. Прямо-таки властная жёнушка и заботливый папа, — смеётся Наруто, медленно замолкая.

Они сидят в тишине, несмотря на бессмысленную болтовню, призванную отвлечь от кончика носа Наруто, то и дела касающегося щеки Саске.

— Мне всё равно, — устало резюмирует Учиха и понимает, что это край кинжала его честности, который он не обнажал до рукоятки даже перед собой. Его внутренности немного дерёт тоска, тонкой струйкой стыда поливая раны, но всё не из-за Сакуры или Сарады.

Его лицо накрывает тень, пока он ждёт ответа.

— Ничего страшного, — глубоко вздыхает Наруто, а затем вдруг одной ладонью прижимает голову Саске к своему лбу.

Гладит вверх-вниз. Мимолётом зарывается в волосы. Саске приоткрывает глаза и отстраняется на миллиметр, чтобы взглянуть в лицо Наруто.

Его умиротворение и спокойстве, подобно урагану, ввергает Саске в смятение.

Наруто наклоняется обратно, и теперь их носы и щёки тоже соприкасаются. Наруто закрывает глаза. Глубоко, сонно дышит.

— Ничего.

***</p>

— К маме пришёл незнакомый дядя.

Какаши хмурится и замирает с ручкой над бумагой. Секунда ему требуется, чтобы отложить её и взглянуть со всем вниманием на болтающую на гостевом кресле ногами Сараду. Он замечает, что её озадаченное настроение ему не привидилось с самого начала.

— Что за дядя, Сарада? Он тебя обидел?

— Нет… — неуверенно роняет девочка, и её маленькие гладкие бровки сходятся на лбу домиком. — Нет, не обидел.

Какаши, разумеется, догадывается, кто этот дядя, смутивший Сараду одним присутствием.

Девочка смотрит на свои спокойно сцепленные в замок ладошки на полах цветастого бархатного сарафана. Утром Сакура завязала ей хвостики резиночками с висюльками, а вечером Какаши поправил их, когда забрал Сараду из детского сада. По обычаю они проводили оставшийся час работы в резиденции, и Сарада играла в шахматы или нарды с ним, Шикамару, или сама с собой. Часто смотрела мультики и ела пирожное из кондитерской под резиденцией (потому она ни разу не протестовала против своего пребывания на рабочем месте Какаши). Часто, когда никого не было, а работа не кончалась, Какаши весь этот час дурачился с Сарадой за книжками или куклами.

Он обожал это время. Он обожал Сараду.

Какаши замечает, что ладошки её поблёскивают от пота. Она поковыряла свой капкейк, а затем вдруг попросилась посидеть рядом с Какаши, взобравшись на кресло.

— А что тогда произошло? — добродушно и мягко поинтересовался Хатаке, а затем отодвинулся немного от стола, постучав по своей коленке. Сарада, всё такая же задумчивая, думала не больше обычного: она резво сползла с кресла и оббежала стол, где Какаши усадил её на свою коленку. — Не расскажешь мне, Сарада?

— Мама ведь… может сказать неправду? — пролепетала девочка, и глаза её вмиг наполнились слезами.

Какаши, привыкший к детским слезам, всё же немного опешил.

— Ну конечно нет, цветочек. Мама тебе никогда не солжёт.

То, что должно было возыметь эффект терапевтический, вызвало ровно противоположную реакцию: щёчки покраснели, а личико скорчилось в гримасе. Она тихо захмыкала, и Какаши мгновенно взял её ближе к себе на руки.

— Какаши, она сказала, что тот дядя — мой папа… но мой папа ведь ты, да? Да? — и новый поток рыданий с, разумеется, криком.

Шикамару заглянул вообще невовремя. Его глаза расширились, как два блюдца, и ещё до многозначительного взгляда Какаши в его сторону, дверь захлопнулась.

Буквально пару недель назад, как назло, у них с Сакурой состоялся разбор полётов, кто же такой Какаши. Сарада в своём упорстве идентифицирования его как отца не знала границ. Когда Боруто на всю улицу орал Наруто «папа», Сарада исподтишка рассматривала Какаши.

Ей было четыре. Она была очень осторожна. Она без конца сравнивала Наруто и Какаши, себя и Боруто. Долгое время Наруто и Какаши выполняли для неё примерно одни и те же функции, ровно до тех пор, пока в семье Узумаки не появилась девочка.

— А какая у тебя фамилия, Какаши? — спрашивала Сарада как бы между прочим, прекрасно помня свою, мамину, фамилию Наруто.

— Хатаке, Сарада-чан, — кивал Какаши, сжимая её ручку ровно три раза по пути из детского сада. У них был один общий секрет — три быстрых пожатия ладошки означали «я люблю тебя». Чуть-чуть позже Сарада не удержалась и поделилась этим секретом с Наруто. Признаться, Какаши даже слегка ревновал их абсолютно чистой и милой дружбе. Наруто делал всё, даже больше порой; для Саске, для Сакуры, для Сарады. Для себя самого. Невозможно было не заметить, как вобрал он в себя то, от чего в Саске остались развалины, и снова подкрепил собственной поддержкой.

— Угу, — пробормотала Сарада, сделав определённые выводы.

Какаши знал, что обстоятельная беседа с Сакурой не за горами.

— Какаши, а почему ты живёшь не с нами? — спросила через пару дней Сарада, когда они ели на лавочке такояки и придумывали истории о прохожих.