Часть 17 (2/2)

— Ничего не сказала. Просто забрала парня и уехала.

Голубин сразу же начинает возмущаться на Лазина, мол, зачем надо было говорить мне и прочее. На самом деле никакой обиды у меня нет, и уже не будет. Я привыкла быть лишней в семье, в компании друзей, в универе. Но я рада, что Леон получает ту любовь и заботу, которую не получала я.

Уже вечером мы с Голубиным сидели за столом и обсуждали произошедшие события. Как выяснилось, начальник мой вовсе не пострадал, а сейчас находился у себя дома и ждал пока я отправлю ему ту круглую сумму, из-за которой и начался весь сыр-бор. Определённо, я точно была везучей. По-другому и не скажешь. Но в этот раз Голубин успел, а если в следующий не успеет?

— Я пытался приготовить сам, — неловко оглядывает стол, — но в итоге пришлось заказать.

— Какое счастье, что ты всё же сделал заказ, Голубин. — Смеюсь, когда вижу грязные кастрюли, ложки и порубленную морковь, которая должна была отправиться в суп. Что ж, он явно старался.

— Знаешь, — ставит передо мной стакан с водой, — твой кот не жалуется на мои кулинарные шедевры.

— Боюсь, что если ты порубишь ему еду также, как ты порубил морковку, то он точно сбежит от нас. — Пушистый друг, словно член семьи, сидит на третьем стуле и разглядывает нас с большим любопытством. А когда понимает, что речь заходит за него, начинает тереться о ноги Глеба. Вот это предательство.

— Чем ты его соблазнил? — Удивляюсь этим нежностям, которые проявляет животное по отношению к Глебу, а в ответ получаю лишь высокомерный взгляд блондина. Вот так вот.

— Просто покормил его спустя день после твоего отсутствия. — Бедное животное осталось без еды, пока я искала новые приключения на свою задницу. Хуёвая из меня хозяйка.

— Я действительно перед ним виновата. — Поглаживаю пушистого, а тот сразу же запрыгивает ко мне на колени. Нога уже давно не болит, поэтому он устраивается прямо на ней и делает вид, что засыпает.

— Суд перенесли ещё на месяц. — Замираю, а потом медленно перевожу взгляд на Глеба. Когда думала, что убийца матери останется безнаказанным, я лишь строила догадки, а теперь они становятся реальностью.

— Как давно ты об этом знаешь? — Внезапный порыв слёз кажется надвигался на меня ураганом, поэтому каждое слово давалось с трудом. Либо все события слишком ярко сказались на моей психике, либо я просто схожу с ума. Эта излишняя эмоциональность начала надоедать.

— Узнал ещё тогда, когда был в Питере. — Голубин не лжёт, не приукрашивает. Говорит всё, как есть. И я ценю это.

— Понятно. — Совсем забываю о коте, располагающегося на моих ногах, и резко встаю, но в итоге чуть ли не падаю. Животное сразу же убегает, а искры в моих глазах от сильной боли бьют прямо в голову. Глеб сразу же подскакивает и крепко держит, не давая упасть.

— Я в порядке. — Опираюсь рукой на стол, пытаюсь выпрямиться, но ничего не получается. Ощущение, будто бы меня пинают ногами, не давая отдышаться.

Голубин сразу же тащит меня к кровати, но я лишь теряюсь и в итоге лечу прямо на паркет. Благо тот успевает меня словить. Уже в спальне он хватает телефон и собирается бить в колокола и кричать о тревоге, когда видит кровь на повязке. Но всеми уговорами я заставляю его отложить телефон в сторону и просто подать мне новый бинт. Картина занимательная. Если бы неделю назад мне сказали о том, что Глеб будет обрабатывать мне рану после огнестрельного, я бы засмеялась в голос и похвалила человека за его чувство юмора.

— Не туго? — Придерживая одной рукой меня, а другой обматывая рану бинтом, Глеб пытался сделать что-то наподобие повязки, но получалось, честно говоря, так себе.

— Дышать могу, значит нормально. — Аккуратно ложусь в кровать, пытаясь не задеть «сооружение» блондина и благо у меня это получается. Глеб шуршит какими-то пакетами, а я уже предвкушаю то, как он сейчас будет колоть мне обезболивающее, ибо терпеть я уже не могу.

— В руку? — Спрашивает он, откладывая в сторону ампулы.

— Да. Сможешь попасть в вену? — Сжимаю простынь и пытаюсь не орать от боли, иначе блондин точно растеряется ещё сильнее и я умру от болевого шока.

— Обижаешь. — Вводит мне ещё один стероидный укол за эти сутки и я сразу же кидаюсь в объятия к эйфории.

— Это был последний укол, больше делать не буду. — Голубин откидывает одеяло в сторону, а сам ложится рядом, прислоняясь всем телом ко мне.

— Обнимешь меня? — Касаюсь его татуировок, проводя кончиком пальца с их начала, до их конца.

Глеб прижимает к себе сильно, ледяные руки сжимаются где-то возле талии, не позволяя увернуться в сторону. Я зарываюсь пальцами в его шелковистые волосы и неистово прижимаюсь сильнее. Холодный ветер из открытого окна заставляет плечи дрожать, а кожу покрываться мурашками. Когда чувственные губы блондина касаются моих, заледеневших, сердце сжимается в трёхкратном размере. Голубин тянется к моей шеи, и его касания заставляют меня тяжело дышать. В комнате становится слишком жарко и даже ветер не спасает нас. Воздуха катастрофически мало, но это не останавливает ни его, ни меня. Руки Глеба уже блуждают у моей груди, а я пытаюсь справиться с назойливым одеялом, запутавшимся в моих ногах. Поцелуи становятся всё ниже и ниже, а мне словно сносит крышу от желания. Мы всегда занимались сексом громко, слишком грубо и вульгарно. Но в этот раз всё было намного чувствительнее. Так тонко и хрупко, что я чувствовала себя настоящей недотрогой. Поцелуи Глеба застывали на моём теле, как снег на заледеневшем окне, прямо как то касание наших рук в первую встречу.

Никаких разговоров. Только мы и наши губы.

За каждой большой любовью стоит большая история.