Часть 12 (1/2)

После нашего разговора с Глебом прошло несколько часов. Казалось бы, мы нашли ту грань, которая способствует нашим взаимоотношениям, но неприятный осадок после этого разговора оседает в моей груди на протяжении уже долгого времени. Каждый раз я оборачиваюсь и встречаюсь с его тёмно-зелёными глазами, напоминающие мне то самое затягивающие болото, в котором мы тонем. Сейчас Голубину приходится находиться рядом с матерью той самой Островской, которая погибла в стенах нашего университета несколько дней назад. Совершенно случайным образом, именно сегодня состоялись её похороны, медицинские экспертизы затянулись, и тело своей дочери родители Анжелики смогли получить лишь спустя несколько дней. Я наблюдала за тем, как они все обнимали Глеба, вытирая слёзы в уголках глаз. И никто даже не подозревал, что именно с ним она в тот день приняла слишком большую дозу фенциклидина. Мы оба знали, что об этом никто и никогда не узнает, но каждый раз мои конечности немели, когда я представляла, как мужчины в форме надевают наручники, сначала на Глеба, а потом на меня.

— Можем ехать? — Макс подошёл слишком тихо, едва я успела обернуться на него, как Леон кинулся ко мне со всей силы.

Твои? — Мои ключи болтались в руках моего несносного братца, а он улыбался во весь рот, ибо каким-то образом смог найти их.

— Где ты их взял? — Мне казалось, что я обошла весь участок кладбища, рассматривая каждый сантиметр земли, но так и не нашла их, а тут такой сюрприз.

— Ты оставила их рядом с беседкой, вообще-то. — Леон нахмурил брови и вложил в мою ладонь связку ключей, а сам понёсся к бабушке.

— Я действительно оставила их в беседке? — Не понимаю, когда я успела стать такой невнимательной и рассеянной. Неужели всё настолько плохо, что я забываю свои вещи в незнакомых местах, а потом не помню этого.

— Садись в машину, Ли. Нашлись же ключи твои, вот и всё. — Макс захлопнул дверь машины перед моим носом, а сам пошёл на поиски Голубина, который, кажется, и вовсе забыл про то, с кем здесь находился.

Как оказалось, для большинства людей, присутствующих на похоронах, я была бессердечной мразью, которой было абсолютно плевать на смерть матери. Признаться, я и сама не могу понять, какие чувства испытываю на самом деле. Жалость? Определённо. Умереть в тридцать восемь лет — это ужасно. Возможно, что жизнь только начинается, а тут резкий скачок, и ты уже мёртв. Мы все знали, что это было убийство, но молчали, боясь сказать хоть что-то. Вряд ли кто-то будет искать человека, который сделал это с ней, но всё же. Даже мне, той самой бессердечной дочери, хотелось справедливости. Но мир не без хороших людей, ведь так? Эта милая девушка, Марина, с которой мы столкнулись в тот день в квартире, помогла мне и со справкой, и с хорошим адвокатом для опеки Леона. Не знаю, чего мне ждать от заседания суда, которое должно состояться уже на следующей недели. Отчим так и не объявился, но мне бы хотелось, чтобы он оставался там, где застревал уже пятую неделю. Я уверена, что этот человек не смог бы справиться с собственным ребёнком. А теперь, когда Леону нужна помощь специалистов, дабы он мог забыть ту ужаснейшую картину, развернувшуюся в спальне родителей, он точно не справиться. Из потока мыслей меня вырвал Голубин, который буквально влетел в машину, громко хлопнув дверью. Следом за ним и Макс с Леоном, витающие в облаках с печальным, но глубоким взглядом. Нам всем действительно нужно время. Домой возвращались в гробовой тишине. Казалось, что всё вокруг остановилось и ждёт, когда я, наконец, приду в себя, дабы исправить то, что натворила. Порой Глеб постукивал своими длинными пальцами по оконному стеклу, словно напоминая о том, что жизнь продолжается и это ещё не финишная прямая. Поднимаясь в квартиру, я ловила себя на мыслях о том, что моя беззаботная пора окончательно закончилась в тот момент, когда я, наконец, поняла, что во всех бедах виновата сама. Не было смысла винить прочих людей. Безусловно, каждый приложил руку к каким-то моментам в моей жизни, но ведь я позволила это сделать. Не отстояла свои права, не смогла проявить жестокость в те моменты, когда это действительно было нужно. Разве есть смысл рассуждать об этом сейчас? Конечно нет.

— А что здесь происходит? — Это был мой первый вопрос, когда я увидела вооружённых людей у входа в свою квартиру. Требовать объяснений не хотелось, да и ругаться тоже, но вопросы были. Блять, и что они здесь забыли?

— Добрый вечер. Я дознаватель четырнадцатого отдела по городу, мы действуем на основании поручения о производстве отдельных следственных действий, что является законным. Обыск квартиры является постановлением следователя, после звонка, поступившего к нам в отделение. — В центр вышел худощавый мужчина в очках, в руках у него была огромная папка с бумагами, которой так и хотелось зарядить ему по голове.

— Какой обыск? Вы про что вообще? Это моя квартира, пустите. — Мужчины явно не были настроены на дружелюбие, поэтому грубо оттолкнули меня в сторону. И как это вообще понимать? Я пришла в собственный дом, безумно уставшая, а меня не пускают из-за какого-то обыска, который проводится без каких-либо причин.

— Левицкая Лиора Лаврентьевна? — Удивлённо спрашивает мужчина, загораживая меня от своих грубых «друзей».

— Верно. Объясните мне, что вы делаете в моей квартире? Никакого предупреждения не было, вы нагло ворвались в чужой дом! — До этого момента, хранивший молчание Голубин, наконец решил сказать хоть что-то, при этом держа меня за руку, как собаку на привязи, которая вот-вот кинется на людей.

— Девушка права. На каком основании проводится обыск? — Глеб продолжает сжимать мою руку, но когда слышит слова дознавателя, так резко отпускает меня, что я чуть ли не лечу в противоположную от двери сторону.