Часть 11 (1/2)

На похоронах всегда происходит одно и то же. Все кругом говорят, каким ты был хорошим человеком, милым, дружелюбным, отзывчивым. Даже если ты самое гнилое существо в их жизни, они всё равно не скажут ничего плохого. Ты же умер.

Обстановка была слишком мрачной. Все были словно зомбированные. Меня пугало то, что все родственники говорили одно и то же. Будто бы заранее договорились о речи, которую будут произносить над уродливым телом моей матери. Как назло, но с самого утра лил ужаснейший ливень, который заставлял меня дрожать, как осиновый лист, болтающийся под ногами прохожих. Леон послушно стоял рядом, терпел всех этих лицемеров, которые подходили обнимать его, а меня не замечали, будто бы я была последним дерьмом в их жизни. А может, так оно и было.

В этот день я должна быть этим ливнем, завывать, словно ветер, кричать о своей боли и горевать от скорби. Но никаких чувств не было. Совсем. Признаюсь, что с утра мне хотелось выпить пачку успокоительного, а сверху добавить чего-нибудь сильного, чтобы эффект был не то, чтобы потрясающим, а ошеломляющим. Если бы не тёплая ладонь Голубина, я бы точно выжрала всю эту пачку, даже не пожалев свой убитый организм. Казалось бы, меня учит жизни такой же наркоман. Забавно, но нихуя не смешно. Моя агрессия в тот момент увеличилась в трёхкратном объёме, нужно было срочно выплеснуть эмоции, а рядом как раз оказался Глеб. Я не из тех женщин, которые истерят от всего подряд, но и не из тех, кто способен быть уравновешенным в стрессовых ситуациях. Не знаю, обиделся ли он, может и вовсе забыл о моих словах. Неподходящее время для того, чтобы отдаваться эмоциям. Я толком сама не понимаю, что происходит вокруг. Какого чёрта главная роль в этой дерьмовой драме принадлежит мне? Понадобился всего один день, чтобы я забыла о своей коллективной работе с Максом и остальными ребятами, которые продолжали напоминать о себе через сообщения. Телефон разрывался до тех пор, пока Лазин не приехал на кладбище. Не знаю, каким образом он узнал обо всём, но, увидев машину Голубина, заезжающую на территорию этой забытой местности, вопросов стало ещё больше. Глеб уехал рано утром, оставив за собой лишь шлейф одеколона, а Макс и вовсе не знал о смерти матери.

— Мои соболезнования. — Лазин подошёл ближе, заключив меня в тёплые объятия, совсем позабыв о том, что на улице ливень, а мы оба промокли до нитки.

—  Как ты узнал? — Не спеша отстраняюсь от него, замечая то, как быстро меняется его настроение. Шёл с такой уверенностью, что надерёт мне зад за всё, что я натворила, а сейчас просто жмётся ко мне, словно мартовский кот.

— Наш общий клиент сказал. — Макс поворачивается в сторону Голубина, облокачивающегося на капот своей машины. Глеб молча курил, не обращая внимания ни не свои блондинстые волосы, промокшие насквозь, ни на чёрное пальто, которое можно было выжимать от влаги.

— У нас больше нет общих клиентов. — Признаюсь парню, а он сначала хмурится, как бы переосмысливая мои слова, а потом впадает в ступор.

— Ты нашла нового поставщика? — Макс прочищает горло, и вопросительно смотрит на меня, ожидая ответа. А что говорить вообще?

— Я завязала. — Браво. Так сразу заявить об этом человеку, который и так в шоке от происходящего. Такое могу только я. Лазин молча стоит, проявляет весь спектр своих эмоций, который я ныне вообще не видела за все годы нашей дружбы, а потом начинает смеяться. Громкий смех привлекает всех людей, собравшихся почтить память моей матери, в моменте они все проворачиваются в нашу сторону, предвзято оглядывая.

— Ты что сделала? — Переспрашивает он, улыбаясь. Не верит, значит.

— Да что непонятного, Макс?! С меня хватит, я устала! — Срываюсь на него, позабыв о рамках приличия. Хочется выколоть всем глаза, чтобы не смотрели так, будто бы я являлась последним ценным экспонатом в мире.

— Что с сумкой? — Берёт меня за руку, ведя к машине Глеба, которому явно наскучило наблюдать за этим спектаклем. Он жаждет быть в центре внимания.

— Всё нормально с ней. Я продам всё содержимое, надо просто найти человека. И на этом закончу. — Не выслушав меня до конца, Макс падает на бордюр, устало потирая глаза. В этот момент мне кажется, что я совершила что-то ужасное, а теперь все вокруг разочаровались во мне. Глеб садится рядом с ним, молча протягивая пачку с сигаретами, но при этом не сводит глаз с меня.

— Не надо искать, я — покупатель. — Внезапно произносит блондин, а я истерично вздыхаю. Да, конечно, я уже бегу тебе продавать три килограмма наркоты, чтобы ты ужрался до потери пульса. Наивный, блять.

— Я не продам тебе. — Я не просто говорю это, я утверждаю. Как бы глупо это не выглядело, я бы не хотела, чтобы он умер от передоза в какой-нибудь подворотне. Может, дело в том, что я просто боюсь потерять человека, который дарит невероятные эмоции, а может потому, что я вновь привязалась к тому, кто потом разобьёт меня на тысячу маленьких осколков.

— Лиора, ты вкрай долбанулась? Тебе какая нахер разница? Продай ему. — Макс отбрасывает сигарету в сторону, медленно потирая переносицу. Агрессией так и прёт. Ненавижу это чувство паники, когда кто-то разговаривает с тобой в таком тоне.

— Большая разница, Макс. — Почему то именно в этот момент я рефлекторно тянусь к карманам своей верхней одежды, но не обнаруживаю там ключей от квартиры. В панике достаю всё содержимое и на мокрый асфальт летит новая пачка сигарет, зажигалка и телефон, но ключей нет. Неужели обронила? Из-за проклятого дождя ничего не видно, я начинаю искать их по всем участкам кладбища, на которых находилась с самого утра, но так ничего и не нахожу. Твою мать.

— Что ты потеряла? — Голубин несётся ко мне со скоростью ветра, тяжело дыша. Вручает мне мои вещи, которые я благополучно оставила валяться на земле, убежав искать ключи.

— Ключи. От машины и квартиры. Блять, неужели уронила где-то? — Опять пытаюсь осмотреть поверхности земли, но психую из-за того, что ничего не вижу. Внезапный порыв ветра заставляет меня съёжиться, а громкие удары молнии пугают прямо как в детстве.

— Может они у Леона? — Спрашивает Глеб, морщась от своих мокрых волос, которые падали прямо в глаза, не позволяя ему видеть что-то.