Глава 6 Красный Мост (1/2)

Тогда.</p>

Чан подходит к прозрачному ручью. Над камнями, покрытыми пушистым мхом, летают стрекозы, а в подводных глубоких следах-копытцах, роятся мальки. Повсюду красный отсвет листвы; солнечные лучи падают на высокую траву густо-оранжевыми, точно абрикосовое варенье, пятнами. У деревьев здесь худые белоснежные стволы, а крона круглый год — цвета запёкшейся крови. Папа рассказывал, что эти деревья священные и рубить их строго-настрого запрещено. Внутри их тёмно-красной тени кто-то прячется.

В воде, среди гладких камушков поблёскивает что-то острое. Чан наклоняется и достаёт осколок, очень похожий на чей-то зуб. Вдоль осколка чернеет маленькая щель. С помощью ножичка удаётся щель расширить, чтобы пролез шнурок. Какой замечательный получился оберег!

— Я знаю, что ты следишь за мной, — Чан озирается по сторонам, но ему никто не отзывается, — У меня для тебя есть подарок. Если хочешь его получить, вылезай.

Тишина. Только дятел где-то громко ищет древоточцев.

— Ну и ладно, — Чан с деланным равнодушием поворачивается к бело-красным деревьям спиной и идёт вниз по ручью, — Не хочешь — как хочешь. Себе заберу.

— Я не покажусь, пока не скажешь, что за подарок! — голос Минхо звучит совсем рядом. Прячется мальчонка хорошо.

— Зуб морского чудовища! — Чан высоко поднимает руку с зажатым шнурком. Желтовато-белый осколок поблёскивает на солнце, точно лезвие. — Самый настоящий!

— И как же ты его раздобыл? — в голосе Минхо слышится сомнение, — Отсюда до моря — шагать полмира!

— Грозные пираты сражались с чудовищем и победили. Всё от него — кости, кожу, сердце — они продали лордам за большущие деньги. Ведь всякому известно, что его кости — сильный оберег, его кожа прочнее любого доспеха, а его сердце лечит любые болезни! От некогда могучего чудовища, морского царя, только клык и уцелел. Я хочу подарить эту волшебную вещь тебе, а ты нос воротишь.

— Потому что это не волшебная вещь! — Минхо капризничает где-то в кустах, — Ты достал какой-то камушек из ручья и теперь меня обманываешь.

— То море тысячу лет назад высохло. Дожди вымыли место, куда зуб упал. Так он попал в какую-то речку. Оттуда его течением принесло в заводь. Потом снова постарались ливни, и из заводи он попал в ручей. Так из ручья в ручей волшебный зуб путешествовал в поисках своего хозяина, пока не оказался в этом лесу.

— И что умеет этот зуб? — Минхо заинтересован, это хорошо.

— Он принесёт тебе удачу в любом деле и не позволит плохим людям тебя ранить.

— Очень грустно, что я не нашёл зуб раньше, чем ты. Он защитил бы меня от тебя.

Чан понуро отпускает голову. Слова Минхо обидные, но справедливые.

— Пожалуйста прости меня. Я не должен был убегать, но я так испугался. Мне очень совестно перед тобой. Правда. Теперь ты больше не хочешь со мной дружить?

— Почему ты испугался? Я что, такой страшный? Моя мама говорит, что пока у меня не выпадут все молочные зубы, я не смогу никого пугать.

— Нет, ты не страшный, — Чан разворачивается и замечает черную макушку мальчика между белыми деревьями, — Ты очень красивый. Я думал, что оборотни — это выдумка, что всё понарошку, и папа пугает меня, чтобы я не уходил глубоко в лес. Ты правда можешь превращаться?

— Да, я научился. Сам! — Минхо очень горд собой. Он шуршит совсем рядом. Чан видит фрагменты его одежды, но подойти ближе не осмеливается, — Я могу показать, если снова не убежишь!

— Я не убегу.

— Хорошо. Тогда сейчас… — слышится торопливая возня, — мне нужно раздеться, а то, если что-то порву, мама меня наругает, — несколько мгновений ничего не происходит, затем Минхо кидает что-то мелкое Чану в руки, — Возьми себе! Я тоже приготовил для тебя подарок. Прости, что напугал тебя. Я не хотел быть страшным, честно.

Чан рассматривает в ладони небольшую медную монетку с изображением подснежника. Такие деньги чеканили кучу лет назад, когда Аринкаром правил дед теперешнего короля. Цветок подснежника оставляет в груди Чана приятное тёплое чувство.

— Спасибо, — говорит он и прижимает монетку к сердцу, — Значит, мир?

«Мир, — из подлеска аккуратным шагом выходит черный волчонок. Его хвост быстро виляет из стороны в сторону, — Давай пообещаем друг другу больше никогда-никогда не ссориться? Мне было очень тоскливо без тебя. Я думал, ты больше не станешь со мной играть».

Чан садится, скрестив ноги, чтобы Минхо не задирал так высоко голову, затем вешает на чёрную мягкую шею шнурок с клыком морского чудовища.

— Мы с тобой связаны навек. Я обещаю, что не брошу тебя, что бы ни случилось, и всегда буду на твоей стороне.

«А я обещаю быть хорошим другом… нет, самым лучшим другом! Обещаю, что буду рассказывать тебе все-все свои секреты и не обманывать».

— Твой подарок очень красивый. Я не знал, что такие монетки ещё можно отыскать.

«Мой кузен любит подбирать всякие блёсточки. У него их целый сундук. Мне очень понравилась эта штучка. Я уверен, Хёнджин не заметит, что я её стащил».

— Вот оно что, — Чан ложится спиной на траву, и Минхо удобно устраивается мордочкой на его животе. Совсем рядом журчит ручей, а вверху плывут кудрявые облака-барашки, — Знаешь, ты так вкусно пахнешь подснежниками… как весеннее марево. Правду говорю. Ты их ешь?

«Фу. Не люблю цветы. Я от них чихаю, — солнце припекает Минхо шёрстку, и тот сонливо зевает, — Я тоже весну чую, когда ты рядом. Почки, когда только-только вырастают, горькие и липкие. У елей светло-зеленые веточки, на вкус, как смола. А под корой у деревьев крепнет тельце, будто бы белый хлебный мякиш. Такой у тебя запах».

— Все оборотни так тонко чувствуют?

«Все».

«Но я не оборотень» — думает Чан, но не озвучивает это. Если Минхо пахнет цветами, значит есть на то причина.

— Расскажи, откуда вы взялись? Ну, волки. Священник на проповеди говорил, что вы пришли сюда чинить беды. А мой папа с ним не согласен. По его словам, Север всегда был вашим домом, и это люди сюда вторглись.

Минхо настолько млеет от жары, что растягивается во всю длину и ложится животом к верху. Чан не упускает возможности погладить мягкую шёрстку. Волчонок в ответ урчит и дёргает задней лапой.

«У нас в стае есть старая-старая сказка. На далёком Северном Полюсе жило одно человечье племя и было у них много диких оленей, из чьих шкур шились тёплые шубы. А ещё! Ещё у них были собаки, которых можно запрягать в сани и ездить по снегу. Представляешь? Целые вереницы собак вместо лошадей! Как такое возможно?».

— Не мудрено. Лошадь в снегу провалится. И что случилось с человечьим племенем?

«А вот что. Однажды зима сделалась такой лютой, что всё их хозяйство замёрзло, стало нечего есть и нечем топить очаг. Тогда староста племени взял шестерых ребятишек — трёх мальчиков и трёх девочек — и увёл их в холодный лес в жертву богам. А боги на Северном Полюсе — страшные-страшные! Клыкастые чудовища с белой шерстью: г-р-ррр. В два раза… нет! в три раза больше, чем волки! Люпи́нами зовутся».

— Я слышал про них! — Чан приподнимается на локтях, — Это полярные волки, которые гнездятся в горах.

«Не перебивай! Шестеро детей долго плутали по заснеженному лесу, пока их не нашла люпинша. Дети испугались, подумали, что чудовище хочет их съесть, но оказалось наоборот! Люпинша недавно родила, но все щенки умерли из-за мороза. Её сердце полнилось материнской любовью, а грудь сочилась молоком. Это была великая Волчица-Мать! Она пощадила брошенных, обогрела их и накормила. Так, попробовав волчье молоко, человеческие дети научились превращаться в волков и стали первыми из оборотней. Вот, какая сказка! Понравилась?».

— Очень! А что было дальше? Эти шестеро оборотней вернулись к людям или навсегда остались с Волчицей?

«У сказки нет продолжения. Просто все знают, что шесть прародителей дали начало трём народам оборотней: западным а́мрэ, северным а́льну и восточным рэ́ти».

— Ты столько всего знаешь, Минхо! — Чан, впечатлившись историей, нападает на волчонка с напористой лаской, — Расскажи что-нибудь ещё!

Сейчас. Северный Полюс.</p>

Он в пути уже не первый день. Сколько раз солнце всходило из-за ледяных пик и сколько раз опускалось в холодные клыки ущелий, Минхо не знает. День и ночь его путь неизменен и ведет на самый край, где рождаются северные ветры, и откуда в мир приходят стылые ночи.

Здесь нет дорог, только снежные холмы, у подножий которых хрустят льды замёрзших рек; надо знать, куда наступать, чтобы не переломать ноги.

Здесь нет очевидных ориентиров, только синий звёздный перст, указывающий на северо-запад; надо знать, куда смотреть, чтобы не сгинуть в снегах.

Минхо — сын дремучего леса, непроходимой сосновой чащи и умеет чуять дорогу. Но среди глубоких сугробов, среди редких промерзших до корней деревьев и отвесных скал волчье чутьё ему не помощник. Звериный нюх — спасение, и вместе с этим звериная шкура — погибель. Его шерсть черна, как уголь, — пора менять шкуру ещё не настала. Рискни он обратиться, белые полярные псы разорвут Минхо на части.

До священной горы Си́вэт, чья острая верхушка достает до звёзд, еще пару дней пути. Минхо тяжело дышит, отчего морозный пар закрывает ему весь обзор. Если завтра ему удастся пройти напрямик, через вставшие и замёрзшие льды озера, время до горы значительно сократится. Минхо видит по ясному небу, что эта ночь будет холоднее, чем предыдущие, так что скорее ищет пещеру.

На удачу, внутри его укрытия растут частые бело-зелёные пучки растений, похожие на мох. Отличная растопка для костра. Минхо бьёт огнивом, и сухие ветки, собранные по пути, вспыхивают от искры. Долгожданный жар греет его дрожащие пальцы, но огню не суждено гореть долго. Пока он не погас, Минхо топит на нем снег и закрывает отверстие в пещеру меховой накидкой. Утром здесь будет не так холодно, как снаружи.

Он снимает с себя все многочисленные слои одежд. Теперь по стенам пещеры вместо человеческой тени скользит волчья. В звериной форме Минхо огромен, в холке сравним с боевой лошадью, но перед морозом и голодом — беспомощен и жалок, как и любое живое существо. Он сворачивается клубком у огня, и его красно-карие глаза безотрывно смотрят на закрытое отверстие пещеры.

Где-то далеко-далеко слышен вой полярных псов. Эти твари мельче даже самого хворого оборотня, но, поговаривают, что, сбиваясь в стаи, они кровожаднее, чем чудовища-люпины, живущие в здешних горах. Ночь — время хищников Севера; с того дня, как Минхо покинул родные леса, он научился бдеть сквозь сон.

На одежде, сложенной аккуратной стопкой, лежат нож с латунной рукояткой и зуб морского чудовища на шнурке.

Именно этим ножом Соён когда-то проткнула Минхо живот. Спустя года они притерлись к друг другу, и она отдала своё оружие добровольно в знак того, что признаёт Минхо равным. Он помнит все разы, когда нож Соён спасал ему жизнь, будь он в её руке или в его собственной.

Зуб морского чудовища на самом деле просто осколок чьей-то кости. Чан подарил его Минхо с таким одухотворенным видом, точно благословлял короля.

Эти две вещи — то единственное, что осталось от Соён и Чана. Если тоска по ним способна умилостивить Волчицу-Мать, значит он будет горевать до конца своих дней. Для этого Минхо стремился на гору Сивэт: чтобы пасть ниц перед богами.

Локон волос, оставленный Соён выветрился к тому моменту, как Минхо оправился от ран, остался лишь легкий шлейф запаха, который не привёл бы никуда. Во всём виновата старуха-ведьма и её проклятая птица! Теперь гора — его единственный путь. Минхо отправился на Полюс сразу же, даже не попрощавшись с Чонин, ведь времени в обрез. Наверное, дочь страшно на него злится, но обязательно простит, когда ему удастся вернуться с её отцом. Мать Чонин жива и где-то рядом. Осталось отыскать её, и девочка вновь обретёт родителей.

Красные угольки медленно тлеют. По мере того, как гаснет костер, теплая тьма обволакивает пещеру. Сквозь небольшую щель между отверстием пещеры и меховой накидкой льётся голубой лунный свет. Полярных псов не слышно. Минхо дремлет, лишь слегка прикрыв глаза.

Ветер проносится мимо, с шелестом опрокинув снег с ближайших холмов. Его далекий свист Минхо чувствует не только ушами, и телом тоже: мурашки бегут по загривку, поднимая шерсть. Когда голубой свет луны неожиданно вспыхивает зеленым, Минхо понимает, что что-то не так.

Он тихонько высовывает наружу черную морду, и его глаза жмурятся от переливающихся сполохов. Свистит не ветер, а Северное Сияние, рождающееся над горой Сивэт. Этот нежный аккуратный звук похож на пение птицы или на неловкую игру дудочника. Минхо смотрит на сине-зеленые ленты света и слышит шёпот множества голосов.

Он опоздал! Сошествие уже началось: душам умерших оборотней, о которых Волчица-Мать заботится на горе, пришла пора спуститься вниз и возродиться в новых телах. Минхо был уверен, что успеет добраться до Сивэта, что успеет попросить, вымолить одну единственную душу! Уныние и разочарование сдавливают его сердце тесными путами. Что же теперь делать? Если он помчится сейчас, сквозь метель и вздыбленные льды озера, получится ли у него? Не опоздает ли?

Шапка снега падает на Минхо сверху. Пока он отряхивает морду, чья-то быстрая тень спрыгивает со скалистых пик и бесшумно приземляется напротив входа в пещеру. У незваного гостя шерсть цвета зимы, у него красные, как угли глаза, и пасть, полная острых клыков. Это враждебно настроенный люпин, и он сильнее, он выше. В его глазах плещется жажда расправы.

Нет времени ни на испуг, ни на ответное рычание. Мощная лапа бьёт Минхо по морде с такой силой, что тот отлетает обратно в пещеру, угодив в тлеющий костер. Пахнет палённой шерстью, во рту стоит вкус собственной крови. Летописи, что хранятся в родном Модуре, имеют много противоречивых историй про северных люпинов, но сходятся в одном: в схватке один на один их не одолеть. У Минхо, уставшего, с едва зажившими ранами, хватило бы сил убежать, если бы чудовище не закрывало выход наружу.

Размер пещеры тесноват для люпина, но это не мешает ему вонзиться клыками в черную шкуру. Минхо никогда прежде так громко не скулил от боли. Он не замечает, как обращается обратно в человека. Его рука молниеносно хватает из вороха одежды нож рукоятью из латуни. Шнурок, на котором висит зуб морского чудовища, запутывается вокруг лезвия, точно змейка. Когда люпин замирает на одно роковое мгновение, Минхо вонзает лезвие ему в глаз.

Последнее, что он видит, перед тем как потерять сознание, это кровь, льющуюся из глазницы чудовища.

Пещера наполняется рычаниями и метаниями боли. Белый, похожий на волка, люпин пытается избавиться от ножа: он трясет головой, но то и дело ударяется о камни; вокруг совсем не развернуться, а металл между тем шипит, проедая плоть, подобно яду. С большим трудом чудовищу удается освободить глазницу или то, что от неё осталось: черное дымящееся отверстие, в котором больше никогда не вырастет новый глаз.

Мокрый нос ведет по лицу и волосам пришельца, принюхиваясь. Тот пахнет не так, как обычно пахнет Север и уж совсем не пахнет добычей. Это не человек из и́глу. Это не люпин из соседних территорий. Кто это? Белый зверь нюхает каждый уголок в пещере, чтобы разузнать побольше.

Ветер врывается внутрь вместе с колючим снегом. Чувствуется, как постепенно уходит тепло из рук и ног хозяина смертельного ножа. Кто бы он не был, он мерзнет как человек. Одноглазый люпин хватается зубами за накидку из шкуры и небрежно бросает ее на обездвиженное тело. Нельзя дать ему умереть, пока он не расскажет, зачем явился сюда с такой разящей сталью.

Громкий протяжный вой, берущий начало из пещеры, заглушает шёпот душ Северного Сияния и катится по горам. Ответный вой не заставляет себя ждать: братья и сестры совсем рядом. Пока они в пути, белый зверь терпеливо дождется их здесь, рядом с получеловеком.

***</p>

Жар дышит Минхо в лицо. Он обнаруживает себя обнаженным, завернутым в тёплую шкуру, напротив трескучего костра. Его запястья и лодыжки перевязаны колючими путами, а металлический обруч сковывает виски. Под ним голый камень пещеры. Вокруг намного просторнее, чем в том укрытии, где на него напали.

Слышится шорох. Затем перед глазами предстаёт сначала белая волчья лапа, потом узкая морда с чёрным влажным носом. Зверь шумно Минхо обнюхивает.

«Очухался, вредитель, — этот голос старый и усталый, — Пить хочешь? Вот, лакай».

Рядом оказывается глубокая чашка, до верха наполненная белой кашицей: вода с кусками не растаявшего снега. Минхо жадно к ней припадает. Его губы обветрились, трескаются и кровят.

«Знавал я таких, чудных, как ты. На четырех ногах бегаете, а нутро-то человечье. Перекидываться не советую: кольцо на голове тебя убьёт. Путы развяжу, если вести себя хорошо будешь».

— Кто ты? — Минхо смотрит на него снизу вверх с мокрым, обожжённым холодом ртом.

«Зови меня Старостой. Я главный тут. Наши имена для людей слишком сложны. Ты вырвал моему сыну глаз. Видимо, он ещё легко отделался? Как твоё имя?»

— Минхо из народа альну. Мой дом…

Староста подхватывает:

«В Модуре? — кивок, — О, как. Память старика ещё хоть куда. И что волчонку с юга понадобилось здесь?».

— Модур — это Север.

«Южнее Горы, а значит юг. Я внимаю».

Минхо с громким кряхтением садится ближе к огню. Шкура сползает со спины, и он неловко поправляет её связанными руками. Белый волк расслабленно лежит перед ним, глаз не спускает. В его спокойствии таится опасная сила, так что Минхо взвешивает каждое слово, пока говорит:

— У меня не было плохих намерений, я всего лишь прятался в той пещере от ночного холода. Ваш сын… я извинюсь перед ним, если позволите… он появился внезапно, дальше мои руки двигались сами по себе.

«Он напал на тебя, потому что нашёл чужака на своей территории. Я задал вопрос и услышал не тот ответ, который мне нужен».

Минхо понимает, что деваться некуда. Он сгинет в полярных снегах, если продолжит юлить. Староста-люпин справедливо держит его связанным. Сколько их снаружи пещеры? Не меньше сотни, должно быть. Люпины живут стаями, как оборотни, и, если Минхо каким-то чудом удастся освободиться, ему не уйти далеко. В углу, куда не попадает свет огня, лежит большая куча оленьих шкур и шевелится. Кто там? Ещё один притаившийся люпин, что бросится в атаку, если Староста окажется в опасности? Минхо сжимается в комочек и начинает свой рассказ.

Как ни крути, но всё было зря: и его бой с Чанбином, и это путешествие на Север. Сошествие — легкий морозный пар — исчезло за мгновение и вернётся, когда Минхо уже доживёт вой век. Один доживёт. Без Чана. Он упустил возможность найти Соён. Сердце заросло сорняками разочарования и ненависти к себе. Зачем Чонин нужен такой жалкий отец? Лучше замёрзнуть, чем вернуться к ней ни с чем.

«Праздник Призраков — это трудное испытание для всякого, — Староста молчит некоторое время, прежде чем ответить, — Ты не первый на моей памяти, кто желает вернуть умершего. Нынче Праздник длился всего ничего. Не повезло тебе».

— Ведьма сказала, что Волчица-Мать услышит меня на горе Сивэт. Мне оставался день пути. Всего лишь день, — Минхо прячет лицо между коленями, чтобы белый волк не видел его мокрое от слёз лицо. Равнодушный металл обруча холодит кожу.

«Не живёт тут никакая Волчица-Мать. Есть лишь Гора, — волк усмехается по-доброму, — Зачем идти так далеко? Молиться можно, где угодно, а просить — в месте поближе. Я слышу, как возмущается твой живот. Ешь».

Староста вынимает откуда-то кровавую тушку куницы. Сырое мясо пахнет для Минхо одурманивающе. Он так сильно голоден, что может съесть за раз целого зюбра. Ногти твердеют, удлиняются, превращаясь в острые когти, которыми Минхо без труда разрывает куницу пополам. Соленая кровь течет по подбородку вниз; клыки вгрызаются в холодную, влажную плоть. Горка шкур в углу пещеры шевелится, но Минхо ничего не видит.

Оттуда выползают три белых, как молоко, щенка. Носы у них очаровательно розовые, как и зевающие рты с крошечными зубками. «Погладь нас, приласкай» — читается в их тёмно-блестящих глазах.

«Чуют кровь, маленькие разбойники, — люпин подталкивает щенков поближе к костру. Те играются, кусают белого волка за морду, — Жена родила их в муках. В былые времена на свет появлялись не меньше пяти малышей, и стая крепла. Сейчас мы измельчали. Этой весной, может статься, не родится ни один. Люди прогоняют нас всё дальше в горы. У них на службе сталь, что огнём обжигает кожу. Та самая сталь, которой ты выколол глаз моему сыну».

Один щенок забирается Минхо между колен и принимается грызть верёвку на запястьях. Два других впиваются в хвост куницы и возмущенно друг на друга урчат. Драчливые и неугомонные, им от силы месяца три. Минхо погружается пальцами в пушистую шёрстку и с улыбкой вспоминает Чонин. Как только она встала на ноги, ни на шаг не отлипала от Минхо, цеплялась ручками за штанину, носилась по дому — топ-топ-топ! — точно утёнок за мамой-уткой, капризничала, чтобы её покатали на шее, и отказывалась засыпать, если папа не ляжет рядом. Как она там? Наверное, доводит Хёнджина до белого каления. И ладно. Лишь бы не скучала.

«У тебя светлая душа. Дети тебя не боятся, — Староста-люпин спокойно наблюдает за тем, как щенок перекусывает верёвку. Минхо высвобождает руки, расчесывая красноватые следы на запястьях. — Я отпущу тебя с одним условием: ты отдашь нам свой нож и расскажешь в чем его секрет».

***</p>

Ему развязывают ноги, возвращают его одежду, однако обруч с головы пока не снимают. Староста говорит, что стая попросила иноземную ворожею об этом обруче, и снять его может лишь она. Минхо горько прощаться со своим ножом: подарок Соён превратился в память о ней и стал ему верным талисманом; вдруг с уходом ножа из воспоминаний уйдет и лицо прежней хозяйки? Он уговаривает Старосту обломать лезвие, а латунную рукоять оставить у себя. Пусть хоть так.

Секрет ножа бесхитростен: определенная доля серебра в стали и острая заточка. Серебро — металл колдунов и ведьм — на Полюсе не водится. Минхо делится с люпинами всеми знаниями о зачарованном оружии людей и делает это с искренним желанием помочь: его народ тоже некогда был обширным и строил крепости; сейчас от него осталась одна единственная деревня, дорогу к которой люди жадно хотят найти.

Логово люпинов находится среди горных ущелий и обрывистых каменных тропок. Вокруг, между скалами и ледяными отвесами, в объятьях тонких замёрзших ручейков и быстрых плещущихся рек расплывшимися пятнами краснеет лес. То тут, то там торчат тонкие, точно окрашенные известью, стволы, а кроны бросают на снег багровые отсветы. Это — кро́вкие деревья, которые, по легенде, растут на костях погибших оборотней. Минхо знает, что вблизи Модура, рядом с домом ведьмы, есть небольшие бело-красные чащи, однако настолько обширный красный лес он видит впервые.

Староста замечает его удивление:

«Красота, верно? Если зайдешь глубже, услышишь голоса. Их мно-о-ого, и у каждого своя история. Временами там ходят такие как ты — те, что перекидываются — но в основном мы их слышим. Некоторые из нашей стаи селятся рядом с ними. «Красный мост» — так мы называем этот лес».

— Мост куда?

«В мир призраков».

Минхо, не моргая, глядит в густоту красных листьев и, кажется, действительно слышит чей-то шепот.