Часть 1. Глава 2. "Законно отрезать людям языки?" (2/2)

Ромку вновь охватило то же чувство, что и перед уроком, там, в коридоре: гнев, заставляющий лицо пылать, а сердце с высокой частотой ударов громыхать в грудной клетке. Мальчику стало дурно, он на мгновение зажмурил глаза и вновь сжал кулак, в котором все ещё была переломанная в дребезги ручка. Впивающиеся в кожу пластиковые осколки причиняли боль и наверняка оставляли глубокие  посиневшие вмятины, но все телесные ощущения ушли сейчас на второй план, а вот душевные били ключом, посылая импульс негодования и боли в каждую частичку разгневанного и разлаженного нутра Пятифана.

Бяша, который до нынешнего момента сидел испуганно, отстраненно, полностью не выкупая, что вообще твориться на уме у друга, уже было хотел приблизиться к тому, спросить, выяснить и растолковать происходящее, как, глянув на учителя, а затем на доску, замер. Мальчишка чуть приоткрыл рот, демонстрируя широкую прощелину между зубов, а после обратно захлопнулся и шумно сглотнул, поджимая пухлые губы.

Рома же, подперев кулаком лоб, хмуро сверлил парту взглядом и стряхивал с правой руки частички недавно целой шариковой ручки. Его сосед по парте аккуратно к нему приблизился, но не слишком близко, чтобы в случае чего не схлопотать прямо по роже.

— Ромка, запамятовал, — наконец, собравшись с силами, виновато  шепчет Бяша, изгибая брови и молясь, лишь бы только его друг не разозлился ещё пуще, а то и вовсе не завыл на весь класс. Пятифан же только шумно выдохнул через нос. — Брат, извиняй, — шипилявит вновь Бяша, оглядывая чужое, спрятаное за кистью лицо.

— Иди ты нахуй. Друг ещё называется, — томным и грубым голосом вдруг выдавливает Рома, рассматривая свою покрасневшую ладонь, как от холода, так и от острых осколков прозрачного пластика, — Нахуя тебе вообще что-то рассказывать? Все равно тут же через жопу всё вылет, — не глядя на соседа по парте, с разочарованием добавляет парнишка.

— Ромка, ну прости, на, — пытаясь заглянуть в чужое лицо, Бяша чуть наклонятся к парте, все-таки ловя мимолетный взгляд товарища, — Ты прав, из бошки вылетело, ну ты ж меня знаешь, на.

Глянув на Бяшку, Пятифан отвёл взгляд в сторону: — Да отебись ты уже, — не сколько злобно, сколько замученно выкидывает он, уже не хмурясь, а, так же как Бяша, изгибая брови, отчего гримаса на лица обретает расстроенные нотки. До конца урока ребята сидели молча.

По окончании математики Пятифан сразу же вышел из класса, а следом за ним побежал Бяша. Первый же, оказавшись в коридоре, направился в сторону расписания, держа обмёрзшие руки в карманах спортивных штанов.

— Ромыч, — по новой начал подоспевший Бяша, — Ну извиняй, — он остановился чуть позади от хулигана, — Хочешь я тебя сигареты куплю? Или лучше ударь меня, на! — он закрыл глаза и развёл руки в разные стороны, показывая, что он готов принять удар в любую часть своего тела, — Давай, давай, на! Заслужил! — смело и уверенно вскрикнул беззубый, пытаясь состряпать на лице серьёзную гримасу. Однако, дергающиеся и жмурящиеся веки портили весь его героический вид.

Ромка, услышав о чужом предложении на счёт удара, обернулся и уставился на приятеля, на его позу и скорченное от предвкушения боли лицо. Рома обречённо вздохнул и прохрипел:

— Значит буду бить по яйцам.

Бяшка резко распахнул веки, отчего его глаза стали шире как никогда. Поза звёздочки, в которой стоял бурят пропала, и мальчишка чуть сжался, оборонился, сводя бедра вместе:

— А вот это уже не по-пацански! — испуганно и с недовольством в голосе завопил беззубый.

На лице Ромки сначала нарисовалось негодование, смешанное с удивлением и раздражением, а после он закатил глаза, собираясь отворачивается:

— Ну ты и трепло, — рассерженно процедил Пятифан. Бяша тут же испуганно заегозил:

— Ладно-ладно, я заслужил и по яйцам! Всё, давай, ебашь, на! — поза звёздочки вернулась, такая уверенная и стойкая, а вот глаза, с явным ужасом перед грядущей болью обречённо уставились куда-то вверх. Рассматривая эту картину, Ромка сначала сконфузился, растерялся и на мгновение задумался: пнуть или заехать по роже было в самый раз, так сказать для профилактики, дабы показать, что бывает, если спускать с языка всё, что взбредет в голову и забывать про вещи, про которые не то что стыдно забывать, скорее попросту не уважительно. А за бездумный скверный трёп нужно наказывать — именно такой политики придерживался хулиган в абсолютно любой жизненной ситуации, будь то перепалка с сорокалетней тёткой в отделении милиции, либо надирание задницы какому-нибудь умнику из параллельного класса на школьном дворе.

— Только попробуй спиздануть такое ещё хоть в жизни, а потом еще и поржать, блять, — процедил рычащим голосом Ромка, скрестя руки на груди, — Клянусь, пришебу нахуй.

Теперь Бяша крепко зажмурил глаза, чуть вскрикнул ”Понял!” и стал ожидать удара. Но на сей раз хулиган оказался снисходительней чем никогда. Думаю, на это оказали влияние два главных фактора: во-первых, Бяша был его самым близким и лучшим другом(правда, это все равно не самая надежная страховка от ножа-бабочки), которого он знал, а тот, в свою очередь, знал Ромку; а во-вторых, нынешнее положение того же самого Бяши и его вид максимально сбивали с толку. Ведь как привык действовать хулиган? Надирать морду за сквернословие в свою сторону, а после добивать окончательно если кто до сих пор не понимал своего, как говорится, проёба: тогда объяснять приходится кулаками, ведь иначе не доходит. Но в этот раз Бяшина какая-никакая сообразительность не подвела — он почти сразу вдуплил то, с чем лажанул; о чем хорошенько не подумал прежде чем ляпнуть.

— Ладно, кончай спектакль, — без былого оскала говорит Рома, даже с неким спокойствием и равнодушием. Хотя, его голос скорее звучал так, как звучит голос учителя, которому ты на третий раз подряд, чуть ли не со слезами на глазах рассказываешь душещипательную историю о том, как твою тетрадь с ”готовым” домашним заданием украли прямо по пути в школу. Ну а если говорить точнее, голос Пятифана прозвучал уставше и  замученно. Бяша, открыв глаза, уже было решил подступить к другу, чтобы приобнять за плечо и повторно извиниться, как Ромка, вдруг сжав кулаки, отступил назад и замахнулся:

— А это, чисто, чтобы закрепить, — грозно проговорил хулиган, и в этот же миг страшно крепкий кулак встретился с приплюснутым лицом Бяшки. Он, в свою очередь, вскрикнул на весь коридор, попятился назад, а после и вовсе завалился на деревянный пол, хватаясь за знатно ушибленную переносицу. Ромка посмотрел на завалившегося и вопящего друга и почти сразу подал тому руку.

— Вот это ты правильно сделал, Ромыч, — взвыл мальчишка, едва ли слышно хныча от боли. Схватив товарища за руку Бяша медленно поднялся и с красной здоровенной ссадиной посредь лица сочувственно вздохнул, поджимая губы. Ромка тоже вздохнул и, отведя взгляд в сторону, развернулся и направился прямо, вглубь коридора. Бяша последовал сбоку от своего товарища, ободрительно закинув руку на чужие плечи, начиная что-то говорить своим шипилявым голосом, но этого уже не было слышно толпе одноклассников, что внимательно наблюдала за произошедшей неразберихой между хулиганами.

В коридоре повисла точно такая же немая сцена, как из всеизвестной отечественной комедии.