10. Just World (Мир, как он есть, ч.2) (1/2)
Позже тем же днем Изуку лежал на спине, кончиками пальцев впиваясь в мат. Кацуки стоял сбоку от него на коленях, держа его правую ногу на весу чуть выше, чем под прямым углом, одной рукой обхватив лодыжку, а другой прижимая бедро и считал вслух.
— … пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят. — На этом он отпустил его ногу и переместился на другую сторону, проделывая то же самое с левой. Он придерживал колено Изуку, чтобы тот не сгибал его, и медленно поднимал ногу все выше и выше, продолжая считать.
— Двадцать один, двадцать два - не поднимай бедра -, — пригрозил он, придавливая бедро Изуку практически на уровне паха к мату, прежде чем вернуть руку ниже. Изуку чуть скривился, стиснув зубы. — Расслабься, — пробормотал Кацуки, и Изуку сделал глубокий вдох, изо всех сил пытаясь унять дрожь в мышцах.
Ничего из ряда вон выходящего с их первой тренировки не случилось. На них всегда присутствовало некое напряжение, и Кацуки зажимал Изуку в компроментирующих позах, хотя, возможно, ему просто так казалось.
Лицо Кацуки нависло над ним, его красные глаза мерцали в тусклом свете тренировочного зала, а мягкие губы двигались на каждый счёт до шестидесяти. Покрытые латексом пальцы чуть скользнули, когда он еще немного приподнял ногу. Изуку откинул голову, глядя в потолок, его щеки покраснели.
К счастью, напряжение в мышцах вполне это оправдывало.
***</p>
Это случилось, когда Изуку возвращался обратно.
После времени, проведённого с Кацуки, в голове все еще стоял туман, и он не особо обращал внимание на то, что творилось вокруг. Добравшись до платформы, он заметил какую-то новую царапину на своём ботинке, отвлёкся и врезался кому-то в спину.
— Ой, как же это я так… — Изуку оборвал себя на полуслове, теряя дар речи. Он ощутил, будто на него обрушилась кирпичная стена весом в тонну, еще до того, как незнакомец обернулся. Изуку, спотыкаясь, на пару шагов попятился, его бросило в холодный пот, когда он наконец, окончательно ощутил на себе предательское давление потяжелевшего воздуха.
Где были мои глаза?!
Аколит развернулся, несмотря на обычную красную повязку на глазах, Изуку прочувствовал на себе всю невероятную тяжесть его нахмуренного взгляда. Он будто подавился собственным языком.
— Я-я, — запинаясь, начал он подскочившим на две октавы голосом, — п-простите, Господин, мне так жаль. Я не… н-не смотрел, куда иду. Простите. Простите, пожалуйста, — он отвёл взгляд, по спине побежали мурашки, а Аколит продолжал смотреть на него, сквозь него. Изуку весь нервно заёрзал под его взором. Прошло еще несколько секунд, прежде чем чей-то крик отвлек на себя его внимание.
Изуку оглянулся, и несмотря на то, что было темно, краем глаза заметил силуэты и смог осознать происходящее. По переходу между платформами неслась больничная каталка, и в этом не было ничего совсем уж необычного; Ангелы постоянно получали ранения на поле боя.
Но вот в чем дело: Изуку успел заметить, как между спинами и руками медиков мелькнуло что-то красно-белое. И тут же чары расселялись, дыхание застыло в груди, он выгнул шею, чтобы попытаться заглянуть им за спины. Он перевел взгляд на Аколита, руки все еще дрожали.
— П-простите, господин. Там мой друг. Я должен… — Изуку сглотнул, замешкавшись. Тут же он тряхнул головой. — Простите! — воскликнул он, ринувшись к платформе, ведущей в больницу, нагоняя врачей, затаскивавших каталку в шаттл.
— Ты кто? — недовольно бросил один из них.
— Простите! — Изуку замахал руками. — Он мой друг!
Врач оглядел его с ног до головы и вздохнул.
— Ладно, хорошо, но стой подальше, понял?
— Конечно! — быстро кивнул Изуку.
Он зашел в шаттл вслед за ними и, держась позади, приподнимаясь на цыпочках, пытался заглядывать тем за спины, чтобы их не отвлекать. Ему удалось разглядеть лишь покрытое синяками тело и повязки. Изуку стиснул зубы, пытаясь выровнять дыхание, хотя сделать это было не просто.
Когда они прибыли и покатили Тодороки внутрь, Изуку двинулся следом. Один из врачей выкрикнул что-то явно профессиональное — Изуку не понял, что, но это заставило дежурных медсестёр действовать немедленно. Двойные двери реанимационного крыла распахнулись, они вкатили туда Тодороки, и створки за ними тяжело захлопнулась.
Он остался стоять в одиночестве.
***</p>
Ожидание затянулось больше чем на четыре часа.
За это время Изуку несколько раз вставал размяться, к примеру, набрать стакан воды. Но это все, что ему оставалось. Мерное тиканье часов, висевших перед ним на стене, проникало под кожу, сливаясь с ритмом пульса так, что наконец, он перестал их различать.
Он буквально подскочил от внезапного звука — дверная ручка повернулась, петли скрипнули, — вошла медсестра с планшетом в руках и мешками под глазами.
— Вы к Шото Тодороки?
Изуку тут же вскочил, кивая.
— Хорошо, его состояние стабилизировалось. Вы можете зайти к нему, если хотите, но он вряд ли придёт в сознание.
— Ничего страшного. Спасибо.
С этими словами он проследовал за ней по коридору. Когда они подошли к палате, она открыла ему дверь и тот еще раз поблагодарил ее, заходя внутрь. Дверь за ним закрылась, и Изуку сглотнул, от увиденного. Тодороки лежал на койке без сознания.
На этот раз его раны явно были куда серьезнее.
Изуку сел на стул возле его кровати, пытаясь успокоить колотившееся сердце. Но не смог сдержать слезы, покатившихся из глаз.
И тогда, будто только этого и ждал, Тодороки заворочался, его веки задрожали, прежде чем он распахнул глаза. Изуку затаил дыхание.
«Я должен позвать врача?..»
Он остался сидеть как сидел, тихо ожидая, что Тодороки произнесёт что-нибудь, но тот еще долго просто лежал, уставившись в потолок. Наконец, Изуку открыл рот, чтобы заговорить. Тодороки его опередил.
— Мидория — сказал он, все еще не сводя глаз с потолка.
Изуку почувствовал, как внутри у него похолодело, а по спине побежали мурашки. Его пульс ускорился, выброшенный адреналин растекался по венам.
Хотя он и не знал, почему.
Ничего необыкновенного не происходило.
Это был просто Тодороки.
Сглотнув, несмотря на ком в горле, Изуку наклонился ближе.
— Тодороки, ты очнулся! — через миг он добавил, — Мне позвать… ?
— Нет.
Изуку застыл с открытым ртом. Он несколько раз сморгнул, пытаясь овладеть собой. Пытаясь унять явно неуместные чувства, затаившиеся внутри. Не получалось.
— Я… почему нет?
Помолчав немного, Тодороки двинулся, чтобы присесть. Это оказалось трудной задачей, учитывая то, насколько он был травмирован, но в конце концов у него получилось. Он откинулся назад со вздохом, все еще не глядя на Изуку.
— Они тогда просто снова меня усыпят, — пробормотал он.
Изуку нахмурился. «О чем это он?»
Кардиограф, подключённый к Тодороки, пищал в ровном спокойном темпе. Изуку почувствовал, как холодная капля пота скатилась по затылку, во рту появился металлический привкус.
«Что-то здесь не так».
— Н-ну, думаю, — запинаясь, начал он, — если тебе требуется отдых, тогда может быть мне нужно просто…
Он резко повернул голову к Изуку.
— Нет, — выплюнул Тодороки, смотря на него диким взглядом. — Я в порядке.
На несколько секунд Изуку просто застыл, глядя ему в глаза. Наконец, он опустил взгляд, молча кивая.
Его руки, лежавшие на коленях, затряслись. Палата была холодной. Отбеленной. Стерильной. И будто в ней из живого были лишь они вдвоём.
— Что случилось? — спросил наконец Изуку. — В чем дело?
Тодороки вздохнул. Все еще пустым взглядом он оглядел себя. Он скользнул глазами по плечам, на повязки на крыльях и подковырнул — сначала слегка, на пробу.
Изуку смотрел, застыв в изумлении, как затем тот взялся за край одной повязки и дернул. Он открыл рот, не произнося ни слова. В голове было пусто.
Тодороки принялся снимать повязки с крыльев, время от времени морщась. Постепенно стало заметно, как исполосованы они были. Одним резким движением он обнажил большой участок, на котором недоставало множества перьев, и тогда Изуку наконец нашёл в себе силы, чтобы заговорить.
— Мне правда кажется, что это не очень хорошая…
— Не важно, — спокойно оборвал его Тодороки. — Не переживай. Это уже все равно не важно.
«Не важно?», — он сглотнул. «Это выходит из-под контроля».
Изуку вцепился в подлокотники.
— Тодороки, я… — он запнулся. — Я правда думаю, что мне нужно сходить за…
— Нет, — отрезал Тодороки, оторвавшись от своего занятия, чтобы строго взглянуть на него; и тут же этот взгляд растаял, — Мидория, прошу.
В горле у Изуку стало тесно. Он несколько раз открыл и закрыл рот.
— Л-ладно, хотя бы скажи мне, зачем ты это делаешь.
Тодороки отвёл взгляд в сторону, и со вздохом принялся за другое крыло. Изуку увидел, как дёрнулся его кадык, когда он сглотнул.
— Мне больно, — пробормотал он. — Они слишком туго наложили повязки.
Это прозвучало как ложь, но Изуку не был готов к тому, чтобы с ним спорить. Он чувствовал какую-то до конца не ясную нестабильность ситуации. Поэтому лишь с беспокойством наблюдал за тем, как Тодороки продолжал стягивать с крыльев повязки. Тишина прерывалась звуками отрывания пластырей, пока, наконец, все они не оказались сняты. Тодороки повёл плечами, расправляя крылья, слегка морщась. Изуку прикусил щеку, когда увидел, насколько они оказались изуродованы.
На каждом крыле отсутствовало приличное количество перьев — более, чем достаточное, чтобы лишиться возможности полета. В нескольких местах виднелась голая кожа — свежие следы все еще кровили, будто перья на них вырвали силой.
Быстро переведя дух, он приступил к рукам, принявшись за повязки. И Изуку заметил, как движения Тодороки становились все резче, грубее и неистовее. Он стиснул зубы, мышцы его лица были полны напряжения. Каждая сорванная повязка обнажала все больше кожи, становилось ясно, насколько сильны были последствия разрушительных прикосновений. Изуку все еще сидел, парализованный, с бешено подскакивающим сердцем. Он уставился на черные отметины, покрывавшие все его руки — едва ли даже сантиметр кожи остался нетронутым.
— Т-Тодороки…
— Я все понял, Мидория, — сказал он бесцветным тоном.
У Изуку дух перехватило.
— Что?
— Я понял, что тогда случилось, — ответил он. И добавил мягче. — С тем Демоном.
Изуку затаил дыхание. Где-то в глубине души он знал, что это случится. Но все равно почему-то оказался к этому не готов.
Тот освободил левую руку и принялся за правую.
— Я понял, что он хочет, — он остановился и его губы изогнулись в напряженной саркастической улыбке. — Или может быть будет точнее сказать, вспомнил.
По спине у Изуку пробежал холодок.
— Что… — он сглотнул. Он не хотел задавать этот вопрос, — ты вообще о чем?..
Тодороки стал двигаться все медленнее, и наконец остановился, позволив последней повязке свободно повиснуть на плече. Он уставился на больничную койку с нечитаемым — или, вернее сказать, с переменчивым выражением. Пока Изуку глядел на него, он не видел, чтобы его лицо покидала горечь, но ее оттенок, казалось, менялся. В какой-то момент он казался убитым горем, но тут же в выражении возникло нечто ностальгическое.
Изуку не знал, сколько времени прошло. Должно быть, несколько минут, по меньшей мере.
Наконец, Тодороки тихим хриплым голосом нарушил тишину.
— Мы знали друг друга.
Изуку напрягся.
— Что, прости?
Тодороки звучно сглотнул.
— Мы знали друг друга, Мидория, — прошептал он с отсутствующим взглядом. — При жизни, когда мы…
Пауза.
— Когда мы были людьми.
Изуку уставился на него, трясущимися похолодевшими прикрывая рот. Он опустил их.
— Ты уверен?
Тодороки медленно кивнул.
— Уверен, — пробормотал он. — Я помню, Мидория. Я помню… — его глаза раскрылись шире, он пялился в пустоту, сжимая больничные простыни израненными пальцами. Изуку заметил, как его глаза постепенно наполнялись блеском — он начал плакать. Ему больше всего на свете хотелось, чтобы он мог сделать для него хоть что-то. Чтобы он в тот момент мог сказать Тодороки что-нибудь такое, что могло бы облегчить боль от неизведанного Ада, разверзнувшегося в его душе.
Но он ничего не мог сделать, и это продолжилось. Он был бессилен.