Часть 2. Аутодафе (1/2)
Отсутствие охраны в городских воротах не могло не насторожить Блада, однако он был уверен, что их план не мог быть обнаружен столь быстро. Не желая угодить в возможную ловушку, подстроенную горожанами испанцам, всадники медленно проехали под мрачными сводами городских ворот, над которыми ещё горел одинокий фонарь. Внутри городских стен они встретили лишь безлюдные улицы и безмолвные дома, окутанные туманом и казавшиеся покинутыми людьми. В скупом свете рождающегося дня они чувствовали себя мифическими бесплотными существами, и только стук копыт напоминал, что они всё еще принадлежат реальному миру.
Приближаясь к рыночной площади, они, наконец, услышали шум толпы. Появление всадников было обнаружено не сразу, поскольку всё внимание горожан было приковано к трём осужденным, привязанным к высоким чёрным столбам, мрачно вздымающихся на фоне начинавшего светлеть неба. Блад внутренне содрогнулся от отвращения. Несмотря на профессию врача и службу во флоте, он, наверное, никогда не сможет привыкнуть к бессмысленной жестокости инквизиции и виду замученных ею тел.
Двое из несчастных осужденных находились без сознания и были в таком плачевном состоянии, что сложно было даже с уверенностью определить их пол и возраст. Грубые рубахи кающегося грешника, местами покрытые грязью и бурыми пятнами, составляли единственную их одежду. Этим несчастным вряд ли уже можно было чем-то помочь. Однако третьей оказалась молодая женщина, как все, одетая в длинную рубаху из грубой мешковины, скрывавшую очертания ее тела. Черты её лица были наполовину скрыты длинными тёмными волосами, в беспорядке спадавшими спутанными прядями по её спине и плечам.
Жидкая линия солдат у эшафота пыталась оттеснить толпу. Это объясняло, почему городские ворота остались без охраны – весь гарнизон был задействован при аутодафе. Руководил казнью монах. Появление отряда Блада прервало произносимую им проповедь. Тут же был и палач, готовый в любой момент начать исполнение приговора. Присутствие инквизитора формально не допускалась при казни, которая не являлась частью религиозной церемонии аутодафе, а относилась к юрисдикции светской власти. Однако в Н., по-видимому, власти не утруждали себя точным соблюдением формальностей.
Толпа на площади, заметив вооруженный отряд, подняла ропот, однако быстро над головами горожан повисла гнетущая тишина. Все взгляды со страхом и удивлением были направлены на чужаков. Блад опасался, что терпение людей, находившееся на пределе, вот-вот закончится, и они вот-вот вступят в открытое противодействие с солдатами гарнизона и с его отрядом. Если бы это произошло, осужденную уже ничто не смогло бы спасти – как официальный представитель королевской власти, роль которого он играл, Блад не мог допустить неповиновения, и ему пришлось бы отдать приказ подавить беспорядки. Это было необходимо для успеха их миссии.
Террор, насаждаемый испанскими властями, пустил, однако, такие глубокие корни в сознании местного населения, что никто не имел мужества открыто выступить против испанских солдат. Толпа расступилась, пропуская всадников, и вскоре те оказались в центре площади.
Осужденная, услышав шум, подняла лицо. Ее рассеянный взгляд блуждал по лицам солдат из отряда, пока не встретился, наконец, с глазами Блада, и тот был потрясен силой отчаяния и призывом о помощи, который он почувствовал.
С притворным равнодушием глядя на застывшую толпу, Блад спокойно и бесстрастно скомандовал:
- Трубы!
Он смотрелся весьма органично в новой роли, несмотря на молодость. Казалось, он привык к подчинению. После того, как прозвучали трубы, Блад отчётливо, так что его слова были хорошо слышны на всей площади, сказал:
- Дон Бернардо де Малапенса, прочтите приказ о моём назначении.
Бернардо принял из рук Блада пергамент, развернул его и начал читать:
”Именем его католического величества короля Испании короля Карла II, обладателя Испании и Заморских земель Испании, Сицилии и Сардинии, герцога Миланского, правителя Испанских Нидерландов, пфальцграфа Бургундии и короля Неаполя, да будет он храним Господом, в силу данных Нам полномочий как главному правителю Испанских Нидердандов, мы сим назначаем дона Энрико ди Мерретто, графа Абенохара, главой города Н. с исключительными гражданскими и военными полномочиями. Подписано: Алессандро Фарнезе, принц Пармы, губернатор Испанских Нидерландов.”
Когда Бернардо закончил чтение, на лицах горожан появился неподдельный интерес и вместе с тем страх. Они пока не представляли себе, что им следует ожидать от нового начальника ”с исключительными полномочиями”.
- Кто управлял городом до настоящего времени? - сказал Блад.
На небольшое место перед эшафотом вышел невысокий седовласый человек, с приятным лицом и в добротной одежде.
- Ламмерт Ван Виссер к вашим услугам, Ваше Превосходительство. Я прошу прощения за то, что Вам довелось прибыть в город во время столь нерадостного события. Если бы мы были извещены о времени вашего прибытия, мы бы подготовились к встрече.
- Кто начальник гарнизона города? - Продолжил Блад.
Командир гарнизона, испанец средних лет, с достоинством носивший форменный мундир и гордившийся своими холеными усами, подойдя к Бладу, отдал честь и проговорил:
- Позвольте почтительно поприветствовать Ваше превосходительство. Я – Федерико Лопес, командир гарнизона города.
- Позвольте спросить, как давно вы считаете, что туман и отвратительные дороги являются достаточной защитой для города? Иной охраны при входе в город мы не обнаружили.
- Ваше превосходительство, стража у ворот была выставлена. - Лопес побледнел, однако продолжал держаться твердо, решив не позволить запугать себя. - В меньшем числе, чем обычно, поскольку остальные мои силы были задействованы на этой площади для охраны общественного порядка при аутодафе по приказанию достопочтимого дона Алехандро Балестера. Мы непременно установим причины произошедшей небрежности и виновные понесут самое строгое наказание. - Лопес вытянулся струной.
- Значит, это не вы а дон Балестер командует гарнизоном? - спросил Блад ледяным тоном. Лицо Лопеса, ещё недавно белое, как одежды осужденной, залилось краской, когда он пытался подобрать слова для ответа.
В эту минуту монах, чувствовавший себя хозяином положения, поспешил вмешаться. Его лицо обладало нездоровым жёлтым оттенком, а глаза лихорадочно блестели, выделяясь на слишком худом лице, обтянутом тонкой кожей, напоминающей пергамент.
- Господин ди Мерретто, позвольте представиться. Я - дон Алехандро Белестер, брат ордена Святого Доминика. Я был послан в эти неприветливые края Инквизитором, чтобы задушить на корню еретическую скверну и помешать её распространению. Ведь именно кальвинистская мерзость ставит под угрозу процветание и стабильность нашей скромной общины. Прошу не гневаться на этого достойного офицера. Его поступки были совершены им по моей просьбе, а я в свою очередь руководствовался уважительными причинами.
Речь монаха была сказана уверенным, бодрым тоном, словно он рапортовал об успехах. Видимо, он принадлежал к монахам старой закалки, назначенным ещё при Филиппе IV, и был уверен в своём всевластии.
Блад учтиво поклонился, отвечая на поклон монаха, и ответил:
- Я надеюсь, достопочтенный отец, вы имеете надлежащие полномочия для подобных действий. Позвольте спросить, в чём обвиняются эти лица.
- Те двое, – монах указал на двух изувеченных осужденных, по-видимому, уже мёртвых, – в ереси. У одного из них была обнаружена библия. Сарай второго использовался для собраний кальвинистов. А третья - в служении дьяволу и чёрной магии.
Дон Беллестер наслаждался произведенным эффектом. Блад чуть не присвистнул от удивления, и едва удержался, помня о манерах испанского дворянина. Это было серьёзное обвинение, но уже лет пятьдесят как подобные производства стали редкостью, даже в Испании. От подобной дикости веяло средневековьем. Однако такое обвинение могло сыграть на руку Бладу, твёрдо решившему не допустить казни несчастной. Ведьмы не составляли секты и не угрожали власти церкви. Таким образом, вмешавшись в дело по обвинению этой женщины, он не мог быть обвинен в потворстве ереси – а учитывая важность их миссии в Н., это было бы крайне опасно и поставило бы под вопрос успех всего предприятия, ради которого была затеяна подмена. С другой стороны, Блад не мог избавиться от ощущения, что на самом деле ситуация не так проста, уж слишком необычно звучало подобное обвинение.
- Что ж, обвинение в колдовстве – весьма серьёзное дело. - медленно произнес он, словно взвешивая каждое слово. - Значит, этот город – гнездо ведьм и кальвинистов?