Часть 1. Дон Энрико (1/2)

Октябрь 1679, Испанские Нидерланды

Дон Энрико ди Мерретто с раздражением поправил на груди богато отделанный плащ, не спасавший ни от сырости, пробиравшей до костей, ни от холода. Отправившись в путь задолго до восхода солнца, он уже успел порядком устать и продрогнуть, а до места назначения оставалось ещё не менее часа пути.

Молодой вельможа попытался найти положение в седле поудобнее, ругая про себя последними словами двоюродного дядюшку, который убедил его покинуть Испанию и принять назначение на пост главы города Н. в Испанских Нидерландах. Учитывая обострившуюся обстановку на границе и не имея уверенности в преданности местных бургомистров, при дворе было решено назначить непосредственно из Испании главу для каждого из ”проблемных” городов, обладающего практически неограниченной властью.

Дон Энрико, несомненно, предпочёл бы отправиться из Испании прямиком в Н., однако ему было необходимо прежде заехать в Брюссель, чтобы лично передать местному правительству указания из Испании, а также подписать документы о своём назначении, которые он вез из Мадрида. Путь Дона Энрико, и так неблизкий, к его раздражению, увеличивался дополнительно. На этом, однако, его неприятности не закончились. Как назло, в Брюсселе весь отряд, прибывший с ним из Испании, неожиданно был поражен жестоким приступом желудочного гриппа, и был не в состоянии продолжать путь. Поскольку дон Энрико спешил прибыть к месту назначения как можно быстрее, имея поручения государственной важности, исходившие от самого короля Испании, он не имел возможности дожидаться поправки здоровья своих солдат, и попросил выделить ему местный отряд для сопровождения. Когда Дон Энрико увидел людей, отданных в его распоряжение, то не смог сдержать презрительной гримасы: испанцев из них было хорошо если половина, остальные же – наёмники, за золото служившие бы самому Сатане. Варвары, настоящие варвары – Энрико осуждающе покачал головой, начиная с тоской понимать, что новое назначение было далеко не такой блестящей идеей, как ему казалось ранее.

Выехали они из Брюсселя за пару часов до рассвета. Пробираясь через покрытый густым туманом лес, Дон Энрико подумал, что решение отправиться в путь в такой час вряд ли было таким уж мудрым. Неожиданно лес закончился, теперь они ехали вдоль пустынных полей, очертания которых терялись в тумане. Дон Энрико попытался вжаться в седло, настолько жутким было зрелище. Неприветливый край, по которому они продвигались, так непохожий на его родной край, был разорен войной и испанским руководством, для которого Нидерданды были не более чем очередной колонией. Множество крестьян, несомненно, лишь по странному совпадению самых богатых, было обвинено в ереси и сожжено. Множество их жен и дочерей было закопано заживо во славу великой инквизиции. Сиротливые поля остались не засеяны озимыми, поскольку в деревнях часто не оставалось больше никого, кто был бы в состоянии работать. Иногда на глаза попадался редкий остов той или иной деревни, производивший в тумане ещё более гнетущее впечатление. Голод, тоска, нищета и пьянство стали обычными гостями в этих местах. Трудно было поверить, что совсем близко от этих проклятых мест находится Республика Соединенных Провинций, одно из самых успешных, прогрессивных и либеральных государств в Европе.

Очертания деревьев в тумане начали проступать все чаще, лес вновь обступил всадников. Призрачный свет, казалось, превратил их самих в призраков, держащих путь через дебри потустороннего мёртвого леса. Клочья тумана в неровном свете чадивших от сырости фонарей приобретали фантастические очертания, в которых причудливая игра воображения могла разглядеть зловещие фигуры и предостерегающие знаки.

Тревога охватила Энрико. От границы их отделяло все меньшее расстояние, и ему вспомнились многочисленные разговоры, свидетелем которых он стал в Брюсселе, об отрядах повстанцев, орудовавших против испанцев в этих местах. Местное руководство, правда, заверило его, что повстанцы остались в прошлом, все вражеские отряды ликвидированы и власти Его Католического Величества на этих землях ничего не угрожает.

Дону Энрико еще не исполнилось и тридцати лет; пряди темно-каштановых, почти черных волос красиво обрамляли его холеное лицо. Он по своей природе не был солдатом и не привык к полной тягот и лишений походной жизни. Ди Мерретто и впредь воздержался бы от знакомства с нею, имея до недавнего времени возможность вести праздную и роскошную жизнь в Испании. Однако после смерти отца дон Энрико обнаружил, что состояние семейства ди Мерретто вовсе не такое значительное, как он рассчитывал. Напротив, примерно за год до смерти разум начал покидать старика, и он промотал до неприличия крупную сумму за карточным столом. В силу подобных обстоятельств, когда занимающий при дворе короля высокий пост родственник предложил Энрико назначение на пост главы города Н., тот согласился не раздумывая. Подобное назначение требовало неуклонной твердости и даже жестокости (разумеется, исключительно для защиты Истинной Веры и власти Короля), но зато пост главы города открывал бесчисленное количество возможностей для личного обогащения. Например, можно было поживиться за счёт еретиков, пообещав им за плату защиту от преследования инквизиции. А потом передать их же в руки священного правосудия, за часть их имущества. Дон Энрико рассчитывал вернуться через несколько лет в Испанию вновь богатым человеком. А еретических собак ему было не жаль – такова уж их судьба.

Кроме того, дон Энрико имел иное важное поручение государственной важности. Дело в том, что Н. являлся важным стратегическим пунктом, позволявшим разместить склад оружия и боеприпасов с целью нападения на территории Соединённых Провинций. Детали операции держались в строжайшей тайне. В дополнение к имеющемуся в городе гарнизону, испанские солдаты под видом торговцев должны были прибывать в течение нескольких месяцев небольшими группами, доставляя оружие и боеприпасы, поступавшие на торговые склады под видом обычных товаров.

Рассвет не спеша приближался, небо на востоке начало медленно светлеть. Туман стал не таким густым. Дон Энрико с облегчением вздохнул. Его цель становилась ближе с каждым шагом его коня.

Внезапно в гнетущую тишину разорвал доносившийся из леса крик чайки. Дон Энрико насторожился, поскольку чаек поблизости быть никак не могло. Повстанцы? Командир сопровождавшего его отряда, испанец Бернардо, следовавший на расстоянии нескольких шагов от ди Мерретто, ответил ”чайке” криком петуха.

Похолодев от испуга, Энрико понял, что его предали. Он резко развернул коня лицом к отряду и выхватил шпагу, приготовившись защищаться. Бернардо спокойно и насмешливо встретил его взгляд, уже держа шпагу наготове. Дон Энрико попытался скрыть панику, однако зубы громко клацали от охватившей его крупной дрожи и он с трудом удерживал оружие. С ужасом он понял, что предательство было заранее тщательно спланировано, и ”желудочный грипп” его испанского отряда, в котором никто не заподозрил неладное, не был простой случайностью.

В этот момент из леса появилось четверо новых всадников. По приветствиям, принятым среди гёзов, стало понятно, что они знакомы с заговорщиками из отряда. Среди вновь прибывших выделялся один, бывший, по-видимому, настоящим командиром брюссельского отряда. Стало ясно что все, в том числе и Бернардо, подчиняются ему.

Повернувшись к дону Энрико, незнакомец сразу же приступил к делу:

- Дон Энрико, как вы уже догадались, вы в плену у отряда вооруженных сил Республики Соединённых Провинций. Вы в ловушке. Пожалуйста, вашу шпагу.

Ди Мерретто был уверен, что его не пощадят, и застыл, на зная что предпринять. В этот момент его перекошенное страхом лицо никому не показалось бы привлекательным.

- Не волнуйтесь, дон Энрико, если вы будете вести себя благоразумно, то не пострадаете. - Незнакомец будто прочитал его мысли. - Ну же! Выбора у Вас всё равно нет, не так ли?

Энрико напряженно рассматривал незнакомца, стараясь различить как можно более деталей в предрассветном полумраке. Тот был молод, возможно на несколько лет моложе самого ди Мерретто, и походил на него сложением и ростом, разве что был чуть более худощавым и подтянутым, а налет властности и металл в глазах выдавал в нем военного. Испанская его речь была правильной, с лёгким неуловимым акцентом, который можно было принять за андалузский. Одежда была, несомненно, испанского происхождения и не уступала в роскоши платью испанского дворянина.