Death of Me (1/2)

SAINT PHNX</p>

Знаете, я никогда не любила чувство дежавю. Особенно оно не нравилось мне сейчас: когда обстановка чужой квартиры угадывалась с первого взгляда даже в полумраке. Под боком колючий диван, в воздухе запах спирта, у стенки ¬– мистер Гэррис, у меня – зарождающаяся истерика. Последняя уже опасно сдавила горло. Я метнулась к замеченной в противоположном конце комнаты двери, которая на проверку оказалась ванной, совмещённой с туалетом. Никто и не подумал меня останавливать, лишь щеколда на двери коварно прищемила мне палец напоследок.

Замусоленное зеркало над грязной раковиной отразило убогую картину в виде шипящего подростка, размахивающего пострадавшим пальцем. Признаться, я на себя засмотрелась. Красота неземная, хоть сейчас в цирк уродов. Тощая, всклокоченная, хмурая и бледная как смерть девчонка, зыркающая на меня из гладкой поверхности, вполне могла стать изюминкой представления. Одежда тоже оставляла желать лучшего: порванная, грязная, окровавленная… окровавленная? Бурые засохшие пятна от чего-то казалось невозможным спутать с обычной грязью. Оставался вопрос: она моя или?.. Я была уверена, что меня избили, но, если так, неужели вся та кровь могла принадлежать мне? Тогда рождался закономерный вопрос: «какого чёрта я вообще ещё могу стоять на ногах?!». Боли тоже не ощущалось, и это особенно сбивало с толку.

–Кровь не твоя.

Спокойный голос, прозвучавший из ниоткуда, не то, чтобы сильно пугал, но при условии того, что в комнате я находилась в гордом одиночестве, очень даже смущал. Я посмотрела по сторонам, взглянула на потолок, на всякий случай постучала по зеркалу, но никого, кроме себя так и не увидела. Галлюцинация. Очередная дурацкая игра больного разума. Рядом раздался тихий смешок. А рядом ли? Ощущения возникали странные, будто голос звучал не возле меня, а прямо в голове. Стоило порадоваться, что хоть частушки не пел.

Я мысленно махнула рукой: одной шизой больше, одной меньше. Как это ни забавно, смущал меня сейчас вовсе не жирный намёк на собственную неадекватность, а куда более насущная проблема. Кожа под испачканной одеждой страшно чесалась, хотя, возможно, мне просто не нравился вид крови. С сомнением покосившись на определённо не мытую со дня установки ванну, я разрывалась между желанием помыться и отвращением к абсолютно каждому предмету в этой квартире. Даже к раковине прикасаться было мерзко, но остатки чистоплотности всё же победили. Грязный ком одежды остался валяться на полу, а я застыла под спешно открытой струёй горячей воды, будто бы забыв, что температуру можно настраивать.

Это не было приятным, да что там: горячий душ никогда мне не нравился, но сейчас это казалось настолько… неважным? Ни покрасневшая покалывающая кожа, ни сжавшийся в груди комок неудовольствия не казались достаточной причиной, чтобы что-то изменить. Я просто хотела вот так простоять столбом пару часов, возможно, потерять сознание от перегрева или истощения, а потом понять, что проклятые несколько месяцев мне просто приснились. Я желала этого каждый, мать его, день. Каждую секунду, пока мозг не продумывал наспех пути отступления или не пытался найти места, где можно спрятаться.

Взгляд метнулся к полке над раковиной, где помимо пасты и стаканчика с задрипанной зубной щёткой лежал безобидный кругляш затычки для ванны. В голове, окружённой белесым туманом мыслей, промелькнула простая, совершенно очевидная идея. Я множество раз думала об этом, постоянно напоминала себе, что жизнь - отвратная штука. Жить было чертовски больно, но умирать – страшно. Дурость, не правда ли? Поначалу я просто, как последняя идиотка, надеялась, что случится чудо. Что получится сбежать, или лавочку того обмудка прикроет полиция. Потом надежде удивительно быстро обломали крылья, мне выбили пару зубов, и мечтать о побеге стало как-то глупо. Я видела множество возможностей избавить себя от существования, несколько раз даже почти справилась, но так и не смогла довести дело до логического финала. Меня останавливали две вещи: простой человеческий страх и наивная мысль о том, что эта жизнь была последним моим шансом, а стоит отказаться от него, как нового никто не предоставит. Что, если после смерти я не стану снова слюнявым орущим младенцем, а просто исчезну? Буду бесконечно проваливаться в темноту, из которой уже никогда не выберусь? Неужели это действительно лучше?

Я так и не смогла ответить для себя на этот вопрос.

Но теперь это стало лишь бредом. Неужели смерть действительно казалась мне вещью более страшной, чем такое существование? Постоянно прятаться, постоянно быть избитой до полусмерти, бояться всех и каждого – это лучше?

Сомнения исчезли, исчез и страх. Я потянулась к полке, поморщившись от болезненного ощущения, когда явно набравший температуру поток воды соприкоснулся с обнажённой спиной. И застыла, не дотянувшись каких-то пару сантиметров. Рука просто перестала двигаться, как и всё тело, словно кто-то поставил фильм на паузу. Это продлилось лишь несколько мгновений, а затем я выпрямилась. Встала ровно, подкрутила кран с голубым кружочком посередине. Кожу обдало приятной прохладой, успокаивающей и свежей. Вода не стала слишком холодной, напротив: именно такую температуру я честно могла бы назвать идеальной.

Признаться, это ввело меня в ступор. Всё произошло настолько неожиданно, что я, можно сказать, забыла испугаться, теперь с удивлением наблюдая, как руки самостоятельно тянутся к баночке шампуня, выдавливают немного на ладонь и начинают отмывать волосы. Словно в собственном теле мне вдруг стала отведена роль простого наблюдателя. Свои руки ощущались как чужие, голова поворачивалась по чьей-то безмолвной команде, даже дыхание, казалось, подчинялось кому-то иному. Не мне. Но я всё чувствовала, видела слышала. Неужели именно так ощущают себя сумасшедшие?

Вымывшись, «я», вылезла из ванны, замоталась в полотенце (кажется, единственную более-менее чистую вещь на несколько квадратных метров вокруг) и поняла, что тело вновь принадлежит мне. Я растерянно оглядела свои руки, словно надеясь на какие-то объяснения с их стороны, но взгляд внезапно зацепился за абсолютно чистый указательный палец, на котором не было и намёка на налившуюся кровью ранку, которая осталась после контакта со щеколдой. Неужели она мне тоже лишь примерещилась?

Я наспех протёрла запотевшее зеркало над раковиной и прикипела к нему взглядом, не уверенная, какие ещё следы сумасшествия ожидаю там увидеть. Впрочем, кое-что не заметить бы не вышло. Достаточно было взглянуть на своё лицо, а затем, наконец, присмотреться и к остальному телу, чтобы понять: от шрамов, ссадин, синяков и прочих следов «весёлой» жизни не осталось и следа. Не было больше и пустых дыр с осколками на месте выбитых зубов. Я несколько раз провела языком по абсолютно здоровым челюстям, чтобы убедиться, что мне не померещилось. Даже болезненного вида ломкие волосы, едва достававшие до середины шеи, теперь лежали на плечах.

Если это была лишь очередная галлюцинация, то она оказалась удивительно… приятной? Конечно, ничто подобное не могло оказаться правдой, но почему-то мне стало легче. Давно забитая и, казалось, мёртвая надежда на чудо робко приподняла голову. Невозможно? Странно? Плевать! Хлебнув столько дерьма, я готова была принять как данность и внезапное исцеление, и сумасшествие, да даже веру в божественные силы, если это позволит хоть на полчаса почувствовать себя немного лучше. Пусть это окажется галлюцинация, я буду держаться за неё, как любой шизик держится за воображаемых друзей.

–Не думай больше о своей смерти.

Снова голос. Спокойный, но какой-то странный. Он не принадлежал ни мне, ни любому из моих немногочисленных знакомых. В нём звучало словно сразу несколько гармоник, пожалуй, его можно было бы назвать даже приятным. И, пожалуй, женским? Так могла звучать и взрослая женщина и девушка, и существо, не являющееся человеком. Последний вариант от чего-то казался наиболее подходящим.

О, так у меня тоже есть воображаемый друг. Я почти не удивилась, только медленно моргнула, слабым усилием воли заставляя себя принять как данность и это. Последний пункт списка условий, необходимых для членства среди больничных Наполеонов и прочих сверхлюдей обзавёлся жирной галочкой. Оставалось только дождаться доставки новой униформы с экстравагантными длинными рукавами.