Vendetta (2/2)
«Дружок» чуть склонил голову набок, разглядывая меня с подозрительным интересом и словно бы слегка ухмыляясь, как пресловутый волчок, раздумывающий, цапнуть или нет. Видимо, мой суповой набор должного аппетита не вызывал, потому как пёсик фыркнул и нетерпеливо переступил с лапы на лапу, словно не решаясь подойти. Мне это неожиданно показалось забавным, так что, я похлопала ладонью по асфальту возле себя.
–Встал как неродной, подходи, садись, гостем будешь.
Слова вырывались тихо и как-то надрывно, окончания тонули в хрипе, но Дружок словно понял: подошёл поближе и чинно уселся рядом, поелозив по земле встрёпанным хвостом. Так мы и сидели вдвоём какое-то время. Я бездумно смотрела прямо перед собой, размышляя, что делать дальше. Размышлялось плохо, а остатки разума пессимистично напоминали, что раньше меня находили без проблем – найдут и сейчас. Вопрос времени. От этого понимания на душе становилось как-то особенно тяжело. Наверное, как и всегда, когда понимаешь, что все твои старания просто пшик в пустоту.
Пёс всё это время сидел почти неподвижно, лишь кончик его хвоста слегка вилял из стороны в сторону. Он не торопился уходить. Возможно, потому что ему, как и мне, попросту было некуда идти.
–У тебя тоже ничего нет, да? – понимающе хмыкнула я. – Только ты один против всего бл*дского мира.
Он поднял на меня взгляд печальных голубых глаз, в которых, как мне показалось, томилась настоящая всепоглощающая тоска. Конечно же, ничего не ответил, но всё было понятно и без слов. Сердце слегка кольнуло, а плечи сами собой опустились. Кто бы мог подумать, что единственным существом, которое меня поймёт, окажется бродячая дворняга. Я потянулась ладонью к лохматой голове, словно поглаживания могли решить все – и его, и мои – проблемы. Он не дёрнулся и не зарычал, только вновь чуть склонил голову, всё глядя на меня глубокими голубыми глазами без зрачков. «А это нормально?» – промелькнула запоздалая мысль. Совсем чуть-чуть, но от этого взгляда стало неуютно, захотелось отстраниться. Я приподняла ладонь, чтобы заметить, как под кожу втягиваются тонкие серебристо-белые нити, тянущиеся откуда-то из-под собачьей шерсти. Тут бы отдёрнуть руку, отбежать да протереть глаза, но меня заворожил жемчужный отблеск на хрупких линиях. Боли или каких-либо ощущений не было – лишь тепло, оставшееся после контакта с собачьей шерстью. Словно нити являлись причудливой игрой света, чуть пугающей, но всё ещё эфемерной. Я любовалась ею, как ребёнок, увидевший солнечный отблеск воды на стене здания. Несколько мгновений – и всё исчезло, словно ничего и не было. Пёсик удивлённо похлопал глазами на меня, покосился на занесённую над его головой руку и, вскочив, бодро потрусил куда-то по своим собачьим делам
Я только посмотрела ему вслед, затем заторможенно поднеся ладонь к лицу, чтобы убедиться, что на ней не осталось и намёка на странные… штуки. Конечно же, там ничего не было. Галлюцинации стали для меня привычным делом: то ли из-за наркотиков, то ли из-за расшатанных нервов. Может быть, из-за всего сразу. Много чего мерещилось, включая всякую мерзость, какая и не снилась создателям хорроров. У меня уже не было сил бояться всего этого дерьма. Абсолютно никаких сил. Тем более, что по сравнению с предыдущими образами, белые нити не вызывали и толики страха. Я бы даже назвала их красивыми, пожалуй.
Большой палец второй руки несколько раз провёл по ладони, дабы позволить мне окончательно убедиться в иллюзорности нитей. Посиделки с Дружком на короткий миг подарили мне утраченное и, пожалуй, столь же эфемерное спокойствие. Чтобы в следующий миг на меня ведром холодной воды вылился страх, сопровождаемый звуком быстрых шагов с другой стороны подворотни. Пальцы тут же сжались в кулаки, словно этот жест мог помочь хоть немного успокоиться.
Несколько человек, рожи которых я прекрасно знала, неумолимо приближались во главе с их начальником. С левой стороны лица у него наливалось синевой место удара с пятном подсохшей крови. В глазах только желание поскорее отыграться. Он навис надо мной, одним своим чёртовым присутствием убивая остатки надежды на побег. Смешно, будто у меня были силы, чтобы продолжить бежать. Я чувствовала, как съёживаюсь, глядя на подонка снизу вверх, и с омерзением понимала – что ему это по вкусу.
–«Ну давай, ублюдок!» – промелькнула последняя озлобленная мысль.
В момент, когда он замахнулся, мир передо мной потемнел, исчезая.
* * * </p>
Когда Стив шагнул в подворотню, крики уже стихли. В сгущающихся сумерках кровь казалась почти чёрной, и чернота эта была повсюду. Стены, асфальт, одинокий мусорный контейнер под боком одного из зданий – всё оказалось запятнано этим зловещим цветом. А в середине, среди безвольных растерзанных куч, когда-то бывших людьми, стояла девочка. Невысокая, болезненно худая, в порванной на животе футболке и не по размеру длинных, подкатанных, штанах. Поразительным казалось то, насколько гротескно она выглядела в такой обстановке, и, в то же время удивительно органично. Словно совершенно нормально для ребёнка стоять в тихой тёмной подворотне среди трупов и луж крови.
Когда она обернулась, Стив вздрогнул, невольно сделав несколько шагов назад. На её руках не было крови в то время, как одежда, лицо, даже волосы – приобрели грязный алый оттенок. Лицо не выражало ни страха, ни злости, ни даже малейшего смущения. Оно не могло принадлежать ребёнку, ставшему свидетелем бойни… или учинившему её. Разве что, ребёнок этот слишком сильно отдалился от человека.
Гэррис всё не мог перестать смотреть ей в глаза. Пустые ярко-голубые глаза, без зрачков и намёка на радужку, которые прошлись по нему внимательным изучающим взглядом, позволяя своей обладательнице сделать какие-то понятные лишь ей выводы.
Когда она подошла ближе, оставляя на асфальте едва различимые красные отпечатки босых ног, Стив неосознанно выпрямился, возвышаясь над щуплым ребёнком, будто это как-то могло помочь. Она только растянула тонкие сухие множество раз разбитые губы в усмешке, обнажающей белые заострившиеся зубы. Мужчина часто чувствовал себя ничтожным, но никогда ещё это ощущение не набирало такую силу, как рядом с этой малявкой. Возможно, не выгляди она как ребёнок, её каменное спокойствие не вызывало бы такого ужаса. И всё же, Стив нашёл в себе силы сказать то, зачем он явился в это проклятое место.
–Тебе нельзя здесь оставаться. Пойдём, я помогу. В этот раз: по-настоящему.
И она молча последовала за ним, не удостоив его уточняющим вопросом или иным проявлением недоверия. Стив привёл её к себе в квартиру, пусть и сомневался, не посчитает ли девчонка это угрозой. Не посчитала. Или же не подала вида. Осмотревшись, она молча прошла в комнату, устроившись на диване. Лишь её взгляд, брошенный на Гэрриса перед тем, как заснуть, предупреждал не совершать глупостей. Он и не собирался: все самые отвратительные глупости уже были им совершены.
Девчонка проснулась через несколько часов, глубокой ночью. Растерянно осмотрелась в слабо освещённой комнате, вскочила с дивана, мгновенно замечая хозяина квартиры. Стив, сидящий в старом кресле у стены, отчётливо увидел страх, промелькнувший на невозмутимом недавно лице. Перед мужчиной вновь стоял забитый озлобленный на весь мир подросток с совершенно обычными глазами, в коих не было и намёка на ярко-голубой цвет. Если бы та кровавая картина не врезалась в память с особой отчётливостью, а сам Гэррис не был уверен в своём вменяемом состоянии, он бы точно подумал, что всё ранее ему лишь привиделось.
Мужчина собирался, было, сказать что-то в оправдание ситуации, напомнить, что он просто предложил свою помощь, но девчонка вдруг, оглядевшись, нашла глазами дверь ванной и скрылась за ней, отрезая себя от ненужных ей объяснений. Она провела там час или даже больше. За это время Стив успел перебрать сотни оправданий и возможных вариантов диалога, чтобы в итоге понять: это бесполезно. Девчонка уже давно и крепко разочаровалась в жизни, в людях и, в частности, в самом хозяине мотеля. А сам Гэррис, решившись на единственное откровение перед собой, уже знал, что ему не нужно её прощение. Оно попросту ничего не изменит.
Когда девчонка вышла из ванной, Стив уже ждал её с вещами. Она успела отмыться от крови и вернуть себе подобие прежней холодности, за которой нет-нет, да проскальзывала напряжённость, готовая в любую секунду вылиться в самозащиту. За это время, проведённое за дверью санузла, что-то в ней неуловимо изменилось. Пропали кровоточащие раны и следы побоев, волосы выпрямились и заметно отросли. Только худоба, бледность и затравленный взгляд остались прежними.
Стив смог раздобыть одежду, которая пришлась относительно по размеру, пусть и висела мешком, карту с небольшой суммой, а также простой телефон какого-то недорогого бренда взамен старого – выданного и обработанного кузеном. Последними он протянул паспорт, сделанный одним его знакомым ещё месяц назад, и один билет на самолёт. Девчонка приняла это без благодарности, как должное, но всё же не удержалась от вопроса.
–Что за благотворительность? – изогнула она бровь, разглядывая поддельные документы. – Чистишь карму?
Он только пожал плечами, почему-то ощущая вину за неподдельное презрение, появившееся на детском личике.
Ранним утром Стив вышел, чтобы проводить девчонку до аэропорта. Она шла следом, закинув на плечо небольшой рюкзак. Уже шагнув за дверь, мужчина услышал, как девчонка притормозила у тумбочки на входе, на которой стояли старые электронные часы, показывающие дату и время. Через несколько секунд раздался её тихий хриплый голос:
–Надо же… сегодня мой день рождения.