Часть 10 (2/2)

Поэтому Джемин устраивает ладони на его широких плечах и улыбается:

— Пей, Джехён-и.

Джехён дёргает уголком губ, делает множество глотков, в итоге допивая свою порцию. На это мальчишка довольно кивает и делает шаг ближе к Чону, просит обнять.

Альфа слушается. Он обнимает мальчишку за талию крепко, поддерживая стаканчик указательным и средним пальцами. Опускает голову, шумно дышит в макушку На. Омежка всё же смеётся, в отместку тыкается носом в самую шею мужчины, вдыхает пьяный апельсин и закрывает глаза.

Джемин помнит, что особо не нужен Джехёну. Он знает, что 'они' не навечно, что 'они' = 'костыли друг другу'. И потому отчаянно желает большего. Ещё кусочек альфы.

Это эгоистично, да? На горько думать об этом так, но это лучше, чем фантазировать, как однажды тебя выкинут сломанной игрушкой обратно в мусор. Лучше мечтать и делиться мыслями с Джехёном, слушать его нравоучения и нелепые истории из жизни, нежиться в его объятиях и сходить с ума от этих сложных, точно же — неправильных — отношений.

Джемин касается губами влажной шеи альфы робко. Потом с громким чмоком.

— Джемин, ещё по стакану?

Омега знает, почему Джехён предлагает. Они как-то обсуждали это. Много алкоголя бывает полезно омегам, чтобы расслабиться, и расслабить альф настолько, чтобы у тех не поднялся. И На помнит, что у Джехёна высокая толерантность, потому пьёт ещё из предложенного стакана.

Сладко, так пряно, а ещё жарко. Голова у Джемина кружится. Нет, это Чон его кружит в своих руках. Потолок и люстра танцуют балериной, что так смешно. И омежка смеётся. Беззаботно, звонко, крепко держась за альфу.

— Ты даже не догадываешься, насколько ты сногсшибательный, — у Джехёна глаза горят от выпитого, а руки крепче держат под ребрами.

— Я? Да разве ж я? — Джемин отзывается на простой комплимент, преисполненный щенячьего восторга от внимания взрослого, опытного, такого хорошего мужчины.

— Именно ты. Хорошенький.

Больше Чон не успевает сказать, потому что омежка целует его в губы, отстраняется и скромно улыбается, опуская взгляд в пол:

— Джехён-и, научи целоваться.

Мужчина порывисто выдыхает, усаживает мальчишку на кровать, сам садится рядом. Он закидывает колено на одеяло и обнимает ладонями щёки На. Джехён сталкивается с ним лбами, соприкасается носами и отодвигается. В его щеках залегают озорные ямочки, и Джемину хочется вложить туда свои губы.

— Я начну. А ты повторяй. Я буду податлив для тебя, хорошо? — Чон проводит большими пальцами по скуле и по брови.

В знак согласия омежка выразительно кивает. Альфа тут же приникает к его губам с поцелуем. Он движется медленно, мягко. Отстраняется. На кивает и, чуть наклонив голову, целует в ответ.

Джехён засасывает верхнюю губу меж своих, спускает одну ладонь с щеки на шею. Джемин опирается рукой о матрас, повторяя и это действие.

Альфа ложится спиной на кровать, когда утягивает мальчишку за собой в частых коротких поцелуях. Омега садится на его бёдрах, боясь не успеть.

Поцелуи, руки по одежде и коже, губы на губы. Джехён предлагает, Джемин берёт. Чон начинает, На уверенно следует. Это как игра в волейбол: кто-то подаёт, второй отбивает. Они меняются. Кружатся по небольшой кровати в руках друг друга.

Так на город спускаются сумерки, наступает ночь. Телефон, честно играющий дальше заунывные песни о любви, уже перегрелся от пяти часов работы, готовясь вот-вот отключиться из-за потери заряда. В окно влетает ночной ветерок, и мурашки бегут по коже мальчишки, когда альфа всё-таки снимает с него футболку, подминает под себя, чтобы удобнее выцеловывать шею и грудь. Скидывает свои вещи.

Джемин ждёт, что они снова сделают это. Но Джехён только целует. И Боже, этого более, чем достаточно. Уже от этого только сводит скулы, тянет мышцы живота и дыхание прерывается снова и снова. Омежка не уверен насчёт Чона, но вот его трусы промокли насквозь, и потираться то тут, то там, или — подставляться под большие ладони — уже не кажется таким приятным. Но альфа делает сам, нисколько не смущаясь, но делая осторожно, обнимает младшего так, будто хватается за свою последнюю соломинку, которая благодарит его новыми нежными касаниями.

…

Рассвет падает на город, мягко пробуждая зацелованную парочку в одном отеле. Джемин просыпается первым и рассматривает лицо Джехёна впервые так осознанно близко.

Омежка устраивается поудобнее и убирает прядочку со лба мужчины. Ведёт пальцем по виску к щеке и замирает, отмеряя миллиметр пушка на коже. Тут мягко, невесомо. Но если касаться волосиков над губами и под, то будет жёстко. И альфе не нравится, когда трогаешь там: он хмурит брови и дёргает носом, с шумом выдыхая.

Джемин вновь и вновь гладит щёку Джехёна, желая поскорее тыкнуть в ямочку. Скользит по потной коже ниже и накрывает пальцами шею. Ощущает ровное биение пульса. Кадык подскакивает, когда Чон сглатывает и во сне переворачивается, высвобождаясь из-под озорной ручки.

Это умилительно. Джемин вибрирует всем собой, сдерживая восторженные крики, зажимает одеяло меж зубов. На молится, чтобы искры из глаз не сожгли тут всё к праотцам.

— Не спишь, да? — голос у альфы хриплый со сна.

И когда он тянется, то все мускулы напрягаются, соски подскакивают, кожа покрывается мурашками. Залипательно. Даже волосы подмышками выглядят притягательно.

И омежка не сдерживается: щекочет замеченное местечко, тут же оказываясь под весом мужчины.

— Кто у нас тут не даёт мне спать? Кто? — Джехён смеётся и короткими, резкими движениями проводит пальцами по бокам мальчишки, так что тот дёргается и вскрикивает в промежутках между хохотом.

Спустя какое-то время альфа решает, что с подопечного хватит, и Джемин принимает вертикальное положение: жутко красный, мокрый, в одних только брифах, что сбились, открывая немного пениса. Когда На осознаёт, как выглядит, то вместо того, чтобы краснеть и стесняться, поправляет нижнее бельё с коротким: 'Ой, не гляди туда'. Чон переводит взгляд с паха омежки на его лицо и заходится новой волной басовитого смеха.

Джемин падает на альфу, вновь оказываясь в объятьях, ощущая поцелуи на щеках. Это люди называют счастьем? Семейным счастьем и благополучием? Для этого альфа и омега начинают встречаться, остаются на ночёвки? Об этом пишут книги и снимают фильмы?

На забывает, что не совсем об этом, что это всё — о другом. Но всё, что за пределами его мирка — 'не канон '. Он другой, и семья у него другая.

/

Джемин впихивает себя с рюкзаком в квартиру Джехёна, скидывает кроссовки, пока альфа возится в лифте с чемоданом и пакетом сувениров. Нет, они набрали не так уж и много, просто всё это так непривычно, поэтому получается корявенько.

— Я в душ! — оповещает омежка, скрываясь за нужной дверью.

За десять минувших дней квартира не превратилась в сраный клоповник, цветы подсохли, пыль кое-где образовалась, воздух немного спертый. Но это всё мелочи, по сравнению с тем, что в целом, дом остался прежним.

Джемин вспенивает шампунь и жмурится от восторга. Душевая кабина заполняется ярким синтетическими апельсином, который не впитается в поры, и мир кажется радостнее. На не раз обращал на это внимание: оранжевые цвета и сочные ароматы цитрусов делают день веселее, легче; и при этом Чон который месяц ходит понурым, изредка позволяя себе минуты неподдельного, открытого счастья.

Когда Джемин выходит из душа, Джехён уже вовсю протирает пыль на кухне, размышляя об ужине. Сейчас он не кажется загруженным проблемами, головными болями о прошлом — выглядит довольным, отдохнувшим, счастливым. И На почему-то верит, что это благодаря ему. Это зазнайство: мальчишке хватает смелости называть вещи своими именами хотя бы в своей же душе, своим внутренним голосом — но если сравнивать его первую встречу с Чоном, то вот уже третью неделю как мужчина переживает замечательные, беззаботные деньки, открыто и свободно наслаждаясь жизнью.

•••