Часть 4 (1/2)
Мама долго обнимала меня, потом мы пили чай на кухне, разговаривали, вспоминали прошлое. Оно у нас было хорошим. Папа любил маму, баловал её. А мама баловала меня. Обидно осознавать, что всё это было чем-то зыбким и ненастоящим. Чем отца могла зацепить Ира? Видел я ту Иру. Ум как у курицы. А секс приедается с любым телом, даже с самым роскошным. Папа с мамой были друзьями, партнёрами, соратниками и это особенно обидно. Предательство горчило на языке, отравляло всё: воспоминания, надежды, планы.
Я решил остаться на ночь и поехать на работу от мамы. Лёг на диване и она, сидя рядом, как в детстве гладила меня по голове и рассказывала нелюбимую мной, пугающую сказку про «Маленького Принца», которую я понял и принял только уже будучи взрослым. Непонятным образом мысли перетекли на Рязанцева и я понял, что я как та роза, которую принц опекает, а она от этого устала. Но навязчивого принца не пугают ни шипы, ни неприветливость розы. Зачем я ему... Так я и уснул под мягкий мамин голос, окутанный запахом лаванды и крема для рук.
Утром меня ждали пышные оладушки с вареньем, творог с зеленью и я чуть не расплакался, обнимая маму в дверях, когда прощался. Я знал, что опухоль маленькая и шансы на удачную операцию очень высоки, но меня мучил страх, что мы больше не увидимся и никто не посмотрит на меня каре-зелёными глазами с такой безусловной любовью.
– Мам, пообещай мне, что ты выкарабкаешься.
– Конечно, выкарабкаюсь, сынок! Всё ведь упиралось только в деньги. А остальное – просто технические моменты. Спасибо тебе!
– Я люблю тебя!
– И я тебя люблю!
Я шёл к метро, когда меня окликнули.
Из приоткрытой двери лимузина выглядывал по-утреннему недовольный Рязанцев.
– Садись! Мог бы и предупредить, что у матери останешься ночевать! – буркнул он, притираясь ко мне горячим боком, когда я, не понимающий, как Рязанцев оказался на окраине, сел на заднее сиденье.
– Зачем? – изумился я, пытаясь отпихнуть его, но Рязанцеву это было всё равно. Он закинул мне руку на плечи, притянул к себе, вдохнул жадно воздух у виска.
– Игорь вчера тебя до двенадцати ждал.
– Я же не знал, что он ждать будет! – прошипел я Рязанцеву, отпихнул его и наклонившись вперёд, громко произнёс: – Игорь, прошу прощения. Антон Сергеевич не предупредил меня, что вы будете ждать. Мне очень жаль, что так вышло.
– Нет проблем, – пробасил Игорь, не оборачиваясь.
Рязанцев дёрнул меня назад, снова обнял и зашептал в висок:
– Почему ты с другими такой вежливый?
– Может потому, что они не зажимают мои яйца в своём кулаке?
– Вечно ты всем недоволен!
– Вечно? Всем? Антон, мне кажется, тебе необходима психотерапия. Ты меня знаешь третий день. Причём половину проведённого вместе времени ты либо трахаешь меня, либо мои мозги, и ты ещё мной и недоволен!
– Ты недоволен нашим контрактом?
– Доволен. Но он не включает в себя такие вещи как упрёки, унижение, попытка контролировать мою жизнь вне рамок этого контракта. Я ведь ни разу не отказал тебе в сексе.
– Ты не пошёл со мной на ужин!
– Вот! Ты ведёшь себя так, будто у нас отношения! Будто ты моя жёнушка. Мне это не нравится! Я всегда предпочитал разделять личное и работу.
– И как же это личное зовут? Инга? У тебя с ней давние отношения и ты решил пристроить любовницу на тёпленькое местечко?
– О, ты всё-таки помнишь имя нашего нового офис-менеджера? Ингу я увидел вчера впервые. Это раз. Ты не имеешь права на ревность. Это два.
– Контракт не предусматривает секс с другими людьми у тебя!
– Секс – нет. И это справедливо. Хотя у тебя на это полный карт-бланш.
– Ревнуешь?
– Нет, – отмахнулся я. – А вот отношения я строить могу. И они вполне могут некоторое время проистекать без секса. Иногда это вообще вторично.
– Строй их со мной!
– Ты мужик! И я мужик! Какие у нас нахрен могут быть отношения?!
– Нормальные! Как у людей!
Я с удивлением посмотрел на набычившегося Рязанцева. Он что, в Европе пыльцы феи перенюхал и потерял связь с реальностью?
– Мы родились не в той стране и не в то время. Ладно я, прыщ на заднице мироздания, но ты ведь не последний человек в городе. Подумай о своей репутации. И вообще, за каким хреном мы обсуждаем отношения которых нет и не будет, и опять ссоримся, как семейная пара?!
– Ты сам это сказал!
– Что сказал?!
– Про отношения.
– Так, всё! – диалоги у нас категорически не выходили. Тема, поднимаемая Рязанцевым, меня смущала. А ссориться с ним было чревато. Но я знал способ заткнуть его на некоторое время. – Отсосать тебе? Другого диалога у нас не выходит! Только когда ты стонешь, а я молчу, потому что у меня во рту член.
Рязанцев сверкнул на меня глазами и нажал кнопку на дверце. Шторка, разделяющая салон и кабину водителя, поползла вверх. Я сполз на пол и встал на колени между расставленными ногами Рязанцева. Он тяжело дышал, хоть я к нему ещё даже не прикоснулся. Вряд ли я такой мастер минетов, оба раза были неловкими и быстрыми, шеф просто поощрял меня словами, но я запросто наработаю опыт, учитывая бешеное либидо Рязанцева, за полгода. Именно такие приблизительные сроки лечения указали маме, когда поставили диагноз. И именно столько мне придётся валяться под Антоном. Нахрен мне этот опыт не нужен, но именно этим я успокаивал себя, чтобы не сойти с ума. Если ты находишь мотив и ставишь цель, то сам путь, разбитый на этапы не кажется таким страшным. Просто идёшь от пункта до пункта, ставя галочки.
Пока я занимался самоуспокоением, Антон, ухватив меня за волосы, бесцеремонно толкнул мне член в рот, вжимая носом в лобок, перекрывая головкой воздух. Рвотный рефлекс ко мне не пришёл, слишком знатно я был ошарашен таким собственническим поведением. Отбиваться я не стал, лишь сжал крепко бёдра Рязанцева и расслабил горло. Не увидев сопротивления, Рязанцев потянул меня наверх, дал подышать, а потом начал вбивать с ражем член мне в рот, сжав пряди в сильных пальцах. У меня текли слюни, сопли и слёзы, я дышал урывками, челюсть ломило, но шеф, судя по низким стонам, был очевидно в восторге. Я поднял на него заплаканные глаза и увидел такую радость, что удивился, как он не умер от инсульта на месте. Рязанцев даже немного меня обрадовал: он захрипел, забился и… кончил. Сука!
Шуба! Номер с видом на море и джакузи! Психиатр! Уговаривал себя я, глотая терпкое семя. Антон же гладил меня по скулам большими пальцами, поддерживая ладонями под нижнюю челюсть. Боялся, что я ему член откушу, наверное.
Но когда он резко вздёрнул меня вверх и впился в рот поцелуем, я завис на мгновенье, опешив от напора, властности, очнувшись оттолкнул, ударив ладонями в грудь. Рязанцев, откинувшийся на спинку сиденья, смотрел на меня мутными глазами, облизывался и часто дышал. И как ему не противно? Сам я испытывал странные ощущения: поцелуи девушек были мягкими, дразнящими, нежными. Здесь же поцелуй был совершенно мужской: жёсткий, определённый, превалирующий, да ещё и со вкусом спермы.
– Я же просил этого не делать! – сипло сказал я.
– Прости, забылся. – Раскаяния в голосе Рязанцева не было ни на йоту. Наоборот, там плескалось удовлетворение, сытость, коньяк.
– Тебя не смущает вкус твоей собственной спермы?
– Нет.
– Ты нарцисс?
– Кого ты видишь перед собой?
– Озабоченного, охуевшего от власти мужика, который несмотря на то что творит зло, невольно способствует благу. – Всё же Булгаков был гением…
– Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла?<span class="footnote" id="fn_32532823_0"></span>
Не ожидал, что Антонио читал Булгакова в той степени погружения, чтобы подхватывать цитаты из «Мастера и Маргариты» и отвечать ими. Понимание, что он глубже, чем я вижу, вдруг расслабило меня. Минет я переживу, а доминирование мне зашло.
– Я бы не справился без тебя, – сипло сказал я, привалился к ноге Рязанцева, потёрся скулой о колено. – И благодарен.
– Но в другом случае не встал бы передо мной на колени?
– Нет, конечно.
– Ты удивительный случай агрессивного сабмиссива. Тебя потянет не каждый доминант.
– Я никогда не был в теме. – Я читал про субкультуру БДСМ, мне было интересно, но крайне поверхностно. И как-то не задумывался, что она может существовать в рамках гомосексуальных отношений.
– Этому не учатся, мы рождаемся с этим внутри. Кто-то хочет ответственности, кто-то заботы.
– Думаешь, мне нужна забота?
– Определённо. Опиши своё детство и момент, когда ты понял, что оно закончилось?
– Мне было шестнадцать. Отец пришёл домой и положил на стол загранпаспорт, билеты на самолёт и буклет про колледж, в который я еду учиться. Я был самым обычным пацаном. Всех забот: потрогать сиськи Ленки Усольцевой, подрочить так, чтобы не спалили, оторваться в клубе в пятницу вечером, не завалить экзамены. А тут новая страна, другой уровень ответственности. Да я не знал, как платить за коммуналку и что полы, оказывается, через два дня выглядят так, будто дома свиноферма. Я был шокирован!
– Чего тебе хотелось больше всего?
– В свою комнату, на свою кровать, плакать, и чтобы мама меня жалела, а потом принесла чай и пирожки с мясом.
– Что ты делал?
– Изображал из себя взрослого человека. Потом втянулся и не заметил, как повзрослел.
– Я могу тебе приносить чай и пирожки с мясом. И жалеть.