Глава 10, часть 1. (1/2)

«Неужели мы сбились с пути?»

Так уж получилось, что это был не тот вопрос, который сэр Терренс Данвелл особенно часто задавал себе. Как солдат — он всегда был озабочен тропой, которая была прямо перед ним, и редко смотрел вдаль. Миссия, кампания или, самое большее, война. Именно этими узкими рамками он ограничивал себя и, за редким исключением, преуспевал.

Но теперь ему нужно было только встать перед окном, прикоснуться рукой к стеклу и почувствовать рокот, далёкий, низкий и такой же мощный, как в День Страшного Суда, чтобы снова задаться вопросом — «куда и как привёл его избранный путь?»

Они ждали там, внизу, десятки тысяч, своего лидера, своего… Пророка.

Он всегда знал, что лежит в основе Реконкисты, за её военной и торговой мощью, а также за корыстолюбивой знатью. Что двигало её основу и что связывало их с их хозяином Кромвелем. Он знал — но это знание не подготовило его к такому.

Впрочем, Данвелл не считал себя вправе их презирать. Не сейчас, не после всего.

Два года назад, примерно в то время, когда многовековая мёртвая хватка Королевского Рода начала становиться слишком обременительной для слишком многих благородных домов, «Реконкиста» была иностранным словом, чем-то, что бормотали на улицах простолюдины, мелкие маги и агитаторы, которые быстро исчезали без следа.

«Реконкиста» — тогда это не казалось таким отчётливым, расплывчатое название для смутного недовольства, наконец-то обретшего форму и смысл. Недовольства королём и его «фаворитизмом». Недовольство Церковью и её «самодовольством». Недовольство королевством и его «застоем».

В этом не было ничего нового или заслуживающего внимания. На протяжении веков возникали сотни таких течений и вероучений, каждое из которых обещало лекарство от всех болезней. Настолько распространённое явление, что Данвелл не смог выделить в памяти ни одного конкретного случая. Обычно всё затевал отпрыск какого-нибудь мелкого мага или дворянина низкого рода, у которого было больше харизмы, чем здравого смысла, и амбиции, которые далеко простирались за пределы его возможностей. Время от времени они поднимались — и так же быстро падали. Ожидалось, что Реконкиста не станет исключением, с этим покончат и забудут достаточно скоро, самое позднее к зиме.

А потом, когда к зиме всё не закончилось, — были приняты более решительные меры, и считалось, что это произойдёт непременно к весне.

Но на этот раз всё снова пошло не так. Это не закончилось ни к зиме, ни к весне. На этот раз ожидания были обмануты во всех отношениях. Вместо этого Дом Тюдоров обнаружил, что борется за контроль и вынужден прибегать ко всё более жёстким мерам, чтобы сохранить его. Однако методы, которые так надёжно работали в прошлом, только придали ярости делу Реконкисты, сработав против прибегнувших к ним.

Обвинения.

Обвинения в том, что Тюдоры утратили своё божественное право.

Что они недостойны наследия Основателя.

Что король пал во тьму.

Обладатель проржавевшей короны, на троне лжи.

Возмущение.

Возмущение Церковью за то, что она свернула с праведного пути. Ромалия должна была возглавить Святую Войну, чтобы вернуть Святую Землю, — но теперь Церковь погрязла в богатстве и роскоши, собранных с верующих, её учения стали лицемерными, священники — коррумпированными и жадными. Церковь больше не жила для того, чтобы служить делу Основателя.

Королевские Дома были некомпетентны — до последнего человека. Если они не следовали слепо за Церковью — то ссорились между собой. Те же, кто собирал силы, чтобы напасть на Великого Врага, каждый раз терпели поражение, — и это было доказательство того, что не осталось ни одного представителя Королевской Крови, который всё ещё был бы благословлён Богом и Основателем.

Вспыхнули мятежи — а затем восстание, сначала беспорядочное и бесцельное — пока они не нашли Кромвеля. Или, что более вероятно, пока он их не нашёл.

Человек, который утверждал, что был затронут силой Пустоты Основателя, что имеет право говорить от имени Бога. Это было безумное бахвальство сумасшедшего — и, к тому же, святотатство. Но безумца оказалось удручающе трудно заставить молчать, а святотатцу люди хотели верить, даже ценой жизни. Он слишком быстро завоевал себе поддержку и каким-то волшебством начал добиваться побед.

Реконкиста стала делом Кромвеля — и обвинения превратились в решения и притязания. Королевские Семьи континента были слабы. Они потерпели неудачу и не смогли вернуть Святую Землю. Вместо единого дела они обратились друг против друга. Церковь и королевские династии были виновны в страданиях человечества, управители именем Бога, которые разжирели на тяжёлом труде простолюдинов и военном таланте знати, забыв Слова Основателя, Слова, которые любой образованный человек мог прочитать сам в Писании.

Реконкиста исправит это.

Их первое доказательство придёт с освобождением Альбиона от его тирана — короля Джеймса и уничтожением коррумпированной церковной доктрины, которая слишком долго сковывала королевство. А затем — объединение континента, какого не было со времен старой Ромалийской империи. Только тогда человечество будет обладать единством и мощью, чтобы сокрушить Великого Врага.

Это было безумно, невозможно — и, скорее рано, чем поздно, оно должно было потерпеть неудачу, — но именно такой, безумной и невозможной, оказалась победа лорда Кромвеля над роялистами.

Многотысячные массы, заполнявшие территорию дворца, не оставляя пустого места, были истинно верующими. Среди них были и маги — бесчисленные нетитулованные маги-кузнецы, аптекари и печатники, а также тысячи представителей низшей знати. Мысль о цифрах действовала отрезвляюще.

— Да сколько же их тут?

Он не собирался произносить это вслух — но, тем не менее, ответ был дан:

— Лишь Основатель знает, сэр Данвелл, но я слышал, что порой на выступления лорда собирался каждый десятый житель Лондиниума.

Это произнёс худощавый темноволосый чисто выбритый мужчина, на полголовы выше самого Данвелла. Он был одет в тёмные брюки и блузу поверх узорчатого шёлкового жилета, простого на первый взгляд, — но качество изготовления говорило само за себя. В нём не было ничего, что указывало бы на его звание генерала или титул графа, если не считать гербового кольца на правой руке.

— Лорд Барнард. — Данвелл приветствовал человека, который одновременно был членом Круглого Стола и одним из самых доверенных союзников лорда Кромвеля.

Наблюдая краем глаза, он нахмурился. О лорде Барнарде ходили слухи, даже более, чем просто слухи. Большинство из них касалось конкретных обстоятельств, при которых тот и стал лордом Барнардом. Обстоятельств, о которых сам Данвелл не имел права судить.

Лорд был лишь другой стороной медали.

Без умелых организаторов, способных руководить армиями или планировать хозяйство, народное движение, даже подпитываемое праведностью, зашло бы в тупик. Барон Аделина, граф Барнард, рыцари и мелкие дворяне, которые посвятили себя делу… Каждый из них присоединился по своим собственным причинам, будь то кровная обида, суровый прагматизм или хладнокровная жадность, и теперь они были связанны вместе лордом Кромвелем и его планами.

— Вольно, капитан, — легко и почти с улыбкой произнёс Барнард, подойдя и тоже встав у окна, сцепив руки за спиной. — Великолепно, не правда ли? Зрелище того, как люди сплотились вокруг нашего дела? Наконец-то Альбион объединился.

— Так точно, сэр, — осторожно ответил Данвелл.

Конечно, это было неправдой. Альбион сейчас был не более сплочён, чем при Тюдорах. На Севере, где роялистские настроения были сильнее всего, всё ещё продолжались волнения, и имя принца-изгнанника всё также шептали на улицах — если не выкрикивали с холмов. Да и во всей стране, где остатки древней веры были всё ещё живы, легенды о Королеве Фей рассказывали и пересказывали заново. Очень похоже на собственное возвышение Реконкисты.

Похоже, что это только вопрос времени, когда лорд Кромвель обратится к тем же решениям на Севере, которые старый король использовал на Юге. Так чем же объяснялась уверенность графа? Но это было не то место, где он мог позволить себе открыто говорить о том, что его озадачивало.

Барнард сохранял возвышенное выражение лица, наблюдая за горожанами, но оно начало исчезать по мере того, как тепло покидало его глаза.

— Объединённый дом… Это не та причина, которую одобрил бы брат. Я верил, что это изменилось с революцией, когда он пришёл ко мне по поводу нашего отца. Если оставить в стороне наши конфликты, я думал… — Граф пожевал губами. — Ну, возможно, если бы мы оба думали по-другому, — он всё ещё был бы с нами.

Данвелл ухватился за это, хотя бы для того, чтобы сменить тему.

— Примите мои соболезнования, лорд Барнард, в связи с гибелью вашего брата.

— Благодарю. Хотя, возможно, в этом и нет необходимости. Боль притупляется расстоянием от сердца. — спокойно ответил тот. — Несмотря на то, что я опечален убийством моего брата, он действительно был мне чужд — и полностью разделял это чувство. Дориан и в лучшие времена не был сердечным человеком. Я просто хочу получить ответ на вопрос «почему?»

— Полагаю, именно поэтому я здесь.

Данвелл медленно вздохнул. Снова помехи, как раз в тот момент, когда в мутных делишках леди Шеффилд раскрылась ещё одна дразнящая тайна.

В течение последних месяцев учёные под руководством советницы-галлийки вынюхивали в старых архивах Лондиниума, выискивая архивы и хранилища с пугающей целеустремлённостью. Она что-то искала — но что именно, Данвелл сказать не мог. Тюдоры и их союзники обладали огромными богатствами, но он не мог представить ни одного сокровища, которое могло бы заинтересовать невидимых сторонников Реконкисты. Их ресурсы были просто слишком велики для таких мелочей, и любой доход, безусловно, был бы ничтожен по сравнению с расходами.

Чего она добивалась? Обнаружение ответа, без сомнения, будет жизненно важно для раскрытия «Леди Шеффилд».

Настолько жизненно важно, что, когда его вызвали во дворец, Данвелл сначала испугался, что где-то переступил черту и навлёк подозрение на свою голову, — но с облегчением обнаружил, что его разыскивают совсем по другому делу. Но, возможно, облегчение было напрасным…

— Конечно, сэр Данвелл. — Лорд Барнард согласился без малейших сомнений. — Считается, что убийца моего брата — фейри. У вас и вашей эскадрильи больше всего опыта в противостоянии с этим народом.

— Только по чистой случайности. И самые большие потери в столкновениях, сэр, — с горечью сообщил ему Данвелл. Он потерял многих — если не убитыми, то искалеченными — в погоне за фейри, которые присоединились к принцу Уэльсу и бежали из Альбиона.

— Вы больше всех сталкивались с ними, — твёрдо повторил лорд Барнард, голосом ясно давая понять, что он не примет никаких возражений. Данвелл спокойно посмотрел на него. Было время, не так давно, когда лорд был человеком с низким титулом. Теперь он носил свою власть так, словно был рождён для неё. — Я склонен полагать, что ваши неудачи говорят о лишь силе нашего нового врага, а не о вашей слабости. Я что-то не так понял?

— Сэр, как вам будет угодно, сэр, — сказал рыцарь устало.

Если и можно было назвать время и место, когда его убеждённость начала стремительно падать — то это почти наверняка был тот день, когда он впервые увидел фейри. Неоднократные стычки сократили его эскадрилью, оставив от неё лишь обломки, которые только сейчас начали собираться обратно.

По крайней мере, в своем последнем письме лейтенант Вэллс выразил некоторый осторожный оптимизм, описывая новобранцев. Не покладая рук, они тренировались — и теперь, похоже, сразу же отправятся в бой. На самом деле, некоторые из них уже поучаствовали, судя по сообщениям из Кингстона. Фуке Глиняный Ком. Так что не только фейри, но и, вполне возможно, агент-маг на службе у Тристейна.

Его согласие, казалось, понравилось Барнарду, который поманил его рукой, приглашая подойти и встать рядом. Шум толпы был подобен гудению пчелиного улья, далёкому и глубокому, и достаточно мощному, чтобы заставить стекло мягко дрожать в раме. Все эти люди терпеливо ждали назначенного времени. Так много людей — проявление власти лорда Кромвеля над Альбионом.

— Мужайтесь, сэр Данвелл, несмотря на всю их свирепую репутацию, этих дьяволов мало, и они полагаются на обман, чтобы выжить. — Он никогда не сражался с фейри в бою. Иначе бы знал, что «свирепая репутация» вполне заслужена. — Они не смогут выстоять в открытом бою. Когда мы найдём их — мы убьём и их, и всех, кто вступил с ними в союз. Они обязательно увидят нашу мощь перед своей кончиной.

Лорд Барнард хищно ухмыльнулся — а Данвеллу оставалось только терзаться сомнениями.

Это действительно была мощь — но надолго ли? Мощь, построенная на лжи, которая стала правдой. На победах, которые легко могут обернуться поражениями. Но пока люди ликовали и предвкушали — их надежда несла их вперёд в шторм, который можно было только оседлать — или сгинуть в пучине. Прошло совсем немного времени, прежде чем шум открывающихся дверей оповестил обоих мужчин о том, что время пришло.

Лорд Кромвель, лорд-протектор Альбиона, как он сам себя титуловал, вошёл в сопровождении своей свиты — четырёх рыцарей-телохранителей, бывших помощников короля, решительно выглядевших в красных парадных куртках и белых брюках, полудюжины дворян, среди которых барон Аделина выделялся рыжими волосами и усами, в которых всё больше пробивалась седина. За ними следовали слуги — посыльные, камердинеры и секретари.

Данвелл постарался не задерживать взгляд на леди Шеффилд, призрачно-бледной темноволосой женщине, вместо этого сосредоточив свое внимание на чём-то другом. У него могла быть масса оправданий для этого — черноволосая дама рядом с Шеффилд и джентльмен с мягкими чертами лица в её компании были ему незнакомы. Ещё помощники?

Лорд Кромвель не дал ему достаточно времени, чтобы обдумать этот вопрос, вырвавшись вперёд своей свиты и широко раскинув руки при виде графа Барнарда.

— Дункан! — Лорд-протектор сочувственно улыбнулся и взял лорда за плечи. — Такая ужасная новость — смерть вашего брата! Яркий светоч нашего дела угас.

Кромвель печально покачал головой, и Данвелл не взялся бы сказать — было ли это сочувствие искренним или нет. Губернатор, несомненно, был союзником Кромвеля, точно так же, как он был соперником своего брата.

— Моя благодарность, лорд Комвель. — Граф Барнард отступил назад, когда хватка на его плечах ослабла. — И моя благодарность нашему Делу за то, что вы предложили мне помощь для свершения правосудия над его убийцами.

— Конечно-конечно! — Кромвель отмахнулся и кивнул в сторону Данвелла. — Капитан — прекрасный воин. Я думаю, он и его люди сослужат вам хорошую службу в этом деле. Но сейчас, пожалуйста, давайте сосредоточимся на наших успехах, а не на наших неудачах. Пойдёмте, пройдёмся немного, генерал, капитан.

Пристроившись рядом с графом Барнардом, Данвелл снова перевёл взгляд на проплывающие мимо окна, прислушиваясь к разговору:

— Я хотел бы, чтобы вы знали, Дункан, — наше Дело с вами, как и Воля Божья. Никакие средства не будут запретны в поисках справедливости против полулюдей, порождённых Тристейном. — Кромвель сцепил руки за спиной, толстые пальцы играли с кольцом на правой руке. — С вашего благословения, я хотел бы выступить сегодня от имени вашего брата и вознести молитву за него.

— Конечно, лорд Кромвель, и спасибо вам. — Барнард шагнул вперёд лорда-протектора, придерживая для него следующую дверь. — Дориан заслуживает этого. Я находил неверие моего брата… временами тревожным — но в немалой степени благодаря ему графство Барнард и порт Кингстон так хорошо пережили войну.

— Не судите его слишком строго, Дункан. — Лорд Кромвель вздохнул. — Ваш брат не был единственным. Для истинно верующих только веры достаточно — но все люди питают сомнения, и все чувствуют тягу к мелким порокам, — голос лорда-протектора понизился до шёпота, а затем резко поднялся: — Но мужайтесь, ибо вера может обновляться, как это происходит каждый день до последнего дня нашего славного дела! Ваш брат будет жить в нашей победе!