・10・ (2/2)

— У тебя проблемы с деньгами? — Джей ставит перед Сонхуном чашку, куда заведомо добавил молоко. Рано тому неразбавленный пить.

Дурень.

— А у тебя аналогично, братец? — улыбается в своей саркастической манере. Джею так сильно его такого не хватало.

— Мы дети очень богатого и влиятельного человека, тоже тревожимся насчет денег. Ладно, начну первым, я знаю ты не одобришь, но мне очень хочется вернуться хотя бы в ту квартиру. Не могу здесь оставаться.

— Знаю, но не думаю, что Господин Пак согласится, — он умолчит о долгом разговоре с главой семьи по поводу досрочной выписки Джея под свою ответственность. Как-нибудь потом напомнит. Или нет.

— А я его послушаюсь?

— Какой ты пример подаешь мне, как младшему брату?

— Все в рамках жанра, — смеется Джей впервые за долгое время.

— Хорошо, но одно условие. Я буду жить с тобой.

— Станешь моей нянькой?

— Я когда-то переставал ей быть?

— Вот же паршивец. Ладно, будешь значит еще и убираться. Кстати, ты на вопрос не ответил. Что у тебя происходит?

— Ну-у-у… — Сонхун был убежден, что умеет хорошо скрывать свои настоящие эмоции, но на самом деле вся суть в смотрящем. Заметит ли собеседник? Джей Пак всегда замечал, если по-настоящему смотрел, — Я не очень сдал экзамены, и стоимость обучения внушительная. Наследство покроет эту сумму, но все остальное…

— Хочешь у отца попрошу?

— Джей-я, подумай хоть раз о себе, тебе ведь тоже они нужны, а ты опять все мне.

— Ты прав. Тогда разберемся вместе?

— Как обычно.

Пустота и забытое тепло, будто им снова по пятнадцать. Что бы сейчас те парни им сейчас сказали?

・・・</p>

До боли костях знакомый скрип входной двери. Звон украшения.

— Как я давно тут не был. Приятно наконец-то вернуться, да? — Сонхун по-хозяйски заходит внутрь. Джей же застывает у порога.

Ему очень стыдно. Он не помнит ни дату, когда в последний раз покинул их с Хисыном квартиру. Во что был одет сам или какое лицо было тогда у Ли. Кажется он хоть и бессознательно, но специально стирал такие моменты из своей памяти.

— Эй, сделай глубокий вздох и заходи, — младший берется за рукав зимней куртки и ведет парня за собой, — Страшно?

— Нет, просто… Непривычно? И не потому, что я помню, как было раньше, как раз наоборот, я ничего не помню, как было раньше. Мне жутко стыдно.

Сонхуну грустно слышать Джея. Все чаще он начинает говорить так, что от соли щиплет глаза. Он подходит ближе и обнимает того со спины, повинуясь молчанию.

— Он не забирал вещи?

— Нет, его номер не активен, дозвониться невозможно, а сам он не появлялся больше.

Парню бы не перечислять по памяти в голове все пожитки старшего, оставленные тут. Вот это он бы хотел забыть. Такие мелочи — самые болезненно-прожжённые участки в мозгу.

・・・</p>

— Черт, так опаздываю. Ты уверен, что сам справишься? — Сонхун спешно завязывает шнурки на новых кедах.

— Я там работаю уже полторы недели. Просто сегодня вместо возвращения домой поеду на эту встречу, а потом мы все вместе в бар до утра.

— Очень смешно. Ты точно в порядке? Ночью снова вставал.

Ночь теперь делилась на три типа. Первый — старший мучается от бессонницы, слоняется по комнате или сидит на кухне. Второй — самый страшный для обоих — проводит в состоянии схожем с лунатизмом, но выглядит абсолютно понимающим, и даже связно отвечает. На утро только практически все забывает.

Самый первый случай произошел через несколько дней после их совместного переезда. Младший проснулся от резкого звука тревожного голоса, умудрился запутаться в пледе и упал с дивана, пока шел до спальни, успел собрать коллекцию синяков на щиколотках.

— Джей-я?

— Ты пришел?! — старший стоит у окна.

— Я в зале был. Потерялся что ли? — Сонхуну на секунду кажется Джей снова бодрствовал из-за бунта тела против сна, просто как-то шумно сегодня. Успокоившись, подходит к нему ближе, но что-то определенно не так.

— Нет. Не ври. Ты ушел. Мне сказали ты больше не появлялся здесь. Даже одежду свою не забрал, я вчера твой свитер нашел.

— Ты о чем? Какой свитер?

— Перестань! Скажи как есть, что ненавидишь меня. Только не ври. Я думал тебе будет ужасно плохо смотреть, как я погружаюсь на дно, поэтому позволил уйти. А когда ты правда ушел, понял, что это мне ужасно плохо видеть твое разочарование. Я не выдержал и оттолкнул. Самым ужасным способом.

— С кем ты говоришь? — напряжение лианами окутывает ноги, ползет выше и выше.

Сонхун понимает, что ничего не понимает, и, возможно, никогда не понимал. Может он все-таки спит? Младший решается взять того за руки и усадить на кровать.

— Слушай, ты меня сейчас жутко пугаешь.

— Я всегда тебя пугал, да?

— Ну, не особо. Когда детьми были, и ты прятался, чтоб неожиданно выпрыгнуть, было немного, а так ты совсем безобидный.

— Это тебе Сонхун рассказал, да? Мне потом прилетело от отца за эти выходки, он сказал обращаться к нему как к младшему брату и заботиться о нем. Только ему не говори, хорошо?

Доходит.

— Не скажу. Ложись.

Закрывая за собой дверь спальни, Сонхун понимает, что один долго не продержится, и Хисына нужно найти. Но сначала хорошего врача. Лучше для них обоих.

Эта ночь тоже была из «второго типа». Джей говорил с какой-то женщиной или девушкой, благодарил за все взращенное ею, за такой красивый сад и сына, тоже похожего на цветок.

— Все, пойду. Еще раз, уверен, что сам доберешься?

— Вот же пристал… Я не один пойду, понял?

— А с кем тогда? — Сонхун решает, что семинар, который начнется через сорок минут, может и подождать в таком случае.

— С Мев.

— Та девушка с ночных смен?

— У нее сегодня выходной, я обещал сходить с ней куда-нибудь после групповой терапии.

— Это же классно, блин, расскажешь потом как прошло? Побегу. Быстро ты конечно все вот это вот.

— Вали давай уже, точно опоздаешь.

Спускаясь по лестнице вниз, младший вспоминает, как покидал квартиру Хисына и Джея в хорошем настроении и с желанием любить весь мир. Хоть бессонница и «неожиданные разговоры» все еще мучают старшего, прописанное лечение понемногу начинало действовать, и беспокойных ночей становилось меньше.

Наконец, третий тип — когда сон благосклонен над Паками. Самый любимый и спокойный тип. Он очень надеется, что так будет теперь всегда.

・・・</p>

— Куда Сонхун делся? — отец садиться в соседнее кресло перед телевизором.

— Его группа решила отпраздновать окончание года загородом.

— И он решил, что может оставить тебя?

— То, что он поклялся тебе на крови не отходить от меня, не значит, что у него нет его личной жизни. Я могу за собой присмотреть.

— И поэтому ты сейчас здесь?

Джей знал, что другого разговора у них быть и не может, но ему сейчас так страшно не выдержать и сорваться. Младший бы убил и его, и себя за это. Тот честно соблюдал обещание, данное господину Паку, но сам не успевал дышать.

Когда с общение с Мев начало складываться в какую-то фигуру из нескольких общих интересов, рабочих моментов и легкого флирта, ему показалось, что дальше он может сам. Только вот ему «показалось». Вся пустота все еще с ним, его не покидала.

Съехавшись с девушкой, он не наполнил себя чем-то новым, нет. Он убрал преграду к «свободе» в лице младшего, — ведь тому пришлось вернуться в общежитие — снова изолировался от любимых и окружил себя теми, кому по факту не нужен был. Аналогичный же круг бегства.

Пожили вместе они не долго. В начале были надежды на долго и счастливо, но это была банальная попытка замены, и Джей это признает. Он любил и любит Хисына умом и телом. Все еще думает о нем, пишет ему, не подпускает к себе близко.

Осознав все окончательно, он понял, что все так просто не бывает. Логика не перекроет чувства. Уму не быть главнее сердца. Ему суждено остаться пустым внутри.

И он сдался.

Не окажись сегодня в родительском доме сдался бы окончательно.

— Не появлялся сегодня на работе?

— Как и неделю до этого.

И это тоже лажа. Подработку администратором в дневные смены было не так уж и легко найти, но и в этом больше нет никакого смысла. Зарабатывать, чтобы платить за жилье и еду для выживания, а по жизни искать как бы ее же прожить без вопроса «зачем?».

У него не получает его не задавать и мало что вообще получается. Только терять, наверное, выходит лучше всего.

— Чонсон, ты снова начинаешь?

— Я не знаю, пап, честно. Мне больше всего хочется сказать, что это временные трудности, и прошлое никогда не повториться, но на самом деле у меня нет ничего больше. Даже гордости, поэтому, возможно, я здесь. И ты можешь говорить все что угодно, я не хочу больше ругаться. Ничего не хочу.

Господин Пак неуверенно мнет краешек конверта в руках. В широкой гостиной свет исходит только от выпуска новостей по телевизору. В доме они одни, и скорее всего другой возможности больше не представиться.

— Ты сказал не лезть в твои дела, но это пришло несколько месяцев назад, я не знал, что с ним делать — кладет конверт на столик между кресел.

Открытый конверт говорит о том, что о его содержимом уже известно, а значит хорошего в нем мало. Точнее абсолютно ничего.

Внутри фотографии. Несколько. Хоть освещение не позволяет идентифицировать детали, но это и не нужно. Парень помнит каждый момент, запечатленный на снимках. Он тут вместе с Хисыном. На каждой прямоугольной глянцевой карточке. За руки и глаза в глаза.

— Это пришло на мое имя в офис, поэтому я и открыл. Полагаю у господина Ли есть точно такой же.

Насколько мала вероятность того, что весь мир, вся Вселенная была рождена только ради моментов на этих фотографиях? Тогда было бы весомое оправдание, почему после разрушилось буквально все.

Джею захотелось лишиться зрения, слуха, абсолютно всех чувств и ощущений. Желательно еще своих умственных способностей, если те когда-либо были.

Он слышит и понимает сказанное отцом, но так не хочет верить в то, что по его вине случилось самое страшное — родители Хисына все узнали.

И правда. Самое отвратительное, что я когда-либо совершал в жизни, я совершил с тобой.

Я обещал тебя беречь и сам же разбил, как самый дорогой хрусталь. Подобрался ближе всего, выведал самый жгучий страх и сделал его твоей реальностью.

— Как понимаю, человек, с которым ты связался, является отправителем. Он вас шантажировал? — голос отца мягкий, перекликается с темнотой гостиной.

«Вас».

Как же давно он знает?

— Харун просил помощи с клубами, и поначалу своими средствами справлялся, но сам я ему никогда нужен не был. Когда это понял, подумал ну и пусть, мы ничего не подписывали. Продолжал водиться с его компанией, потому что… Остановиться не мог. Они накачивая меня, выкачивали мои деньги. Черт, я столько им отдал, и все мало?

— Таким людям не бывает достаточно, Чонсон.

— Понимаю.

Возможно, я тоже такой же. Они не могут наполниться, и я тоже. Пустые пластиковые контейнеры тянутся к подобным себе.

— Он, видимо искал меня после случившегося. Писал мне до того, как я на реабилитацию лег. Раз уж одна дойная корова соскочила, можно найти другую, например моего отца или еще хуже. Мне так жаль, таким мудаком себя чувствую, — Джей закрывает лицо руками и немного наклоняется вперед, желая испариться и осесть пылью в самом грязном месте на свете. Где он и должен быть.

Странно, что отец не кричит, не ругает, да даже не уходит.

— Как давно ты знаешь о нас? — решается на последний вопрос.

— Хисын звонил мне. Из-за него и начались поиски тогда. Он сам рассказал.

Сам рассказал?

Ты невероятный.

Горячие слезы капают, просачиваясь сквозь ладони, на совместное изображение на коленях. В тот день они только съехались. На Ли были часы, которые ему Джей подарил. Интересно, где теперь они? Как он теперь живет?

— Что с этим делать — решать тебе, но…

— Я расскажу все, что знаю. Мне до невозможности стыдно за все, но я прошу тебя сделать все возможное, чтоб Харун больше не существовал. Пожалуйста.

— Хорошо, — господин Пак медленно встает с кресла и подходит к сыну, кладя руку на сгорбленную спину того.

— Я разрушил его жизнь и свою тоже.

Тяжелая рука ощутимо передает спокойствие и безопасность.

— Больше всего я боялся, что развод с твоей матерью повлияет на тебя, — звучит надломлено.

— Он на меня не повлиял. Он меня «вырастил», потому что тебя никогда не было рядом. Я винил тебя в разрушении нашей семьи всю свою жизнь. Сказал себе никогда в жизни не сделаю так больно кому-нибудь, как было больно маме каждый день в пустом доме, но сам пошел дальше, — Джей чувствует, как ком прыгает в горле. Он всеми силами пытается себя сдержать.

— Я не жду, что ты поймешь меня, но тогда я тоже испытывал внутренний кризис, разрываясь между семьей и делом жизни. Как могут быть счастливы родные, если не счастлив сам? Поэтому я вас и потерял. Тебе что-нибудь принести с кухни?

— Минеральную воду.

Он понимает. Джей оказывается такой же. Полностью идентичен.

Он проходил через то же самое и тоже не справился.

Он стал тем, кого всегда ненавидел, потому что не понимал его тогда. А сейчас...

Лучше бы никогда не понимал. Жизнь такая подлая. Не научился один — второй тоже запнется об такие же грабли, только ударится серьезнее.

Думал будет лучшим человеком, будет сильнее, умнее. Сначала построит себя, потом семью, а этот план рухнул, как карточный домик в неумелых руках. Джей не верит, что Хисын просто так появился и насильно вписал себя в его жизнь. Похоже Жизнь сама их так прописала, чтоб учились на родственных ошибках, но ведь понятнее на своих личных, да?

Отвратительно. Хочется сгореть до пепла.

Хорошо отец не хранил ничего из спиртного в доме. Контролировать себя невозможно. Нужно залить хоть что-то внутрь. Спастись.

Ноги под большими разрядами трясет, напоминая конвульсии, и их никак не унять. Пальцами пытается убрать фотографии с колен, но они рассыпаются на пол, пестря бликами от экрана телевизора. Хочется также упасть, и, возможно, сейчас это и произойдет.

Тянется к телефону на столике. Часто промахиваясь, находит контакт.

«Госпожа Не Ваше Дело»

Еще одно «никогда» окончательно разрушается в этот вечер.