・10・ (1/2)
— Ты что ему наговорил, дурень?! — Сонхун влетает в палату сразу после того, как Хисын скрывается с поля зрения.
— Успокойся, — Джей пытается приподнять свое тело, но то отказывается сотрудничать, высыпая колючки спазмов в ноги и желудок.
— Успокоится?! Это ты успокоением занимался весь год, что советуешь мне такую чушь сейчас?
— Ну, в каком-то смысле.
Возмущение окрашивает уши в алый, напрягает кончики пальцев в желании придушить одного слишком самоуверенного идиота. Сонхун знает, чего блондин добивается, но он не сбежит, потому что Хисын не прав.
Этого придурка он знал отлично и до их встречи с Ли, определенно точно знал весь период их со старшим отношений, и бесспорно будет знать сейчас, через час, день и век. Можно даже предположить, что и в парочке других Вселенных Сонхун будет способен перечислить все бесящие качества Джея по пальцам, сколько бы их там ни было.
Младший хитро улыбается, разворачивает к себе белое кожаное кресло, садится, упирая взор в печальные глаза Пака.
— Думаешь будешь себя вести как чертов мудрец, которому никто не нужен, я тоже убегу? Может Хисын тебя таким и считает, но не я. Ты для меня все еще такой же одиннадцатилетний дурень, который кормил рыбок отца острой пастой на зло тому. Хочешь казаться бесчувственным камнем? Ну, давай, но только знай — я тебя не оставлю.
Сонхун победно облокачивается на спинку, скрещивая руки на груди.
— Когда ты успел так вырасти? — Слова мягкие, в них сквозит улыбка.
— Не занимался бы херней в одиночку, знал бы когда.
— Прости.
— А вот не смей извиняться. Я хочу знать, что ты ему сказал, а не слушать тут всякие «прости» непонятно еще за что. И лучше тебе не мяться, я нетерпеливый.
Теперь же усмехается Джей. Младший смог в точности скопировать ту манеру речи, которую он сам для себя выстроил, ведь так хотел быть по-настоящему старшим для него. Теперь же они поменялись местами.
— Я сказал, что изменил.
— И это так?
— В каком-то смысле.
— Джей-я, я сейчас тебя тресну чем-нибудь. Хватит говорить загадками.
— Я не помню… Многое. Разные люди и разные места, и каждый раз все новое. Пока оставался трезв, я никого не подпускал близко, но что было потом…
— Но Хисыну сказал, что точно изменил?
— А разве нет? Может не физически, но я каждый раз врал, уходил, а он ждал… Я ничего не смог. Это сложно, я сам толком не могу разобраться. Тебе лучше не лезть.
Сонхун не особо улавливает к чему ведет старший. Тот, как будто не сидит на больничной кровати в приватной палате частной клиники. Он где-то в своем неоткалиброванном мире, пытается свести все точки так, чтоб мир вокруг не рухнул в одночасье. Слишком многое возомнил о себе.
— И никому лучше не лезть. Ты-то сам уверен, что в одного сможешь? Конечно прости, но ты не думаешь, что вся эта ситуация произошла именно по этой причине?
— Грубо.
— А думаешь после этой ночи кто-то с тобой будет церемониться? Я задрался терять дорогих мне людей, а тебя готов зубами тащить из той дыры, в которую ты сам себя затянул. Теперь всегда буду за тобой тенью ходить, хочешь ты этого или нет, братец, — Сонхун понимает, что просто «отыгрывается» на старшем из-за сегодняшней ночи и так бы ему никогда не сказал. Только сути форма не меняет, — Мне нужно идти, у меня вообще-то учеба.
Тишина. Джей не может ответить, все правда до каждой жесткой ноты в голосе напротив.
Сонхун встает, отряхивает куртку и замечает сумку, принесенную Хисыном. На душе становится так обидно, будто его в банку затолкали и крышку закрыли. Он не может выбраться и не может помочь окружающим.
— Где отец? — Джей окликает уходящего.
— Говорил с врачом, скоро будет. Тебе лучше слушать и не перечить.
— Что будет дальше?
— Тебе нашли место в рехабе за городом.
Джей закрывает глаза.
・・・</p>
— Срок лечения индивидуален, в зависимости от истории пациента. Как понимаю у вашего сына это первый привод?
— Да, все так, — отчеканивает господин Пак.
— Тогда на ваше усмотрение. В среднем лечение занимает от месяца и более.
— Мы будем настаивать на полном пакете.
«Мы».
Джей стоял за спиной отца и слушал решения, который «они» ему вынесли. Полный пакет обозначал 9 месяцев пребывания хрен пойми где, а он даже возразить не может.
Он ничего не решает больше.
Решал ли когда-то? Спорный вопрос.
Удавалось ли ему? Ни черта.
Две недели назад он выписался из больницы. Все это время просидел в доме отца, над ним коршуном кружили Джанет, Сонхун и горничная, которую парень раньше не видел, а значит, скорее всего, она была нанята не совсем для тех обязанностей.
Парень осматривает просторное помещение с минимальным количеством мебели, но с внушительным перевесом стеклянных поверхностей. Постоянно замечает отражение. Якобы свое, но нет. Он не чувствует родства с человеком на противоположной стороне.
Поверхности цветные, окрашивают фигуру смотрящего то в бледно-лиловый, то в салатовый, и от этого оттенка не по себе. Взгляд останавливается на лице двойника. Уставшее выражение, темные волосы, — пришлось прощаться с блондом, как и много с чем еще — пустые глаза.
С «этими» глазами смериться просто невозможно. Он бежал и заливал в полые пространства своей души и тела любые краски, чтоб просто было. Хоть что-то. Все равно какие, все равно, что они вытекут или сами собой испарятся, потому что им там не место. Главное мнимая заполненность.
После оформления на руки выдавали один комплект пижамы, — но сказали можно и в своем — гигиенический набор и толстую тетрадь-дневник. В него нужно было писать свои мысли и чувства, предоставлять на сессиях персоналу. Не то, чтобы его вырывали из рук пациентов насильно, да и писать что-то или нет — вольный выбор каждого. Как и считать эту затею полнейшей хренью — тоже абсолютно вольный выбор каждого.
Черная с дешевой имитацией кожи тетрадка не внушала особого доверия, и на первых трех групповых встречах оставалась чиста в клеточку. Но только одна единственная женщина-психолог знала, если начать читать с конца — точнее со страницы так пятой — можно было заметить, что эта затея все-таки работала даже для Джея.
«Я считаю себя красивым только тогда, когда смотрюсь в битое стекло в туалете какого-то ужасного бара или клуба. Я признаю себя только под высоким градусом. Без этого меня нет. Меня нет.»</p>
Он сдается, но с обратной стороны. Он этого не видит в упор, но всегда-всегда чувствует.
«Перед уходом мать мне сказала никогда не показывать людям своих эмоций, потому что всем всегда что-то нужно, а чувства — шанс для других получить это желаемое. Она на своем опыте познавала мудрости жизни, и иногда то, что она говорила разнилось с ее поступками. Это очень раздражало. Я не хотел быть таким же человеком. Может поэтому она отправила меня к отцу.
Тут есть одна женщина, она у меня в мозгу капается, и всю эту бурду про мать она заставила вспомнить. Я знаю, что она это прочитает и скажет, что я специально под юмором и колкостью прячу правду. Поэтому назову ее Госпожа «Не Ваше Дело». Главное про тебя больше не спрашивает. От этого спокойнее».</p>
«Познакомился с одной девушкой. Она достаточно знаменитая за стенами нашей тюрьмы, поэтому без имени. Назовем ее Малина (ей она просто нравится, и это единственное, что она может есть). Не думал, что столкнусь со звездой при таких обстоятельствах, но знаешь, если рожден сиять — будешь сиять при любых условиях. Она часто взрывается, и многие боятся ее. Мне не страшно, наоборот мне бы ближе к чему-то или кому-то «воспламеняющемуся». Она чистая энергия в такие моменты, а я свою утратил. Может даже у меня и не было ее совсем…
После группового сеанса Малина сказала, что многие тратят время и только обогащают местный персонал. Среди нас есть люди, за спиной которых от пяти до четырнадцати приводов в реабилитационки.</p>
— Почему так?
— Ну, возможно так проще, но скорее всего они просто не знают ради чего жить. Не бороться, а именно жить. Обычный же вопрос, да? Только обычного ответа нет.
— Это и твоя история?
— Отчасти. В былые времена я сияла на сцене, но за сценой меня топили, и я больше не могла верить в мечту, ведь ее кроили, подшивали под себя. Сколько людей — столько и мнений, а значит и желаний на тебя. Радует только то, что такая я не одна, много похожих историй.
— И ты не хотела вернуться?
— Я возвращалась. После третьего срыва я сидела вон в том углу. Не попадай туда, хорошо? Он занят мной.
Малина сказала, что это ее седьмое посещение клиники. У нее есть теория, что человек после четвертого раза не выбирается ни из своих проблем, ни из подобных мест. Посмотрим. Она говорит у меня есть шанс, пока мне это нужно, даже если я не знаю зачем».</p>
«Сам не понял почему стал писать тебе. Не хотел вообще-то. Госпожа «Не Ваше Дело» говорит полезно писать кому-то, но мне кажется ей просто нечем заняться в этой глуши, и поэтому она читает писанину пациентов. Может она и не врач даже.
Она требует от нас личного признание может не себе, а тому, кто это никогда не прочтет. Бред же, да? Зачем время тратить, если читать никто не будет. Но она хитрая. На эту реплику выдала нам, что вы все кому-то пишете, даже если отрицаете. Эта дурацкая тетрадка тому прямое доказательство.
Тебе правда легко писать, ведь ты не увидишь.
Черт.
Дурацкие подсознательные штучки».
</p>
«Мне кажется, я люблю неправильно. Из твоих слов складывается ощущение, что любить — это легко. Ты это так и ощущаешь. Я в этом точно уверен. Тебе будто ничего больше и не нужно, а я все думаю, как отплатить за то, что ты ничего не просишь. Для меня это ново, понимаешь? Мир требует всего и сразу, а ты вот нет.
Ты так красиво любишь, что мне становиться жутко.
Вдруг я тебя всего лишь использую? Тебя, твое тело, сердце и душу. Выкачиваю все силы словно жизнь из недр Земли. Заполняю тем, чего у самого нет. Мне противно от себя, потому что тебе ничего не нужно, и я не могу тебе «заплатить» за это. Я пытался, потому что иначе нет для меня существования.
Госпожа сказала у меня слишком деловой взгляд на мир и отношения, влияние среды детства. Мне казалось, в современном мире все так мыслят, но нет. Ты нет, хоть и вырос в похожих условиях.
Я сломал себя в попытке понять тебя».</p>
・・・</p>
— Хисын вернул ключи, прислал на мой адрес, — голос Сонхуна отражается от кремовых стен комнаты для гостей. У них полчаса.
— Логично.
— Не хочешь про него ничего слышать?
— Как будто мне можно даже думать о нем.
— Почему ты так решил?
— Ты вроде понимаешь, как в обществе относятся к предателям и изменщикам. Нет у нас права думать, что что-то еще можно вернуть.
— Как ловко ты себя в эту группу приписал конечно, — младший ухмыляется. Пытается показать, что его отношение никак не поменялось, потому что для него Джей все такой же, — Теперь все? Клеймо на всю жизнь?
— Не будь ты знаком со мной, тоже бы меня порицал.
— Это твоя работа, у меня и так много дел. Но если тебя этот вопрос так беспокоит, давай поговорим, хоть мне казалось время встречи проводится немного по-другому.
Теперь же усмехается Джей, ему тепло и одновременно мерзко осознавать, что Сонхун остается с ним. Вырастил на свою голову.
Или же вырос таким сам?
— Я ни черта не смыслю в романтике этой вашей, в чувствах, но я был уверен у вас все так по-настоящему, что даже не хотелось завидовать, только наблюдать и впитывать. Видя все своими глазами, трудно поверить, что мы сидим тут. Вы —настоящий дом, тепло и уют, и ты был неотъемлемой частью этого. Хоть сам, конечно, в это не веришь, потому что камень каменный.
Да, он не верит, что с ним можно что-то построить. Что с ним можно находиться в одном помещении без вреда окружающим. Он умеет только разрушать, отражая свое собственное внутреннее состояние в руинах вокруг себя.
И так было всегда, только недавно он перестал скрывать свою вредоносную сущность, как делал всегда, перекрывая все черное якобы белым и полезным обществу. Странно только одно — белому нужно повиноваться, а черному подчинять себе. Может этот прием работает только с ним, а может и того больше.
Так или иначе теперь они с Сонхуном сидят здесь.
— Как бы там ни было, я не верю, что ты способен поступить плохо с кем-то специально. Людям просто бывает больно, а избавиться от этого они не могут, вот и ранят, потому что никто не хочет быть один, даже если говорят обратное, — Сонхун, не поднимая головы, продолжает верить, что его слова звучат правильно, как учил старший, — Боль сложно увидеть, если не знаешь, как она выглядит у другого человека. Иногда мне казалось, я знаю тебя лучше себя, поэтому твою боль тоже знаю и вижу. Наверное, у тебя тоже такое бывало.
Время посещения подходило к концу. Младший собирался уже покинуть комнату для приема гостей, когда его руку ловят, заставляя остановиться.
— Я собираюсь отсюда выйти. Не хочу больше так жить. Хочу по-новому.
Сонхун чувствует, что надежда маленькой пурпурной звездочкой зарождается прямо в солнечном сплетении.
・・・</p>
— Ты понимаешь, что к тебе нет сейчас доверия, и возможно долгое время тебе придется слушаться и идти против своих желаний или даже самоуважения? — Доктор Ан как всегда непреклонна и бьет точно в каждый еле заметный нерв в теле Джея, будто просматривает анатомическую карту его уязвимых мест.
— Это вроде касается здесь каждого, не смотря на то сколько они провели тут времени.
— Первый выход очень важен, кого-то он ведет в новую жизнь, но кого-то возвращает в наши стены, — женщина откладывает очки на стеклянный столик по левую руку от нее.
— Вы думаете я скорее всего вернусь?
— Я уже говорила тебе в чем твоя проблема. Ты бежишь от правды, строя себе самодельные иллюзии, потому что не хочешь знать как все на самом деле. Так бывает у многих, но, если ты действительно хочешь вернуться к нормальной жизни, а не сюда, тебе стоит над этим хотя бы задуматься.
— Не зря я вас называю Госпожа «Не Ваше Дело». Вам не кажется, что ваши методы общения уж слишком грубые? Будь я повосприимчивее, персоналу бы пришлось прятать ножи на кухне. Вы вообще не знаете нормальных мягких методов?
— Ты знаешь сколько людей сюда возвращается каждый год? Месяц? Я здесь, чтоб достучаться, а не по головке гладить. Да, это тоже очень действенно бывает, но не долго, потом чаще всего все повторяется. Я не хочу, чтоб и с тобой случилась эта карусель. Жизнь — она другая, а ты в упор этого не признаешь.
— Меня что-то в последнее время часто стали учить этой «Жизни», может я как-то сам? — Джей чувствует привычное бурление крови в жилах, так бывает практически каждую их встречу.
— Даже обиженных детей учат жизни, потому что обида не делает их хуже или выше других, — врач пишет свое заключение на справке, которая предоставляется главе клиники для дальнейшего решения о его судьбе.
Джей верит в успех миссии наполовину. Главное он смог сдержаться в этот раз и не вспылить, но как же тянет бросить этот хрупкий столик в стену за женщиной. Он не позволит сравнивать себя с ребенком. Тем более обиженным.
Сегодня была последняя капля. Может он еще не определился с тем, что именно станет его новым ориентиром, но для начала хватит и обещяния никогда больше не возвращаться в этот злополучный кабинет, не слышать голос «разума».
Он забирает желтую бумагу из рук психолога, не решаясь сразу проверить написанное. Пак выдержит перед ней лицо в последний раз и не покажет боли.
Закрывает за собой дверь. Проходит по коридору до поворота, где его ждет Малина.
— Ну что? — ее немного трясет то ли от волнения, то ли от пустого желудка.
Джей отдает ее листок, уж лучше пусть она озвучит вердикт.
— Ты свободен, — она не прячет завистливую ухмылку. Понятное дело, врать девушка не будет или притворяться, чтоб порадовать кого-то, потому что ненавидела свою работу, которая научила этому и в конечном счете уничтожила ее.
— Мне еще нужно пройти собеседование с комиссией, — Пак отвечает без какого-либо энтузиазма.
— У тебя хорошее поведение и первый привод. Считай уже прошел. Даже прежние замечания Ан тебя не коснуться больше, — Малина машет желтым билетом в жизнь перед лицом парня, меняя ухмылку на ехидную улыбку, — Ты главное на свободе не теряй голову от обилия кислорода и не забывай обо мне.
— Ты такая уж точно одна, невозможно забыть. Будь больше — мир бы не выдержал, — забирает уже слегка помятую бумагу и направляется дальше по следующему коридору.
— Джей! — девушка окликает перед самым открытием очередной двери, ведущей в очередной коридор, — купи много горькой минеральной воды… Понадобиться в паршивые моменты.
Пак не улавливает смысл, но думает послушаться хотя бы ее совета.
・・・</p>
Джей поражается сам себе. Он вернулся в дом родителя, помня каково жить в своем собственном свободном углу. Злость и безысходность достаточно часто накрывают парня тяжелым черным одеялом, но он не хочет возвращаться туда, откуда только что выбрался. Пустота внутри, не до конца понятая, но уже хорошо изведанная — все-таки в клинике мало интересных занятий — отрезвляет в практически любом урагане эмоций.
Поэтому большую часть дней он либо злиться и срывается на ком-нибудь или чем-нибудь, либо ходит призраком своей тени. Это не так уж ново, но он думал, что, освободившись ему сразу станет легче. Все-таки период в полгода в глуши в далеке от города, когда его кровь состоит из суеты машин и людей вокруг, одолевает зудом по ночам. Или же пагубная привычка все еще тянет к себе. Непонятно.
Госпожа «Не Ваше Дело» упоминала, что признание — первый шаг к исцелению. Хорошо, он глубоко и искренне признает в себе одну лишь пустоту. Признает и тот факт, что она захватила его всецело, ничего не оставив. Ее он глушил враньем и громкой музыкой, топил в алкоголе и в дыме сигарет, — он не курил, стоял рядом, но сам никогда не курил, Хисыну не нравилось — но ничего не вышло. Она все еще сильнее его, а он окончательно сдался. Ему больше не чем крыть и не о чем врать. Да и некому тоже.
Неужели он всегда был таким? Точнее, всегда было это «ничего»? Может он что-то потерял просто? Найдет и тогда заживет?
Однако, одна единственная мысль, приобретённая в кремовых стенах, — готов ли он снова начинать поиски? Заново вставать на тот же путь? Выбора нет, ведь так живут все, в каком-то движении, а его выкинуло из этого потока. Оказавшись там же, откуда Джей начинал, парень не был уверен, что способен продолжить. Он чувствует только страх, который толкает в спину острыми мечами, перед будущем. Зато терять больше нечего.
Один страх всегда сменяется другим, и это вечное постоянное движение в его жизни.
— Ты спал вообще? — Сонхун часто задает это вопрос, хотя по его внешнему виду можно сделать вывод, что это он адресует сам себе.
— Не смог уснуть, ищу хоть какую-нибудь вакансию, где не спросят почему у меня до сих пор нет диплома, — Джей потирает красные глаза, наливая им кофе.
— Понимаю, сейчас в принципе трудно искать работу. Мне удалось устроится в нашу университетскую библиотеку, но кажется я там пашу только за «спасибо», — теперь понятно почему младший выглядит не лучше старшего.